Песни мертвых детей
Шрифт:
— Пол, — сказал Питер, останавливаясь рядом со мной, но все-таки чуточку за спиной. — Ты видишь, что он натворил?
Я прошел на середину комнаты, хотелось поточнее разглядеть мертвое тело миссис Динозавр. Лишь тогда я увидел ящик для игрушек, принадлежавший Мэтью, его содержимое было рассыпано по ковру рядом с диваном. Еще два самолета торчали из, точнее, вонзились в миссис Динозавр — в зависимости от точки зрения. «Штука» спикировала ей прямо в живот, в район пупка. На винт самолета накрутилась какая-то серятина — я решил, что это кишки. Самолет почти полностью висел наружу и держался лишь на сломанном пропеллере. Гордость Мэтью, модель «Мессершмита» Bf-109 G.6
Внезапно произошло странное. Я вдруг начал понимать, что именно сделал Эндрю — еще до того, как мой взгляд находил очередной след его деятельности. Словно я одновременно находился в двух местах и временах — там, где я был теперь, и рядом с Эндрю в момент убийства.
Я взглянул на школьную фотографию Мэтью, уже зная, что увижу: Эндрю пририсовал нашему мертвому другу кровавую улыбку.
Просто мистика какая-то.
Я переступил через птичью клетку (наверное, Эндрю притащил ее с чердака) и увидел, что так и есть — именно в клетку Эндрю положил глаза миссис Динозавр. Там же лежал и Солнышко.
Существовал только один способ проверить мой мистический дар: я должен вспомнить, что мы вместе с Эндрю сделали с мистером Динозавром. А потом нужно подняться наверх и посмотреть, правильно ли я вспомнил.
Питер сказал, что не пойдет со мной. Его тошнило.
— Ты мне рассказывай, что видишь, — крикнул он, стоя у подножия лестницы. — А я здесь постою, буду твоими глазами внизу, послежу за полицией.
Я не стал говорить ему, что кое-чьи глаза и так уже в самом низу.
Да и следить за полицией не было особой необходимости. Эндрю, судя по всему, оказался настолько умелым убийцей, что никаких криков не было.
Мистер Динозавр, как я уже знал, лежал на кровати. Его тело было укрыто одной лишь простыней. Все покрывала и одеяло валялись на полу. Его лицо — это было нечто. Никаких самолетов. Просто Эндрю отрезал мистеру Динозавру пальцы. Сквозь простыню проступали пятна, темно-красные пятна. На человеческом теле десять отверстий: два глаза, две ноздри, два уха, один рот, один пупок, один мочеиспускательный канал, один задний проход. Еще у человека есть десять пальцев. Эндрю сопоставил два этих факта, просто идеально сопоставил. Создавалось впечатление, что Эндрю не нанес ножом мистеру Динозавру ни одного удара. Я знал, что Эндрю просто накрыл его лицо подушкой и ждал, ждал, ждал. По ободку глаз (указательные пальцы) торчали пучки светлых волос. Наверное, Эндрю принес их из Утесника. Он все продумал. Убить Миранду. Затем убить Динозавров. Но сначала сказать им, что Миранда мертва. Предъявить доказательство. Я почти слышал его голос, гулко раздающийся в комнате «Вы убили нашего друга, а теперь мы убьем вас».
В комнате остались и другие следы, так же как и внизу, в гостиной. Эндрю не торопился. Он сделал все, что хотел, и в точности, как хотел. Весь пол в спальне был усыпал таблетками мистера Динозавра. Я обратил внимание, что ни одна из таблеток не раздавлена. Я понял, что Эндрю рассыпал их под конец, перед тем как выйти из комнаты. На зеркале над журнальным столиком кровью были выведены печатные буквы: ВЫМИРАНИЕ.
Я вышел из комнаты и с помощью своей мистики понял, что для Эндрю остался лишь один вариант,
как поступить дальше. А еще я точно знал, где он это сделает.Нам нужно было поскорее добраться до Форта Дерев'a. На велосипедах.
Я оглянулся, еще раз посмотрел на лицо мистера Динозавра с торчащими из него пальцами.
Пора уходить. Питер был прав — в какой-то момент полиция нас настигнет. И мы должны позаботиться о том, чтобы этого не случилось до тех пор, пока мы не встретимся с Эндрю.
Питер последовал за мной.
— Что там?
— Ты никогда не узнаешь, — ответил я.
Питер оглянулся на окно второго этажа. Ему хотелось, чтобы я решил, будто он хочет вернуться в дом, взлететь но лестнице и ворваться в спальню. Но меня не проведешь. Питер — трус. Он никогда не узнает. Не узнает того, что знаю я.
Собрать полный комплект. Этого Питеру никогда-никогда не удастся. Даже когда мы играли в лото у Динозавров, он ни разу не смог собрать полный комплект фишек.
Без предупреждения я ударил его по горлу.
Он закашлялся, захрипел.
Я пару раз двинул его коленом в бедро, чтобы у него онемела нога.
Питер покачнулся, потерял равновесие и изобразил на заснеженной лужайке перед домом небольшой танец из следов.
Когда к нему вернулась способность говорить, он спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Потому что ты этого заслужил, — сказал я. — Почему ты всегда такой полный Пидер?
— Прости, — пробормотал он.
Он понял, что я хочу сказать.
— Не извиняйся, — отрезал я. — Вот приказ. Беги домой и возьми велосипед, но так, чтобы тебя не застукали. Встречаемся в Базовом лагере № 1, в сарае, как можно скорее. Никто не должен тебя задержать. Ты понял? Никто. Иначе пеняй на себя. Я найду Эндрю и расскажу ему о твоем эксперименте с Мэтью. Мы вместе придем и тебя уделаем.
Теперь Питер знал, что значит быть «уделанным» Эндрю.
Он со всей мочи рванул по Неустойчивой улице. Но я знал, что он притормозит, как только скроется из виду.
К своему дому я пробрался через кусты и с облегчением увидел, что матери в саду нет. Иначе мне вряд ли удалось бы забрать велосипед.
(Тогда бы осталось прибегнуть к единственному способу — рискнуть и выманить ее из сада, помяукав раненой кошкой.)
Но накануне ночью ведь был сильный мороз. Что маме делать в саду?
Больше всего меня волновало, как бесшумно протащить велосипед через скрипучую калитку.
И если мать выйдет, чтобы выбросить очистки на компостную кучу, то она заметит, что велосипед исчез. Она решит, что его украли, и вызовет полицию. Но это больше не имело значения.
Я крался к дальнему концу сада с таким расчетом, чтобы перебраться через ограду там, где меня не увидят из кухонного окна.
Я незаметно пробрался вдоль живой изгороди позади дома.
Я хорошо понимал, что оставляю следы.
Пригибаясь, я бочком протиснулся вдоль стены гаража.
Быстрый взгляд за угол.
Это был самый опасный момент. В течение целых двух секунд или около того я буду хорошо виден с наблюдательного пункта, который могла сейчас занимать моя мать.
Но ничего не оставалось, как мужественно решиться на риск На счет «три» я рванул.
Слегка запыхавшись, я ударился о боковую стену дома и прислушался, не крикнет ли мать, не заскрипит ли входная дверь или гравий под ногами.
Но я слышал лишь жалобную песню одинокой малиновки. Я представил себе ее перья, напоминающие кровь раненого: ярко-алые на фоне заснеженной ветки остролиста.