Песни в пустоту
Шрифт:
Евгений Куприянов
“ПТВП” я знал с конца 90-х, когда прочитал про них рецензию в журнале Fuzz и стал ходить на их концерты в “Молоке”. Леха запоминался в первую очередь тем, что читал стихи, которые мне, тогдашнему подростку, сильно в душу западали, я даже их на каких-то школьных утренниках пытался декламировать. В жизни он оказался, скажем так, более вменяемым, чем он кажется, когда видишь его на сцене. Потому что на сцене он себе и руки резал бритвой, и прочее – это всегда было очень эмоционально, экспрессивно, на износ, на убой. А при встрече меня поразил контраст – ну эксцентричный человек, конечно, но совершенно нормальный, адекватный себе и миру. И он действительно сильный, интересный поэт, который все время развивается – и не имеет ничего общего с этой постполозковской волной, захлестнувшей страну. В журнале “Звезда”, где я работаю, такие тексты в принципе не воспринимают, но для молодежи, которая сейчас пишет стихи, это действительно важный автор. Потому
Евгений Алехин
В какой-то момент оказалось, что у нас с “ПТВП” общий турменеджер, и он предложил сыграть вместе. Помню, на концерте я поранил ногу, мне вкололи обезболивающее, еще я напился вискаря… Ну и в итоге подошел к Лехе и спросил: вот ты же вроде серьезный поэт. На хуя ты до сих пор рифмуешь “любовь” и “кровь”?! На что он мне ответил – Женя, иногда планку нужно занижать. Так и началось общение, а потом мы как-то переписывались и решили сделать фиток. Леха предложил: давай что-нибудь литературное, например про гражданина кантона Ури. А я тогда еще “Бесов” не читал – но прочитал за несколько дней и написал свой текст. Леха вообще достаточно начитанный человек, с ним интересно обсудить книжки. И есть в нем какая-то юношеская вспыльчивость. Мы думали когда-то издавать книгу его текстов, и я ему как-то написал, мол, Леша, как обстоят дела, как там твои стишата? А он ответил: “Какие стишата, ты что, упоролся? Я не пишу никаких стишат”. Просто я-то, когда говорю о стихах, стараюсь, чтобы пафосно не звучало, называть их стишатами. А Леха, как я понял, считает, что так нельзя. Он очень серьезно к стихам относится. Я был на Лехиных поэтических выступлениях и видел, как он разбивает стаканы, размазывает кровь по листкам, швыряет их в толпу – и людей даже без музыкального сопровождения вкачивает его драйв. Видимо, он чувствует, что он один из последних настоящих поэтов. Возможно, так оно и есть.
Мария Любичева
Совместный трек мы писали прямо в редакции “Звезды”. У Лехи было одно условие – надо достать стафф. И в результате второе стихотворение, которое звучит в песне “Готов”, – то, где есть строчки “за ноги вешают премьера”, – он написал уже непосредственно в студии, в дыму, за разговорами о поэзии. Это вообще человек, который, когда мы оказываемся в одной компании, всегда говорит о ментах и о поэзии. Мне кажется, так и должно быть.
Евгений Куприянов
Когда вокруг “Готов” начался шум, когда на нас стали заводить какое-то дело в прокуратуре, Никонов психанул и позвонил мне, попросил убрать трек из альбома. Мотивация у него была такая: ребята, я уже давно сижу на чемоданах и жду, что за мной придут, но я хочу за свою группу отсидеть. Я ему сказал, что макет уже в печати, ничего не сделаешь. Правда, потом лейбл тоже потребовал песню с диска убрать – в итоге там звучит половина трека, а когда начинаются запрещенные слова, вступает веселая гармошка.
Валерий Постернак
“ПТВП” уже никогда не станут народной группой. Но это нормально. Ну вот Nirvana стала народной, а Fugazi – культовой, знаковой, но никак не народной, хотя можно ли сказать, кто из них круче? Да обе гениальные. Никонов – крайне необходимый персонаж, особенно для нашего времени. Можно даже сказать, последний рок-герой, вот такой, каким он должен быть. Ну вот кого рядом поставишь? Многим это представляется старорежимным и архаичным – рок-н-ролл как образ жизни, самосжигание, затянувшееся самоубийство и постоянная исповедь. Но история искусства в целом показывает, что без таких персон культура невозможна.
Евгений Куприянов
“ПТВП”, мне кажется, главная панк-группа у нас в стране. Пусть у них сейчас уже есть менеджмент, афиши и какая-то организация процесса, они никогда не ходили ни под какими контрактами, не выступали на корпоративах, не играли на больших фестивалях, не звучали на радио. Это по-прежнему DIY чистой воды – просто сейчас на них ходит не пятьдесят человек, а 500.
Алексей Никонов
Юношеские идеалы – это святое. Мы недавно в поезде до восьми утра говорили об этом и решили, что слава богу, что получилось как получилось. И мой гитарист сказал, что, если бы было по-другому, он бы просто ушел. А я ответил – ты был бы прав, это бы значило, что я тебя наебал. Когда мы начинали, мы хотели доказать, что каждый это может. И сейчас, в свои сорок лет, я тоже это пытаюсь доказать. Я не вру. Демократичность рок-н-ролла, хип-хопа, всей этой музыки – она дает молодежи и вообще обществу возможность хоть как-то себя выражать, потому что все остальное сейчас вообще закрыто. Именно поэтому у всего этого скоро будет такая, очень диссидентская популярность, не как было в нулевых. Я полагаю, что вряд ли режим будет смягчаться. А так как он будет у власти еще лет десять, вряд ли что-то хорошее нас ждет. Но это не повод унывать, надо делать свое дело. В России свободы нет, но на самом деле внутренняя бытовая свобода всегда была больше, чем в Европе. То есть свободы у нас у нас меньше, а независимости больше.
Эпилог
Олег Пшеничный
90-е годы – это время постепенного распада. Апогеем бы я назвал 80–85-й – это была кульминация русского рока. Перестройка – время искушения, испытания, огонь, вода и медные трубы. То есть огонь – это была советская власть, а вода и медные трубы – это перестройка, и их русский рок не прошел. И 90-е – это распад, который, конечно, принес свои плоды, но это было грустно, очень грустно. Ведь одной из главных идей русского рока было стремление к свободе. И вот пожалуйста, вы ее получили. Но почему тогда вы все так скуксились? Почему половина из вас пошли на продажу? Почему вы перестали развиваться? Очень много вопросов. Это было время крушения моих надежд, потому что то иллюзорное ощущение братства, которое чувствовалось в начале 80-х, в 90-х куда-то улетучилось. Хотя, казалось бы, начинай жизнь заново, твори, выдумывай и пробуй. Вместо этого образовался какой-то суррогат, в который втягивались и втягиваются безусловно талантливые личности.
Алес Валединский
Те люди, которые творили в 80-х, были в информационном поле. А тут все изменилось – в информационном поле появился разрыв. То ли рок-культура съежилась и стала явлением маргинальным, то ли все это превратилось в секту, которая не хочет раскрываться. Есть, конечно, те, кто сознательно строит свой миф на маргинальности, скажем Борис Усов из “Соломенных енотов”, явный гений. Но так было отнюдь не со всеми.
Сергей Гурьев
80-е – это куча талантов, которые оказались конвертируемыми во что угодно. А в 90-е годы постепенно пришел большой шоу-бизнес, и реальные таланты стали появляться ему наперекор. На мой взгляд, инфраструктура шоу-бизнеса окончательно утвердилась в России в 95-м году – одновременно с появлением “Русского радио”. В первой половине 90-х было еще неструктурированное пространство, но была нищета и некая народная злоба, все это висело в воздухе, и в этом пространстве существовать было очень трудно. Ну да, народу надо было выживать, а не музыку слушать. Какая-то андеграундная тусовка была, но неструктурированная, нецивилизованная, болталась где-то между клубами, полунищая, пьющая, маргинальная. Особой альтернативной инфраструктуры, в общем, не было. Да она и сейчас формируется, но как-то через жопу. Чем талантливее человек, тем меньше на него люди ходят.
Юлия Теуникова
90-е были временем, когда все идеалы прошлых лет были сломлены и выброшены за борт, а с другой стороны, единая для всех постсоветская реальность еще существовала, сохранялось какое-то целостное культурное поле. Но постепенно разрушалось. Вот был дом, а теперь он потихоньку осыпается, оползает, но не сразу, он исчезает медленно, и появляется постепенно тоска. Отсюда и эстетика. У всех в музыкальной тусовке тогда было ощущение огромного, тотального проигрыша. Но при этом было что проигрывать. Сейчас и проигрывать-то нечего. А тогда люди чувствовали, что красота постепенно утрачивается, безвозвратно уходит, и достаточно агрессивно на это реагировали. Все это проявлялось даже в самых банальных вещах: вот были необъятные поля, а потом там появляется IKEA. Вместо твоего родного уютного мира рождается новый, холодный и алчный. Все, что тебе дорого, все уходит. Это страшная вещь.
Алексей Тегин
Я не говорю о том, что какие-то люди из Москомимущества должны разбираться в культуре, но, прежде чем что-то ломать и выгонять людей, ты хоть должен понять мотивацию их действий с помощью каких-нибудь там более продвинутых персонажей от искусства. Но этого не было. Я думаю, если бы не разрушили “Детский сад”, если бы не выгнали Петлюру из особняка на Петровском, если бы сохранили “Фабрику кардинального искусства”, если бы все это до сих пор существовало, то мы сейчас имели the best. Ведь человеку искусства что нужно? Ему нужно пространство, где бы он творил. Краски не нужны – сворует, если надо, ничего не нужно. Дай вот только место. Холодное, без электричества, где люди в принципе жить не могут. Даже этого не дают. Стоит офигенный особняк, где можно было бы сделать оперный театр. Нет, его сносят, отмывают деньги, ставят какую-то рухлядь для фитнес-центра никому не нужную. Но зато бабки в карманах. Потом они едут в Англию и говорят: как хорошо, какая культура! А там просто таких долбоебов нет, в этой Англии. Я недавно был в Германии, познакомился с ребятами, художниками и музыкантами, которые что-то делают на заброшенной фабрике. Как так, спрашиваю. Отвечают: нам правительство дало помещение, а еще денег, чтобы мы с голоду не сдохли, и компьютеры поставило. Министр культуры сказал, что мы должны заботиться о будущем Германии! А ведь это и есть будущее Германии. Человек каким образом сам себя помнит? Не по количеству бумажек, на которых Вашингтон нарисован, а по музыке, архитектуре, искусству. Так что это и есть забота о стране. А не просто когда деньги зарабатывают и потом тратят в Турции. Глупость какая-то. У нас же суперталантливые люди были. Супер.