Песня моей души
Шрифт:
– Не рано ли ты разочаровался в жизни?
Усталый взгляд юнца от которого мне стало не по себе. Так старику бы полагалось смотреть, который много прожил и много пережил, не детям.
– Мне надоело зарабатывать деньги таким способом, - спокойно признался странный отрок.
– Неужели, ты ничему не обучен?
– Обучен, но моё мастерство никому не нужно.
Заинтересованно уточнил:
– И что же ты умеешь?
Ответа такого не ожидал:
– Петь, играть, слагать стихи, песни и разные истории, - равнодушно объявил парень.
Нахмурился:
– Ну и будь менестрелем, а не вором.
– Сейчас не нужны настоящие менестрели, - с горечью произнёс он.
– Пожалел бы ты мать или кого-то из своих родных. И делом занялся. Не этим, грязным, а приличным!
Суровый взгляд:
– У меня нет родных. И родителей нет. И тебе меня не жалко.
– Ты – глупец. И недостоин зваться менестрелем.
– Я менестрель, сын и внук менестрелей! – гордо произнёс воришка, потом чуть тише исправился: - Точнее, я был менестрелем. Я не хочу быть таким менестрелем, которых слушают сейчас. Не хочу описывать битвы, поединки, сражения, кровную месть! Ты медлишь, и я боюсь, что ты передумаешь. Я ненавижу тебя, всех, а больше всего – ненавижу самого себя за то, что отказался от своей мечты и своих надежд.
– А я от себя не отказался.
– Противно слушать твои слова о тебе. Мне нет никакого дела до тебя!
Усмехнулся. У меня родилась идея, как его направить обратно на прямую дорогу. Сказал с гордостью подняв голову:
– Я собираю легенды родной страны. Добрые легенды. И рассказываю людям о них самих. Им интересно слушать.
– Рассказываешь о мире и доброте? Рассказываешь очерствевшим людям о справедливости? – воришка приподнял брови. – Врёшь! Тебя никто не станет слушать! Я сам рассказывал настоящие легенды, но меня гнали отовсюду и высмеивали!
Пока я говорил с ним, он незаметно достал старинный кинжал. И ухмыльнулся:
– Может, если я тебя отправлю за Грань, стражники отправят меня вслед?
Я выбил кинжал из его руки.
– Ты даже драться не умеешь!
– Менестрель не обязан учиться воинскому искусству!
– Менестрелю не пристало таким способом добывать себе хлеб!
Он долго пытался прожечь меня взглядом, потом попытался вывести меня из себя, сначала лёгкими издёвками, потом – грубостью, но я его насмешки встретил спокойно.
Отпускать его в таком состоянии нельзя, чтобы чего-то с собой не сотворил.
Силой усадил его на лавку и попросил у трактирщика порцию каши для парнишки.
– А кто будет за неё платить? – впервые проявил тот какую-то реакцию к происходящему, недовольную.
– Я заплачу.
Других вопросов мужчина не задал и быстро поставил поднос с новым завтраком перед воришкой.
– Мне не нужна твоя подачка, - возмутился тот.
– Поел бы лучше, ты голоден.
– И горд.
– Тогда заплати за еду легендой. Я с удовольствием её послушаю.
Он колебался. Похоже, предложение ему понравилось, но возвращаться к прошлому не хотелось. Голод помог ему выбрать.
– Сначала поем. А то ещё отберёшь еду и потом никому не докажешь, что ты обещал меня угостить.
– Договорились.
Вернул кинжал в ножны и подождал, пока он поест. Когда кто-то из вошедших направился к валявшемуся на полу кинжалу паренька, забрал оружие у него перед самым носом.
Думал, менестрелем он окажется довольно посредственным, раз его не стали слушать, да и затянет он про очередную битву и кровопролитие, но…
Парнишка глубоко вдохнул и вдруг начал, нараспев, пылко, громко:
– Ветры дули холодные, ветры дули прохладные, были ветры и тёплые у вершины пустынной. Ветры были и слабые. Ветры были и сильные. Пролетали они над равнинами, над вершинами…
И однажды у пропасти из холодной унылой глыбы ветер сильный равнинный с долинным высек сокола. Сокол вышел маленьким: и не сокол, а соколёнок вовсе. И стоял он у пропасти, вниз взирая с горы…
Проплывало мимо вершин торопливое времечко. Не касалось оно только сокола, пожалев, что он маленький, и что сокол тот не взлетит никогда. Сколько ж соколов время то возвышало и уносило! Но летали те соколы в выси, наслаждались полётом и видами, и пощады у времени не просил ни один из них…
Ветры дули холодные, ветры дули прохладные, были ветры и тёплые над пустынями, над вершинами. И взирал с вершины соколёнок, пощажённый временем, и грустил соколёнок, что ни разу не взлетел он...
И просить стал он ветры, чтоб столкнули с края его, чтоб до дна той пропасти хоть разок пролетел бы он. Чем б закончилась та история? Разрушеньем, падением ли? Это песня сердца малого сокола. Песня о напрасной мечте?
Время сокола щадило, понимая, что разрушенье помогло бы, чтоб небо песню ту позабыло. И что сокола каменного оборвались бы страдания. Но мечты о полёте прекрасной времечко разбить не могло…
Ветры дули сочувственно, ветры дули насмешливо. Дули ветры разные равнодушных среди вершин. И бежало времечко, возвышая и унося в даль. И стирало оно печаль, только соколёнка щадило…
На просторах ль равнинных, средь высоких иль низких вершин, среди глади воды иль песка, из лесов ли, полей – песне сей не важней – пролетал молодой орёл. Облетел он половину земли от родной своей стороны. И нашёл за свой полёт истины, истины…
И однажды в унылый день тот летел орёл над вершиной сей и столкнувшись со взглядом соколёнка, грустным, просящим, равнодушным остаться молодой орёл не посмел. Он спросил о мечте соколёнка, он услышал мольбы о помощи: что столкнуть его в пропасть ту, чтоб исполнить его мечту соколёнок орла просил. Говорил, что никак нельзя без падения вниз пролететь ему, что другой кто-то вряд ли исполнит просьбу ту, не поможет малому соколу. А орёл не желал, не хотел его вниз толкать. Отказался орёл и увидел он вдруг скатившуюся со щеки соколёнка слезу…
Ветры дули холодные. Дули мимо они, любопытствуя. И жалели они, и высмеивали соколёнка напрасную печальную мечту. А орёл молодой не желал всё смириться. Вдруг из горла его новый крик полился. Он взвалил соколёнка к себе на спину и с разбега в небо смело и дерзко молодой орёл устремился!
Кратким вышел полёт, силы быстро кончались орла. Зная, что упадёт, он летел, он мечтал о полёте для друга его навсегда…
Ветры дули им вслед, и носились вокруг, и ругали их, и жалели. Вдруг о мечте соколёнка, соколёнок с орлом запели. Разнеслась песня та над землёй, над волнами морей, океанов, над лесами, полями. И проснулась задремавшая было земля, и вздохнула она, пожелала, чтоб орёл с соколёнком летали. Разнеслась та мечта по странам ближним, дальним и самым дальним. И взлетела вдруг вторая мечта. То вода и земля о полёте соколёнка Творца умоляли. А орёл с малым соколом, побывав в вышине, песню спев о мечте, вместе падать вниз начинали.