Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
Погони за ними не было. Видимо, Первопришедшим по горло хватило Алеора с его выходками, и они удовлетворились тем, что разгромили приехавших на Ночь Зимы наемников. Это было единственным, что омрачало сейчас счастье Рады. Ее взгляд то и дело обращался к Алеору, и она вспоминала его слова, сказанные перед самым отплытием из Рамаэля. Если бы она не закричала тогда, что Алеора отравили, все эти люди не погибли бы там. Но, возможно, погибла бы Лиара. Или ты бы потеряла ее навсегда. И еще неизвестно, что нас ждет за Семью Преградами. Возможно, ее присутствие окажется решающим фактором в том, чтобы мы смогли добраться туда, и тогда все жертвы будут ненапрасными. Но слова Алеора и его жесткая улыбка никак не желали уходить из памяти, и сердце то и дело болезненно сжималось при воспоминании о том, что она оставляла позади.
Но это,
А еще ей было над чем подумать. Лиара рассказала ей все, что узнала в Иллидаре, и Рада, по чести, не слишком поняла ее слова. На ее взгляд, они все это и так прекрасно знали еще до того, как Лиара ушла к эльфам, и Рада не совсем понимала в таком случае, зачем той вообще нужно было туда возвращаться. Помявшись, она так и сказала ей, отчего искорка только глубоко вздохнула и мягко сжала ее ладонь:
– Я должна была узнать, кто я такая, Рада. Я должна была посмотреть на них всех, чтобы понять, что это не то место, где мне хотелось бы прожить свою жизнь, понимаешь? – взгляд ее штормовых глаз был внимательным и очень терпеливым, и Раде стало стыдно за свои слова и мысли. В конце концов, искорка имела право посмотреть в глаза своей матери, перед тем, как уходить в опаснейшее путешествие в своей жизни, на дорогу, которая приведет ее неизвестно куда. Правда вот, об этом-то Рада как раз думала меньше всего, как-то совершенно запамятовав на фоне информации о Великой Матери, которую искорка должна была добыть в Иллидаре. Словно в ответ на ее мысли, Лиара добавила: - К тому же, мы узнали очень много нового, Рада, гораздо больше, чем я ожидала.
– Может быть, так и есть, только я все никак в толк не возьму, что оно все означает, - честно призналась Рада, почесав в затылке. Она чувствовала что-то важное за словами Лиары, но что именно – даже самой себе объяснить не могла.
– Во-первых, мы с тобой совершенно точно не Аватары, ни мы обе, ни каждая из нас в отдельности, - начала объяснять Лиара, и Рада кивнула. Почему-то когда искорка объясняла ей непонятные вещи, это было совершенно иначе, чем когда их объяснял Алеор. И спрашивать было не стыдно, потому что никто не гнобил ее за ее незнание, и понималось сразу же и до конца. – Во-вторых, Великая Мать – это действительно что-то новое, а не вернувшееся старое, как я и думала. И это просто волшебно.
– Лиара, вот богами клянусь, я ничего нового тут не вижу, - Рада страдальчески взглянула на нее. – Объясни мне все еще раз, пожалуйста! Потому что иначе я просто изведусь!
Лиара нежно улыбнулась ей и приложила свою крохотную ладошку к груди Рады. Ее руки всегда были теплыми, даже в самые холодные ночи, словно весь мир окружал ее искорку и заботливо грел ее, сберегал от беды. И сейчас Рада даже сквозь толстую дубленку чувствовала тепло ее руки.
– Вот здесь ты чувствуешь Великую Мать, здесь она идет через тебя, правильно? – Рада кивнула, и Лиара продолжила. – И это так, потому что Великая Мать и есть жизнь. Она – ты, она – природа вокруг тебя, она – весь мир, все небо и звезды, все, что ты видишь, что окружает тебя. Но раньше ты этого не чувствовала, так?
– Так, - кивнула Рада. Внутри зашевелилось что-то очень-очень тонкое, совсем близкое к пониманию, но она никак не могла это поймать.
– Ты этого не чувствовала в себе, хоть и была этим. А потом что-то случилось с тобой, и ты вдруг ощутила это золото внутри себя.
– Ты со мной случилась, зоренька, - не удержавшись, Рада аккуратно взяла ее ладошку в свои и поднесла к губам тонкие пальцы.
– Просто послушай, - в глазах Лиары загорелся лукавый и одновременно с этим застенчивый огонек, а ладошка ее, словно маленькая птичка, поудобнее устроилась в руке Рады. – Важен сам факт: с тобой что-то произошло, и тогда все внутри тебя распустилось. Великая Мать всегда была в тебе, но в какой-то удар сердца она вдруг вышла вперед, понимаешь? Семя может лежать в земле годами до тех пор, пока не будут созданы необходимые условия, чтобы оно проросло. А потом оно вдруг взрывается зелеными лепестками и тянется к солнцу.
– Это я понимаю, - кивнула Рада.
– Вот и здесь
то же самое. Великая Мать спит, Рада, во всем мире, в каждом живом существе, в каждом растении и камне, в каждой крохотной частичке воздуха. Она спала всю эту бескрайнюю толщу тысячелетий и лишь сейчас она вдруг проснулась, чтобы реализовать себя. Не через медленную смену времен и эпох, не через изменение окружающей среды, постепенное, плавное, без сдвигов. Нет, она пробудилась ото сна рывком и узнала себя, развернула себя в нас впервые за все времена. – Лиара прищурилась, глядя вдаль. Глаза ее вглядывались так пристально, словно изо всех сил стремились отыскать что-то невидимое.– К чему это приведет? Что случится из-за этого? Что это все значит? Ведь это же очень важно, это самое важное, что случилось в мире, это истинное чудо!
– Мы узнаем, что это значит, в Данарских горах? – Рада взглянула на Лиару. От слов искорки шло что-то такое мощное, такое живое, такое настоящее.
– Да, Рада, - уверенно кивнула та. – По крайней мере, я очень надеюсь, что они смогут дать нам ответ. Ильвадан сказал, что это впервые случилось там, что именно там впервые кто-то коснулся чистой мощи Великой Матери, кто-то соединил с ней свое тело, как сейчас делаем мы. И я все думаю, не потому ли, что там это уже случилось один раз, мы теперь тоже можем делать это? И если мы можем, то кто еще? Возможно, где-то в мире есть еще люди, в сердцах которых она раскрыла себя? И если да, то что это означает?
Вид у Лиары была задумчивым, а вопросы, которые она задавала, не получали ответа. На миг Раде вдруг так остро, так сильно показалось, что она знает ответ, что она чувствует его всей собой, что он буквально развернулся внутри нее. Но облечь это странное ощущение в слова она просто не смогла.
А еще через какое-то время она заметила, что все внутри нее изменилось. Будто слова искорки порвали последнюю, самую тоненькую оболочку, что еще отделяла их обеих от того странного присутствия в груди. И что-то стало иным.
Поначалу Рада думала, что волнуется. Странное дрожание появилось в груди, а как, когда – она даже и не заметила. И чувство, тянущее, но при этом легкое, как перышко, слабое, но при этом такое мощное, что было сложно дышать. Боль в спине исчезла совсем, без следа, словно тот раскаленный штырь просто вытащили из нее и отбросили в сторону, а вместо него пришло это золотистое упоение, это биение крохотных крылышек бабочки, пойманной в ковш ладоней. И еще оно горело, словно яростное пламя, словно огонь, оно тянуло ее без конца, постоянно напоминая о себе, не давая возможности думать о чем-то другом. Отчего-то Рада знала – это и есть то, о чем ей говорила Лиара, это и была Великая Мать, развернувшаяся в ее груди. И это было так неожиданно, и при этом так долгожданно и просто, что она лишь удивленно моргала, то и дело потирая грудь, и все никак не могла взять в толк, что же делать с этим дальше.
Они все шли и шли прочь от реки, и снегопад тоже остался далеко позади, а небо расчистилось. Подморозило, отчего белое полотно снега нестерпимо заискрилось тысячами рассыпанных по нему алмазов-снежинок. Деревья стояли укутанные в снежные шапки, сонные, но при этом какие-то довольные. Морозный воздух замер в тишине долгого сна, ничто не нарушало этой тишины, лишь редко-редко издали долетал перестук дятла, такой громкий в улегшейся среди деревьев дремоте.
Цепочки следов пересекали белые сугробы. Чьи-то крохотные лапки оставили и другие метки на деревьях. Здесь кора была сорвана и тонкими чешуйками темнела прямо на вершине сугроба, здесь из снега торчала обгрызенная расшелушенная шишка, здесь цепочка следов прерывалась темным зевом норы под каким-нибудь корнем, где глубоко под землей на постилке из сухих листьев кто-то зимовал, закусывая последними найденными с осени семечками. Были и следы покрупнее. Рада не раз и не два замечала здоровенные глубокие впадины в снегу, расположенные далеко друг от друга. Такие обычно оставляли длинноногие лоси, медленно перебирающиеся через замерзший лес в поисках нежной коры молодого подлеска. Еще кое-где снег представлял собой кашу, изрытую, перекопанную так, словно в ней кто-то от души валялся. Значит, здесь прошли кабаны, раскапывая острыми копытцами глубокие сугробы и вынюхивая вкусные желуди. Им попадались и рваные зигзаги заячьих следов, и аккуратные, деловитые тропки, протоптанные лисами. Лес жил своей тайной и холодной жизнью, пусть даже заметить его обитателей днем было невозможно.