Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
– Имеешь ли ты на это право, Алеор? – Рада нахмурилась, глядя на него. – Ты ведь не бог, чтобы играть их судьбами.
– Я просто сделал так, чтобы вернуть Лиару. – Взгляд эльфа, брошенный на Раду, был холоднее горных снегов. – Все остальное они сделают или не сделают сами. Не мне отвечать за их поступки, не мне платить за их глупость. У меня есть цель, и к этой цели я пойду так, как считаю нужным. В отличие от всего этого сброда, я в состоянии сам расплатиться по счету, когда он мне придет, и не визжать при этом, что со мной поступили несправедливо, или, что мной управляли.
На этом разговор сам собой увял. Только сейчас Рада наконец-то поняла, в какой жесткой ярости находился эльф все это время, и с каким трудом он сдерживал эту ярость, не выпуская ее на волю. Возможно,
Настал канун Ночи Зимы. Ради этого события наемники даже просохли, сплавали на другой берег реки и умудрились отыскать молоденькую разлапистую сосну, которую и привезли с собой на ладье и установили прямо посреди площади перед гостиницей. Украсить ее особенно было нечем, потому дерево просто обвили нашедшимися у кого-то кусками разноцветной ткани, сладостями и обрывками бумажек. За гостиницей на расчищенном от снега пятачке запалили три громадных костра, подвесив над ними свиные туши, и запах жарящегося мяса поплыл в морозном воздухе под тяжелыми серыми облаками, которыми было затянуто все небо. А праздник разошелся с новой силой.
Почему-то в этот день тоска взяла Раду особенно остро, пережав все ее нутро в одной когтистой лапе. Ночь Зимы была одним из самых любимых праздников в Мелонии и по всему людскому миру, этот день нужно было проводить в кругу семьи и друзей, веселиться и петь. Только вот дети Рады были очень далеко от нее, почти что на другой стороне известного мира, и она совсем не была уверена, что отважится однажды вновь увидеть их. Раз уж она так сдалась Сету, что он не пожалел усилий и послал за ней едва ли не лучшего из своих людей, то и возвращаться к детям было опасно: она могла навести на них беду. И Лиары не было с ней в этот день, единственной женщины, единственного человека, который заставил все ее сердце мучительно раскрыться в одном невыносимом стремлении, а весь мир – вспыхнуть распустившейся весной и счастьем, о котором она никогда даже и не мечтала.
За дверью ее комнаты слышались голоса, смех, топот, музыка, но Раде не хотелось выходить. Она тихонько сидела у стола, сложив руки в замок и глядя прямо перед собой, а перед внутренним взором проходил весь этот год, такой бурный, такой сложный, такой невыносимо красивый. Вся ее жизнь изменилась в одночасье, все стало иным, словно по щелчку чьих-то пальцев, все повернулось так, как она и сама не могла бы ожидать.
– Я молю только об одном, Великая Мать! Позволь мне еще хотя бы раз увидеть ее! Позволь мне посмотреть в ее глаза, потому что мне трудно без нее, очень трудно. – Рада поняла, что шепчет это вслух, но это показалось ей очень правильным. Уткнувшись головой в столешницу, она тихо пробормотала.
– Все было не просто так, каждый шаг, каждое слово, каждый жест. Я знаю, что ты приведешь ее ко мне, я знаю, что ты не оставишь нас, потому что мы слишком далеко ушли, чтобы остановиться сейчас.
В ее спине вновь начало жечь, сильно и яростно, словно тот раскаленный прут кто-то качал из стороны в сторону. Рада поморщилась, повела плечами, чтобы размять их, хоть и прекрасно знала, что это никак не поможет. Что-то это жжение означало, но что – она пока понять не могла, как бы ни крутила в голове, как бы ни поворачивала так и эдак. Что-то происходило с ней, и это явно было связано с Великой Матерью, а коли так, то и думать об этом лишний раз не стоило. На все воля твоя. Я лишь полностью отдаю себя тебе и следую туда, куда ты меня поведешь.
Зимой темнело рано, и сумерки опустились на укрытые снегом равнины уже через несколько часов после обеда. Во тьме костры горели еще ярче, выбрасывая в воздух целые снопы искр. Шипел на углях капающий с туш жир, в воздухе стоял запах мяса и хлеба, запах людей, перебродившего вина, застарелого перегара и дыма. Рада тоже присоединилась к попойке, надеясь хоть как-то расслабиться, отвлечься, но все было не то, все было чужим. Виски не лезло в глотку, пьяные небритые рожи лонтроцев опостылели. Она поискала друзей, но и в их обществе тоже было не слишком весело. Алеор ухмылялся этой своей жестокой улыбкой, то и дело
недобро косясь на Гиэлата, глядящего в ответ, между ними висело такое ощутимое напряжение, словно вот-вот они должны были броситься друг на друга с ножами. Кай извинился перед всеми, сказав, что не слишком любит шумное веселье, и ушел в свою комнату читать. А Улыбашка просто мрачно напивалась, ожидая развязки напряженного конфликта между Алеором Реноном и Владыкой Себаном.– По-любому сегодня что-то будет, - угрюмо сообщила она Раде, высунув из бокала покрасневшее лицо и не слишком внятно выговаривая слога. – Вот попомни мои слова, белобрысая, сегодня что-то будет. И к тому времени я хочу быть уже в стельку пьяной, чтобы не участвовать во все этом.
Напиваться с ней или тем более с Алеором у Рады никакого желания не было, а потому она только потуже застегнула теплую дубленку из числа заказанных для них Алеором в Речном Доме, нахлобучила на голову меховую шапку и вышла из гостиницы в морозную ночь.
Ноги сами понесли ее на север вдоль берега реки, а жжение в спине буквально гнало вперед, словно кто-то тыкал между лопаток раскаленным острием копья. Ночь выдалась морозной и ветреной, небо было темным, и порывы ветра взметали из под ног снежную порошу, которая пребольно секла лицо. Вскоре пьяные вопли и смех остались далеко позади, и теперь Рада слышала лишь тихий плеск реки слева от себя да свист ветра в обледеневших ветвях деревьев.
И зачем я только вышла морозиться в такой час? Тоскливо выдохнув, она подняла голову к небу. Сквозь разрывы туч ей подмигивали крохотные острые осколки звезд, выглядывал желтым глазом обломок месяца, подсвечивая края облаков хищно-желтым ледяным сиянием. Изо рта вырывались клубы пара, а ногам в сапогах стало зябко. Поискав глазами, Рада приметила торчащий из земли ствол упавшей ивы и направилась к нему. Разгрести насыпанный снег было несложно, он еще не успел намертво вмерзнуть в ствол и покрыть его толстой коркой. А потому она уселась на холодное бревно и полезла за пазуху за трубкой, только потом запоздало осознав, что на таком ветру вряд ли справится с огнивом.
– Ну что за мерзячий день, а? – в сердцах спросила она у темного ночного неба. – Самый растреклято мерзячий день за всю мою жизнь!
Впрочем, делать-то все равно было нечего, а идти обратно не хотелось. Нахохлившись и спрятав руки в карманы дубленки, Рада мрачно уставилась в ночь перед собой. Рядом с ней тихо перешептывались волны, и пригоршни снега засыпались ей за шиворот, только одна мысль о возвращении заставляла ее вздрагивать всем телом и ворчать сквозь зубы. Улыбашка была совершенно права: Алеор, похоже, дозрел, словно гнойник, и теперь по всем законам его должно было прорвать прямо посреди празднования Ночи Зимы. Оставалось надеяться только, что он еще недостаточно дозрел, чтобы выпустить Тваугебира и перерезать к бхаре всех жителей Рамаэля вместе с его незадачливыми гостями. Но в любом случае, ей уже все настолько опостылело, что даже если бы он это сделал, она бы и с места не поднялась.
Вдалеке, в той стороне, откуда тянулась по сугробам неровная цепочка ее следов, на фоне темного неба виднелось светлое пятно костров лонтронцев. Изредка ветер доносил отдельные приглушенные расстоянием выкрики и пьяный смех. Раде подумалось, что они действительно все вели себя как свиньи, ввалившись в дом к Первопришедшим с таким видом, будто те им что-то должны. Чего стоил только тот парень, которого сегодня с утра вывернуло прямо на барную стойку перед лицом позеленевшего от ярости Гиэлата. Рада сумрачно сплюнула в снег.
Я же вроде никогда не была ханжой, так что же теперь?
Может, просто умнеешь? – ответил внутренний голос. Она невесело ухмыльнулась.
Должно же это когда-то было случиться! Вот ведь Алеор обрадуется-то!
Вдруг слух уловил странный звук, идущий откуда-то со спины, и Рада обернулась. Ей показалось, или она слышала всхлип? Ветер как раз дул в противоположную сторону, и вряд ли этот звук пришел со стороны костров, если только…
– Лиара! – закричала она не своим голосом, вскакивая с бревна и сломя голову бросаясь сквозь сугробы навстречу маленькой, дрожащей фигурке, что ковыляла по снегу, изо всех сил обхватывая себя руками.