Песня ветра. Ветер перемен

Стены зала были обшиты бледно-зеленым бархатом, на котором висели небольшие акварели, изображающие пейзажи Северных Провинций и сцены из жизни поморов. Их заказал Ленар, стараясь угодить вернувшейся из ссылки супруге, и Раде оставалось только гадать, где их талантливый автор видел такие чистенькие дороги, ведущие через засаженные пшеницей холмы. Рада видела там только грязь и гальку, ничего кроме грязи, гальки и птичьего помета, ну, и иногда трупов каких-нибудь полудиких голозадых племенников с гор. И уж точно ничего похожего на дорогу. Однако, Ленар старался для нее. Несмотря на всю его несгибаемую веру в правильность ее возвращения, муж все-таки отдавал себе отчет в том, что ей нравилось на севере, а потому попытался создать для нее уютную атмосферу, полную привычных для нее вещей. Скрепя сердце, Рада должна была признать, что благодарна ему за такую заботу.

Сейчас Ленар уже ждал ее, сидя возле стола и не притрагиваясь к еде, пока она не присоединится к нему. Он всегда выглядел гораздо моложе своего возраста из-за сухого телосложения и мелких черт лица, потому в последние годы отпустил небольшую бородку, которая прятала недостаточно широкий, по мнению двора, подбородок. Его темно-карие глаза были чуть прикрыты, а на лице отсутствовало хоть какое-либо выражение. Впрочем, это лицо было таким всегда, с тех самых пор, как Рада впервые увидела его во время своей учебы в Военной Академии. Лишь два раза в своей жизни она видела на нем что-то, похожее на нежность: в первый раз после рождения их дочери, во второй – сына. Все остальное время муж оставался сдержан и спокоен, как камень.

Сегодня его длинные по плечо каштановые волосы были туго зачесаны в хвост на затылке по последней моде Латра, а широкие, но костлявые плечи плотно обтягивал точно такой же черный камзол, как и тот, что был на Раде. Ленар во всем был аккуратен и педантичен, отслеживая свой внешний вид до мелочей в полном соответствии с видом жены. Раде вдруг стало ужасно интересно, что бы он сделал, увидев ее в драной коричневой куртке и состоящих из одних дыр штанах, с ног до головы вымазанной грязью, крадущейся ночью по улицам рыбацкого поселения под звучным именем Бакланья Топь в местный бордель, чтобы вырезать мертвецки пьяных бандюков, тревожащих все побережье. Заметил бы, что мне не идет коричневый цвет?

– Доброе утро, Рада, - голос у Ленара был густым и приятным, совершенно не вязавшимся с его худобой. – Надеюсь, ночь прошла спокойно.

– Доброе утро, Ленар, - кивнула она, отодвигая стул напротив мужа и присаживаясь к столу. – По мне, так слишком спокойно. Такое ощущение, что в Латре никто никогда никого не грабит.

– За преступностью следит стража Лорда-Протектора, а ты сама знаешь, что он отбирает только лучших, - негромко сообщил Ленар, беря со стола аккуратно свернутую салфетку и осторожно прикрепляя ее на грудь, чтобы не запачкать камзол. Аккуратнее Ленара ели, пожалуй, только придворные старые девы, однако он всегда повязывал салфетку. Всегда.

Рада скривилась, беря со стола и свою салфетку и кое-как пристраивая ее на коленях. Ленар этого тактично не заметил, отведя глаза в сторону. Он никогда не делал никаких комментариев, и за это она была ему донельзя благодарна.

Что же касалось самого Латра, то на вкус Рады ему не помешало бы парочку хороших ограблений и поджогов. Впрочем, это и происходило, но все больше в кварталах городской бедноты, куда стража Лорда-Протектора являлась только при свете дня и на очень короткое время, мечтая поскорее убраться оттуда подобру-поздорову. Местная шваль была достаточно активной и развеселой, чтобы громить лавки и лачуги друг друга, однако на кварталы князей не покушалась из-за слишком хорошей охраны, и это, на взгляд Рады, было их основным упущением. Всем этим отожранным на убой индюкам не помешала бы хорошая взбучка. Да и скучно здесь так, что впору удавиться. Может быть, если уж совсем невмоготу будет, сама что-нибудь подпалю.

– Что вам подать, миледи? – над Радой склонился в поклоне сухой, словно прошлогодний камыш, камердинер, тщательно скрывая презрение к ней за бесстрастным лицом. Рада прекрасно знала, насколько сильно выделяется здесь, и как это раздражает окружающих, и просто не могла отказать себе в удовольствии поддержать игру.

– Холодной жареной баранины, ломоть хлеба и хорошего рома. – Лицо камердинера окаменело, и она добавила, наслаждаясь реакцией. – И еще, если можно, соленого чесночку.

– На завтрак у нас только свежая каша и домашний творог, миледи, - ледяным голосом сообщил камердинер.

– А вчера на обед у нас была баранина, и я уверена, что что-то еще от нее осталось. Так что принесите мне этот кусок, и я буду вам бесконечно благодарна.

– Слушаюсь, миледи, - поклонился камердинер. – Рома, к сожалению, тоже нет.

– А бренди? – вскинула бровь Рада. – Уж он-то должен быть.

– Сию минуту, миледи, - тонкие губы камердинера поджались, и он деревянной походкой вышел из зала. Рада усмехнулась, глядя ему вслед.

– Я так вижу, тебя занимает издеваться над бедным Раденом, - проговорил Ленар, осторожно поднимая белоснежный фарфоровый чайник и наливая в свою чашку ароматный чай, над которым поднимался густой пар. – Каждый раз ты требуешь от него что-то такое, что полностью ломает его систему ценностей.

Муж почти что пошутил, и Рада с интересом взглянула на него. Обычно, Ленар не позволял себе таких вещей, а это означало, что сейчас он или изо всех сил старался ее поддержать перед унизительной процедурой «присяги» королю, или был в хорошем настроении. И то, и другое было для нее приятно неожиданно.

– Не вижу ничего страшного в том, чтобы есть на завтрак мясо, - пожала она плечами, откидываясь на спинку стула и опираясь на нее локтем.

– Но не вчерашнее, - заметил Ленар.

– А что такого плохого во вчерашнем мясе? – удивленно вскинула брови Рада. Муж окинул ее ничего не выражающим взглядом и ничего не ответил.

Она уже успела отвыкнуть от его манеры поведения, да и неудивительно, за столько-то лет. Впрочем, эта манера никогда особенно сильно и не раздражала ее. Ленар не навязывал ей свою точку зрения, ни к чему не принуждал, даже замечаний не делал, а если и делал, то крайне редко и только тогда, когда они были наедине. В принципе, он вообще был идеальным мужем, во всяком случае, по меркам Рады, которую в их браке устраивало все, кроме, разве что, навязчивых попыток Ленара вытащить ее из ссылки.

Этот странный брак сложился сам собой, неожиданно для Рады, еще в те времена, когда она активно готовилась к выпуску из Военной Академии и созданию собственной наемной роты. Ленар учился вместе с ней на одном потоке, как и все остальные сыновья дворян, для которых обучение было обязательным. Девочки могли поступать в Академию по собственному желанию, и старший брат Рады, ее единственный родственник, прислушался тогда к ее просьбе и согласился оплатить ее обучение.

Закон Мелонии не запрещал детям эльфов, проживающих на территории страны, обучаться вместе с детьми смертных. Здесь вообще эльфов не слишком-то любили, если не сказать большего, и относились к ним с крайним недоверием. Однако терпеть их приходилось: именно с легкой руки одного из неудачливых мелонских королей древности пало Подгорное Эльфийское Княжество, и бессмертные вынуждены были выйти на поверхность и поселиться в окружающем Мелонию кольце гор. Так образовалась провинция совместного проживания людей и эльфов Рамасан, и детям бессмертных скрепя сердце разрешили обучаться в Военных Академиях, которыми так славилась страна, выпускники которых занимали высшие государственные и военные должности. Однако после Академий хода эльфам уже не давали, и Рада всегда думала, что после окончания обучения соберет собственную наемную роту и займется таким любимым ей воинским делом, однако судьба распорядилась иначе.

Сама она себя особенной никогда не считала, зато вот все остальные – считали. И отношение в Академии к ней тоже было особенным. Там, где другие дети проходили экзамены с минимальными знаниями по изучаемому предмету, Раде приходилось вкалывать по полной и еще больше, чтобы едва-едва наскрести необходимый для продолжения обучения балл. Преподаватели были с ней холодны и жестки, остальные сокурсники - язвительны и жестоки. За все годы обучения подружиться ей удалось лишь с одной дворянкой очень низкого происхождения, которая в обществе высокородной знати тоже была изгоем, как и Рада, по рождению. Разве что не по крови. Но Рада не унывала: чем больше они ее гоняли, тем сильнее она становилась, чем меньше давали ходу, тем упрямее и наглее она боролась за себя. И в итоге преподаватели были вынуждены выставить ей высокие баллы на выпускном экзамене: благодаря всеобщей нелюбви она стала объективно лучшей на своем курсе.