Песня ветра. Ветер перемен

Кое-как сжав в руках поводья, она огляделась. Ревущего и отбивающегося Далана волок к своей лошади Гардан, прижимая его к себе железной рукой и не давая выбраться. Рада стояла возле своего Злыдня и смотрела ему вслед, не мигая, и лицо у нее было странным, каким-то голодным и по-звериному тоскливым. Мальчик отчаянно кричал и рвался из рук наемника, но тот только бесцеремонно затолкал его в седло своего чалого, забрался следом, подхватил поводья рыжей кобылы Далана, и ткнул коня пятками в бока. Он обернулся лишь раз, под самой аркой, на прощание кивнув Раде, и скрылся из виду, а крики мальчишки затихли за отрезавшей их стеной.

Еще несколько мгновений Рада стояла на месте, глядя туда, где только что исчез ее сын, а затем тряхнула головой и молча взобралась в седло Злыдня. Подобрав поводья, она первой выехала со двора, а Тваугебир и Лиара последовали за ней.

Гнедая лошадка покладисто засеменила вперед, подчинившись легкому толчку пяток Лиары, и та пригнулась, проезжая под низкими сводами арки в стене. Голова все еще сильно кружилась и болела, а перед глазами то и дело скользили черные мухи, но Лиара упрямо стискивала поводья, отталкивая прочь ноющую боль в груди. Это было всего лишь воспоминание и ничего больше. И я не могу сейчас поддаваться боли. Это не к месту и не ко времени вовсе.

Копыта коней застучали по каменной мостовой широкой городской улицы. В такой ранний час город только просыпался, и на улице почти что никого не было, если не считать двух забулдыг, с трудом ползущих вдоль самой стены дома на противоположной стороне и поддерживающих друг друга, чтобы не свалиться, да тощей собаки с забором ребер, выпирающих из-под грязно-рыжей шкуры. Однако Тваугебир все равно был недоволен: то и дело оглядывался, бросая внимательные взгляды в темноту перпендикулярных улице переулков, привставал в стременах, изучая дорогу за их спинами. В конце концов, он что-то все-таки углядел там, потому что вместо того, чтобы ехать прямиком к выезду из города, свернул в сеть узких закоулков и принялся петлять между глухими стенами домов и складов, постоянно подгоняя своих спутниц.

А Лиара все ехала вперед, глядя на широкую спину Рады и ее согбенные плечи. И крик маленького мальчика, умоляющего маму не уходить, звенел в ее ушах, бередя и без того израненное сердце. Смотри на нее, Лиара, смотри внимательно. Ей сейчас тяжелее, чем тебе. Было ли также тяжело твоей матери, когда она оставляла тебя одну в забытом Богами приюте на окраине Мелонии? Колючие слезы вновь навернулись на глаза, но на этот раз Лиара прогнала их прочь, решительно взяв себя в руки. Если ты так и продолжишь плакать, то не сможешь идти за ней на запад, и дальше, туда, куда понесут ее ветра перемен. А ты ведь хочешь этого, правда? В груди почему-то вновь стало странно жарко, только теперь иначе, не так болезненно, как раньше, и Лиара повела плечами под толстым шерстяным плащом. Мы обе с ней потеряли кого-то. Возможно, мы сможем помочь друг другу это пережить.

========== Глава 15. Скрытые способности ==========

Гулкое эхо бродило по пустым закоулкам, отскакивая от стен и дробясь, прыгая мячиком в розовое рассветное небо. Первые золотые лучи уже брызнули в мир, заливая своим светом просыпающийся город, пустые пыльные проспекты, отяжелевшую листву деревьев, проржавевшие крыши и водосточные трубы, за ночь обросшие мелкой россыпью росы. Последние коты, допевшие свои песни и доделавшие все ночные дела, разбредались спать по подвалам домов. Позевывая, захлопывали свои окна усталые шлюхи, смывая с лица пудру и краску, сворачивались под теплыми одеялами и засыпали долгим тихим сном. Расползались по темным углам контрабандисты и наемники, воры и картежники, а им на смену за те же самые столы таверн садились купцы и работяги, чтобы выпить первую кружку бодрящего чая и начать новый день. Утро сменяло долгую ночь, город полностью менял свое лицо, протирая заспанные глаза-окна, распахивая руки-двери, и по венам его дорог кровью потекли первые путники, торговцы, горожане, стражники…

Рада чувствовала себя странно пустой, как валяющаяся возле грязной стены старая жестяная банка, в которой собралось немного росы. Или как водосточная труба, на самом краю которой набухала большая капля воды, все не решаясь капнуть вниз и ослепительно сверкая на солнце. Для нее сейчас тоже начиналось что-то новое, и ощущение это было совсем странным, таким непривычным, что она оробела.

Никогда еще ее жизнь не переворачивалась с ног на голову так быстро, как теперь. Перемены пришли, словно северные ветра, с лютой злобой, ревом и яростью набрасываясь на нее со всех сторон, сдирая своими когтистыми ледяными пальцами все лишнее, что было на ней: ее имя, ее семью, ее прошлое. Только этого оказалось мало, и ветра набросились на нее еще злее, еще больнее, и следом за тем, в чем она на самом-то деле и не нуждалась, отняли то, что было ей по-настоящему дорого.

Огромные синие глаза сына, глядящие на нее с такой силой, с такой надеждой, с такой мольбой. Он только что обрел ее после долгих лет ожидания, он так тянулся к ней, так хотел быть с ней, так стремился наверстать все, что было упущено между ними за эти годы, все, что было недоделано и недосказано. И Рада хотела этого также сильно, только не могла. Как и всегда, когда что-то было ей дорого, до самой глубины сердца дорого, кто-то жестокосердный, саркастически улыбаясь, отрывал это от нее и с интересом наблюдал за тем, как она корчится, пытаясь зализать рваные раны в груди. И каждый раз Рада проклинала его, грозя однажды найти и отомстить за каждую потерю, за каждую слезу, за каждую крохотную капельку боли, которую этот кто-то причинил ей и ее близким. Только вот его было не найти. Или, может, она просто не там искала?

Ты сама делаешь все это с собой. Ты сама всю жизнь идешь не туда, врешь, изворачиваешься. Ты позволяешь другим людям решать за себя, ты боишься, что своими поступками и своим выбором причинишь кому-то боль, и в итоге так и получается, но не потому, что ты сделала что-то, а потому, что ты не сделала ровным счетом ничего. И Далан пострадал только из-за тебя. Из-за того, что ты согласилась на идиотское предложение Ленара вернуться в город, из-за того, что в свое время ты не держала язык за зубами и не спускала Гелату с Аспаром ничего, настойчиво стремясь к тому, чтобы ткнуть их обоих носами в их же ошибки и просчеты. А еще из-за того, что ты вообще согласилась остаться в Латре и выйти за Ленара, а не уехала из этой страны много лет назад, когда у тебя еще был шанс.

Сердце тянуло и тянуло, и Рада, морщась, рассеяно потерла ладонью грудь. Конечно же, она знала, что боль эта не физическая, и что ее не вылечит прикосновение руки, но ничего другого она придумать не смогла. Тоскливо вздохнув, она подняла глаза, глядя на зажатые между крыш домов золотистые облака, купающиеся в розово-малиновом небе. С этим покончено. Я больше не буду врать и изворачиваться, чтобы понравиться другим. Я больше не буду ни под кого подстраиваться. Я буду делать лишь то, что укажет мне сердце. Только глупое сердце шептало ей немедленно развернуть коня и вернуться к сыну, и Рада криво ухмыльнулась, понимая, что нарушила свое обещание в тот же самый миг, как и дала его.

Алеор вел их по пустым переулкам, по проходным дворам, вдоль складов и полуразвалившихся лачуг, где, набросав на себя все имеющиеся в наличие обноски, ежились от утреннего холода бездомные. Вонь здесь стояла невыносимая, а грязные стены и забитые окна говорили лишь об одном – полнейшей нищете, царящей в этой части города. И это тоже было символично. Рада покидала Латр не со стороны квартала князей, где от золота резало глаза, а отсюда, из самой бедной и грязной его части, куда не рисковала соваться даже городская стража, где не было ни закона, ни правил, ни чести. Что заслужила, то и получила. И нечего нос воротить.

Впрочем, насчет стражи она все-таки ошиблась. Когда они в очередной раз пересекали узкую улочку, зажатую между двумя высокими доходными домами, почти что касаясь коленями стен, навстречу из-за угла выехали три стражника.

Вид у всех троих был не то что не уверенный, а почти что истерический: лица напряженные, брови хмурятся, глаза мечутся вокруг, словно в любой момент из ниоткуда может появиться какой-нибудь наемник с мечом, только и мечтающий о том, чтобы свести их коней или перерезать глотки им самим. Грязно-рыжая форма городской стражи под кожаными коричневыми жилетами делала их похожими на трех упитанных домашних котов, которые впервые в жизни вылезли на помойку и увидели своих дальних родственников с драными ушами, тощими боками и скверным характером, и теперь пытались любым способом убраться поскорее с их пути.