Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания современников
Шрифт:
Вероятно, останемся на всю весну в Москве. Чтобы показать премьеру «Германии», нужна площадка — театр.
Всероскомдрам — его конференции должны помочь — должны вынести постановления о необходимости стройки нового здания для такого крупного значения театра, как Театр М-да, и для единственного в стране Советов такого мастера режиссера Коммуниста, как Мей-д. Вот эту инициативу Вы должны с Россовским{197} внести — это предложение на Вашу конференцию. А требование временной площадки для М-да в Москве, где можно было бы показать «Германию», пьесу Россовского и пьесу к 15-летию Октября, — должно быть очень звонким и авторитетным также от конференции Всероскомдрама.
Теперь о творческой программе! Милый друг Вишневский, мы работаем над театральными методами своими приемами в стране Советов — 11 лет — нам труднее сделать программу лозунговую о творческом методе, чем Афиногенову{198} с его качаниями из театра Пролеткульта — во второй МХАТ, потом в первый МХАТ и Киршону,{199}
Я Вам дала исчерпывающие ответы на все Ваши вопросительные знаки. И это все так верно изложено мной, что Вс. Эм. может подписаться под всем этим — это его установка и рассуждения.
Теперь скажу лично я:
Вы и Россовский — оба зачинщики выступлений против Эрдмана. Вас поддерживает, возможно, весь РАПП и даже ряд партийных товарищей. Вы в своем письме к Вс. Эм. дали оценку разрешения Сталиным репетировать пьесу «Самоубийца» в МХАТе. Странная оценка, вызванная эгоистическим стремлением видеть именно это в разрешении т. Сталина. А вы не можете на этот раз доверить Горькому и Мейерхольду — их оценке придать серьезное значение! Когда это касается лично Вас или других пролетарских драматургов — тогда эта оценка верная и авторитетная, когда же это коснулось Эрдмана — тогда это «ошибка». А не хочет ли т. Сталин проверить, что «ошибкой» является запрещение пьесы и, может быть, Горький прав, так горячо ратуя за «Самоубийцу». Неужели вы — ряд заинтересованных всячески драматургов{201} — более правы, чем Ленин и Сталин — доверяющих художественному чутью Горького?! А? «Экспериментально» — это значит: если в случае чего выйдет политически нехорошо — т. Сталин снимает пьесу безоговорочно. Не делают ли Вы себя и рапповцы недостойно похожими на Фаддея Булгарина{202} — так яро лаявшего в своих журналах «верноподданнически», что пришлось запретить писать ему на пару лет. Перестарался Фаддей Булгарин — не перестарайтесь Вы — в полемике беру это ужасное сравнение, потому что искренно в данном случае презираю вас, желающих в политической осторожности переплюнуть т. Сталина. В Вас говорит все отвратительное в человеке и ревность к славе! Берегитесь, не верный путь — Вы своей борьбой — увеличите гром славы Эрдмана. Дайте это прочесть Россовскому.
Моя дискуссия в порядке дружеской самокритики.
Ленинград 11/1–32 г.
Зинаида Николаевна.
Я думаю, что мои письма похожи на Ваши и наоборот. В них много торопливой, искренней, режущей силы и нервозности. Если б мне предложили выбрать иной стиль: стиль обдуманно-медлительный, я бы отказался. Будем обмениваться по пунктам. Вы пишете, что за полтора года знакомства, вероятно, я должен был усвоить, что Вс. Эм. пишет редко. За полтора года я успел заметить также, что иногда Вс. Эм. пишет часто, и это всегда так радовало меня, что я имею твердое намерение эту радость получать чаще и чаще. Трудно, вероятно, возражать против этого желания, порождаемого сложными процессами поисков и утверждения себя в искусстве. Вероятно, Вы — лучше, чем кто-либо другой, — знаете, что значит творческий обмен, среда, общение. Все это нисколько, впрочем, не умаляет значения писем и бесед с т. Грипичем.
Теперь о самолюбии. Даю Вам слово, что понятие Мейерхольд — Райх для меня так органически цельно, так требует и обязывает к уважению, что когда я писал Мейерхольду, я писал и Вам. — Я помню свое письмо после спектакля «Рогоносец».{203} Оно было адресовано сначала Вам. Потом я поставил имя Всеволода. Мне хочется, чтобы Вы поняли эту форму моих обращений и писем. Если я когда-либо кажущимся сепаратным обращением
к Всеволоду доставил Вам неприятные минуты — искренно прошу — простите.Я вижу ряд общих положений в наших установках: надо работать, искать, требовать театр, помещение.
Но: странные, алогичные построения возникают с момента Вашей характеристики «Петухов», «Булгариных» ets. — если я принадлежал к этой категории, я не был бы товарищем Мейерхольда. Потом, если рапповцы, всероскомдрамовцы действительно так мелки ets. — зачем просить из них звонкого и авторитетного выступления за ГосТИМ?
Вы видите, как странно получается — не будем вдаваться в анализ рапповцев, согласясь на том, что РАПП — действительно ведущая основная партийная группа в литературе и драматургии. От этой установки, я уверен, Вс. Эм. не откажется, эта установка никак не исключает [нрзб.] жестокой критики РАППа. Последний опыт дискуссии с комсомолом — [нрзб.] доказательство сему. Бьют, громят, снимают одних ets. — но общая линия правильна и РАПП руководству — доверяют.
Вы знаете, что я не поклонник Киршона, Афиногенова ets. и буду этих «мастеров» громить, соблюдая, однако, необходимый такт. Бывает так, что за делами спектакля надо видеть более высокие требования политики партии. «Страх»{204} сейчас, пьеса ремесленная, полная недостатков, — удивительно отвечает требованиям дня. Я прочел писания Троцкого, О. Бауэра,{205} Дана{206} и Кo — они в унисон пишут о стимуле страха в СССР. Пьеса дает ответ. Худо ли, хорошо — но ответ есть и действие его несомненно. А вот «Самоубийца» при всех формальных достоинствах пьесы — ни черта не дает. Безнаказанный памфлет против Сов. власти. И будет полезно разгромить его, как и «Дни Турбиных»{207} и т. п. Припомните «Клопа».{208} Был ли образ мещанина заклеймен? Нет! Вы увидели теплого, своего человека, немного дурашливого, живого. Результат обратный замыслу. — Подсекальников{209} «гыгант», выражаясь языком Салунского, в сравнении с «Клопом».
Насквозь порочный текст, этот разрозненный на реплики контррев. монолог. Монолог — будет давить. Вы придаете разрешению т. Сталина свое толкование. Я и мои товарищи против «Самоубийцы». Мы будем спорить, совершенно устраняя разговор о Булгарине, ибо аналогия никчемушная, — и разговор о зависти к славе. Это из «Списка благодеяний»,{210} а не из жестокой нашей практики. Я так увлекаюсь настоящим, талантливым, что буду первый аплодировать, прыгать и плакать, если это наше, свежее, хорошее. И без пощады буду «шлепать» вредное. Я перечитал статьи Вс. Эм. в «Вестнике театра» за 1920–21 (изучаю его путь сейчас) — и подписываюсь под его словами о сильной, бодрой, свежей драматургии. Но с каких пор Эрдман, автор грязных басен и «Самоубийцы», стал свежим, бодрым нашим писателем? А то, что он талантлив, делает его вдвойне неприемлемым. Высокомерный молодой человек из стаи сходящих на нет, упрямо держащийся потной, вонючей тематики. «Мы разоблачаем же…». Лукавая отписка Эрдманов. Подумайте действительно — как остро стоит в 1932 году проблема Подсекальни-кова… «мещанин есть в каждом»… Да! Давайте на сцену героев 1932, людей 1932 года, «раздавите» «Страх» и МХАТ гениальным показом гениального сегодня. Я проверяю себя и Вас — и вижу, как мы отступаем перед требованием класса. Я пишу о прошлой героике, о будущей и о Западе. Где же наше сегодня? У Вас в театре тоже Маяковский рвался ввысь и вдаль. Олеша на Запад. Классики тянут назад. Это очень серьезная тема, и над ней надо биться до кровотечений. Пусть зубы в порошок, нос набок — но мы должны схватить «сегодня». Я так остро все это продумываю, ломая перья над пьесой к 15-летию. Опять «трам-тара-рам»? хватит, а?
Я думаю о творчестве Олеши, близок с ним, люблю его. Вчера он говорил гордо, пропитанный завистью к гениям и обиженный: «Оставьте меня. Я найду свой путь без вас. Я ненавижу критику (мелкую) ets…». Я думал о Мейерхольде, о себе. О действительно тупых критиках имяреках. Но за имяреками, выше их, умнее их стоит класс. Упрямствующим придется плохо. Я сам вижу, как это происходит. Мы упрямо думаем, что мы носители лучших форм искусства, как раз тогда, когда эти формы отмирают, гибнут, видоизменяются. Ну, это все тут не скажешь, не развернешь.
Я дал статью о ГосТИМе, требуя поддержки от Ленинграда. Даю вторую. Намерен выступить с письмом (м. б., с Олешей, Безыменским{211} и пр., м. б., один).
О платформах, о эклектике рапповцев ets. — Будьте менее пристрастной. Путь Афиногенова от Пролеткульта к МХАТу-1 — путь исканий, мой путь от ЦДКА к Мейерхольду — путь исканий. Путь Мейерхольда от Пензы через МХАТ к Комиссар-жевской и ГосТИМу и далее — путь исканий. Зачем называть «качаниями» неизбежные поиски, отказывая другим в том, что есть у нас?