Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания современников
Шрифт:
Опухоль у меня почти совершенно прошла, и вот уже третий день, как я хожу по улицам не хромая. Все эти дни пришлось много работать — кое-что накопилось за время болезни, кое-что прибавилось в связи с отъездом Самборской. Самборская уехала в творческую командировку и будет в конце месяца в Москве. Я ей дал адрес Дины.
Как ты доехала, золотая? Чем тебя встретила Москва? Надеюсь, что все здоровы. Любовь Соломоновна{116} уехала на несколько дней в Новосибирск, и я сейчас обедаю вместе с хозяевами. Они посылают тебе приветы и лучшие пожелания. До чего обидно, что тебе пришлось уезжать в такой мороз, — сейчас стоит замечательная погода — шесть-семь градусов.
Часто
Целую вас, родные.
Привет Кате.
Поцелуй Бориса и поклонись Друцким.
Поблагодари Анюту.
[5 апреля 1936 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Золотая моя, спасибо тебе за папиросы и за Хобкину фотографию. Дина пишет, что старика опять кладут в больницу, — грустно.
…В городе весна — небо совершенно чистое, земля совершенно грязная. Если бы было наоборот, было бы намного удобней. Как и всегда, вместе с приходом весны приходят весенние радости. Максимилиан{117} простился с любовью, и вот уже несколько дней, как мне приходится есть суп со слезками.
Моих хозяев выселяет театр, таким образом они лишаются хорошей квартиры, а я — хороших хозяев.
Ленка{118} больна гриппом, Лиде{119} предстоит аборт, а я не получу денег за работу над «Матерью». Одним словом — «Весна идет! Весна идет! Малиновки поют!»
Надеюсь, что московская весна ведет себя благопристойней — все здоровы и ты не разошлась с отцом.
В театре работаем «Школу неплательщиков».{120} Первый раз увижу Самборскую за своим делом. Говорят, что когда-то она блестяще играла французскую комедию, — посмотрим.
Несколько раз ездил в труд, колонию «Чекист». Познакомился с интересными ребятами. Пригласили меня туда для большой работы, а пришлось сделать совершенные пустяки — изменились сроки. В начале мая они уезжают в Москву на олимпиаду.
Поблагодари Бориса за деньги. Поцелуй отца и передай ему по секрету, что я очень по нему соскучился.
Целую тебя, золотая, будь здорова и не скучай — все кончается, а значит, кончится и это лето.
Привет Кате, Анюте.
Целую Бабушку.
Николай.
[Июнь 1936 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Мне очень грустно, что тебе приходится расплачиваться за мою жизнь. В ней очень много плохого, но мне казалось, что за все плохое я всегда буду отвечать сам. Прости меня, милая, за то, что тебя коснулись неприятности, которые должны были касаться только меня. Пожалуйста, не огорчай себя тем, что произошло, и если можешь, не сердись на Дину.
С театром у меня, кажется, все обстоит благополучно. Я остаюсь в театре{121} до конца срока,{122} буду получать зарплату и жить в той же комнате.
Очень взволнован предложением Александрова{123} работать над сценарием для двадцатилетия Октября. Боюсь только, не останется ли оно одним разговором.
Работать хочу как никогда.
Лето в Томске все еще не начиналось. Дождливо, холодно, о купании нечего даже думать.
Мои хозяева собираются в Москву, конечно, побывают у тебя.
Целую тебя, родная. Поцелуй отца.
Кате привет.
Николай.
Твое письмо шло 12
дней.[Январь 1942 г. Москва]
Н. В. ЧИДСОН
Я приехал в Москву позже, чем думал. Спасибо тебе, любимая, за письма. Они встретили меня в день приезда.{124} Можно ли мечтать о лучшей встрече. Москва почти не изменилась, только как-то посуровела и чем-то неуловимым стала напоминать Ленинград. В первый же день я прошел мимо Тамариного{125} окна. Сейчас на нем крест из газетной бумаги. Не могу и не хочу верить, что это приговор моим желаниям и ответ на мои надежды. Верю, что окно еще откроется и ты будешь поджидать меня, сидя на подоконнике, махать мне рукой, строить мне рожи, посылать мне воздушные поцелуи, кричать что-нибудь из «Вавилы»,{126} хохотать наперебой с Тамарой и торопить меня, чтобы я скорей шел, потому что стол уже накрыт и у вас подвело животы после репетиции. Верю, что окно еще откроется и что мне попадет от тебя утром за то, что я вечером не совсем плотно задернул занавески и что солнце мешает тебе спать.
Ногу мне стали лечить кварцем. Врач обещает, что скоро стану ходить по-человечески. Пытался тебе звонить. Просидел всю ночь — ничего не вышло. Очень грустно. Свой телефон пришлю, как только появится. Все время встречаю людей, которые тебя видели, — Виткина,{127} Петрусова,{128} Суламифь,{129} — завидую смертельно. Как только вылечу ногу, отпрошусь в Куйбышев,{130} и пусть тогда всё на свете мне завидует.
В Москве я уже четвертый день — прости, родная, что пишу только сегодня. Пришлось заниматься всяческими делами, пока не устроился. Теперь жизнь пойдет нормальней, буду писать часто. Не забывай и ты меня, Наташа. Не забывай и не разлюбливай. Помни, что ты единственная хозяйка моего счастья. Целую тебя, красавица. Спи спокойно.
Николай.
Миша{131} всем кланяется. Поцелуй Дмитраш{132} и передай самый мой сердечный привет маме.{133}
Пока пиши на Электрозаводскую, 27, кв. 12. Живем мы сейчас с Мишкой в квартире Виткина на Сретенке (Сильверстов пер.). В квартире часто никого не бывает, и я боюсь, что письма могут пропасть.
[Январь 1942 г. Москва]
Н. В. ЧИДСОН
Вчера в первый раз за восемь месяцев был в кино. Смотрел «Маскарад». Играли знакомые ленинградские барышни. Несмотря на семейные усилия (одна из барышень играла вместе со своим мужем), вконец испортить пьесу им так и не удалось.{134}
Сидя в темноте и глядя на картину, я уже через десять минут стал видеть другую. Лампу на низеньком столике, рядом с лампой часы, рядом с часами папиросы, рядом со мной ты. На тебе самый твой красивый костюм. Ты лежишь повернувшись ко мне всеми своими родинками и споришь со мной о Лермонтове.
Я не очень помню, какими словами я поругивал его стихи, но очень хорошо помню твои слова в их защиту: «Если бы Лермонтов был жив, я стала бы его любовницей». Думаю, что ни один академик, работай он над Лермонтовым хоть всю жизнь, не нашел бы аргумента, который сумел бы более веско и убедительно выявить достоинства «Маскарада».