Пьесы

Только не подумайте, что это была какая-то унылая жизнь в духе Достоевского. Мы жили весело. Гуляли, читали. Вадим никогда не умел долго унывать, махал рукой и говорил — а…

Он просто легкий человек. Воздух. Близнецы по гороскопу, как Пушкин. Я Стрелец, я Огонь. Я его вдохновляю.

А ты Дева, у тебя с ним полная несовместимость. Я вообще не представляю, как он может рядом с тобой находиться. Ты же его подавляешь. Он наверняка это чувствует и рано или поздно…

У нас были проблемы, но мне казалось, что в последнее время у нас все наладилось. Он много работал, по вечерам играл в компьютерные игры. Иногда выпивал с друзьями, но не много, не как тогда.

Секса у нас почти не было, но это нормально после одиннадцати лет брака. Наступает охлаждение. Вместо страсти — взаимное уважение. Вместе любви — дружба.

По выходным мы ходили гулять. Ты не помнишь, тебе три года было. Или помнишь? Он сажал тебя на плечи, и мы шли сначала в книжный магазин, потом на берег реки, кормить уточек, а потом на вокзал, смотреть на поезда. Если бы я знала тогда, что каждый раз глядя на поезда, он думал о том, кто когда-нибудь один из этих поездов увезет его от нас с тобой.

Я до последнего не знала. Это мне потом рассказали. Все друзья, оказывается, были в курсе.

Он два раза от нас уходил. Я не могла понять, почему, за что?

Говорил — надо побыть одному. Снимал квартиру, забирал несколько книг. Раз в неделю появлялся, чтобы увидеться с сыном и взять еще книг. Ничего не объяснял, а я ничего не могла понять. Он злился на меня за что-то, но ничего не объяснял.

Потом я узнала, что у него в это время были женщины — по две, по три одновременно. Он как с цепи срывался. Потом снова приходил ко мне. Занимал денег. Я давала, все-таки не чужие люди. И он снова уходил.

Где-то через месяц он возвращался. Говорил — из-за ребенка. Что скучает по нему сильно. Потом опять что-то у него накапливалось, и он опять уходил.

Я у него спросила тогда — чем они лучше меня? У меня же ноги идеальные и грудь и лицо. И он сказал, что он может быть с кем угодно, кроме меня. Сказал, что на Земле есть три миллиарда женщин, и он готов быть с любой из них, кроме меня.

Все выбирал, с кем от меня уйти. Выбрал наконец.

Они уехали в Воронеж. Он работает в газете «Товары для офиса» в рекламном отделе. Постригся коротко, ему так не идет, все залысины видны, я видела фотку на «Одноклассниках». Видно, что постарел.

Не представляю, как он может жить в Воронеже, там люди злые.

Мне кажется, он там остановился в своем развитии. От женщины многое зависит.

Даже не знаю, пишет он там что-нибудь или нет. Пишет, наверное, что-нибудь в стол. А может и не пишет уже. Просто смысла нет уже.

Творчество не приносит людям никакой радости. Это просто болезнь. Это демон, который пожирает тебя изнутри.

Это не моя мысль, это Вадим часто повторял. А однажды он вдруг улыбнулся и сказал, что его демон совсем нестрашный, типа котенка и он его не пожирает изнутри, а лишь слегка покусывает.

И все равно это несправедливо. Если ты видишь это, ты должен понимать, что так не должно быть.

Мне мама говорит — ты чеховская душечка. Да, я душечка. И что теперь?

Это я его придумала! Вот вам ваша сенсация! Это я его создала! Да я, все я одна! Он был никто и звать никак, пустое место, вологодский лось, деревенский пентюх. Я придумала его, моего писателя и высекла из куска дерева, которое даже издалека, даже в темноте нельзя было принять за человека. Не было никакого гения! Даже таланта не было ни вот столечки. Это я была его гением.

Если бы Вадим остался со мной, если бы он слушал меня, он бы в конце концов стал знаменитым писателем. Одиннадцать лет я его за волосы тащила из небытия, а он вырвался и сам ушел обратно — туда в небытие. Как будто и не было ничего.

Я отдала ему все и не получила взамен ничего.

Я все думаю, думаю, почему у нас не получилось? Я же старалась изо всех сил. Я правда старалась.

Я пыталась ему написать, позвонить, как-то объяснить. Он на письма не отвечает, трубку бросает. Не хочет со мной говорить. Как будто и не было ничего. Не понимаю, почему. Почему он так на меня злится? А может быть, он не на меня, а на себя злится.

Мне кажется, если бы мы с ним встретились, нам было бы о чем поговорить. Сели бы где-нибудь в кафе и поболтали бы. Повспоминали бы. Как в общаге жили, как окно мыли, как уточек кормили.

Нам ведь есть что вспомнить.

Почему он даже поговорить со мной не хочет? Почему?

3

Здравствуй!

Я долго не решалась тебе написать. Дорогой мой, самый близкий, самый милый мой друг.

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Мне больше нет места в жизни. Я жива только до тех пор, пока я кому-то нужна. Так ты меня учил. А когда не нужна — зачем жить?

Я сама просила ее, чтобы она родила мне внучку. Но она родила не человека, а личинку. Личинка росла и росла, питаясь мною, пока не выросла. От меня к тому времени осталась одна только шкурка. Шкурка мешала ей и она решила ее выкинуть.

Я лежу в крохотной палате на седьмом этаже и пишу тебе письмо, подложив под листок бумаги книгу «Кола Брюньон». Скоро принесут ужин, потом выключат свет. А когда свет включат снова, меня уже не будет. Так что мне нужно поскорее написать тебе все, что я давно хотела тебе рассказать.

У меня много чего накопилось на душе. Шкурка тонкая, а душа тяжелая. На душе много грехов. Четыре греха у меня на душе. Четыре греха я носила в своей душе сорок лет.

Впервые я почувствовала себя собой, отделив себя от остального мира в Ленинграде в сорок втором году. Мама поила меня горячим мясным бульоном и читала мне наизусть «Бородино». Я пила вкусный бульон из алюминиевой кружки и смотрела на драгунов. Эти странные люди с синими лицами и конскими хвостами, стуча копытами, скакали по стенам нашей квартиры. Мама говорила, говорила и ходила из комнаты в комнату, туда и обратно, туда и обратно. Когда стихотворение закончилось, мама открыла окно и ушла в него навсегда.

Я допила бульон и со дна кружки мне на язык выпало золотое колечко. Я спрятала его за щеку и носила там три года. Три года я молчала, чтобы никто не заметил мое золотое колечко. В эвакуации обо мне говорили, что я порченая. Меня сторонились. Я должна была молчать до тех пор, пока не найду окно, в которое смогу уйти к маме. Но на всех окнах, которые я тогда видела, были решетки.

Потом война закончилась и в Москве на Красной площади я встретила тебя. Ты был красивый, молодой и сильный. Я сразу влюбилась в тебя, и я достала колечко из-за щеки и надела на палец. И наконец я могла говорить, и я кричала «ура» громче всех, смотрела на тебя и смеялась. И ты смотрел на меня и смеялся. Так я стала твоей женой. Только ты не знал об этом. И я больше не искала окно, чтобы уйти к маме. И это был мой первый грех.