Петербург в 1903-1910 годах

На Аничковом мосту около ресторана Палкина, близ Надеждинской, опять повстречали красные знамена: толпы, сопровождавшие их, производили впечатление ошалевших орд, готовых на что угодно.

Проехал извозчик, на котором сидел какой-то весьма довольный собой субъект, а над ним развевался красный флаг с черною надписью: «Свобода». Этот был совсем шут гороховый.

Настроение напряженное; на улицах не праздник, а ожидание грозы, и если ее не произойдет сегодня — будет чудо!

Пишу эти строки в 5 ч. вечера; скоро отправлюсь опять на Невский: нужно видеть все самому, чтоб иметь право судить о происходящем. Переживаем величайший миг русской истории!

В 6 часов на углу Суворовского и 2 Рождественской показалось множество красных фонарей и флагов на высоких палках; на улицах полутьма, электрические фонари горят через два в третий. Громадная толпа, сопровождавшая эти флаги, остановилась против больницы, и кто-то из нее начал держать речь. Казалось, будто кровавое зарево стоит над самою улицей.

Речь то и дело прерывалась громовым ура; в окнах соседних домов показались люди, и вдруг освещенные квартиры одна за другой стали погружаться в мрак: гасили огни из боязни разгрома со стороны толпы. Приказчики спешно бросились закрывать щитами двери и окна магазинов. Толпа с революционными песнями двинулась дальше по Суворовскому; по обе стороны ее в большом количестве разбрасывались прокламации.

— Товарищи, за нами! — кричали проходившие: — разгромим тюрьмы, выпустим всех!

Буйств и безобразий никаких не происходило.

Невский полутемен и, сравнительно с утром, — пустынен. Магазины сплошь заперты и закрыты щитами и досками. На перекрестках чернеют что-то обсуждающие кучки людей; больше всего их около Гостиного двора и Казанского собора. Экипажное движение почти отсутствует — извозчиков можно пересчитать по пальцам. На обратном пути от Морской около Троицкой встретили новое шествие с красным фонарем и флагами; толпа сопровождала их многолюдная, но состояла, главным образом, из подростков и мальчишек простонародья; бородатые лица виднелись лишь изредка.

Ни городовых, ни войск не видно — и к лучшему. Тем не менее, все наготове, и в любом месте быстро могут появиться и заговорить пулеметы и артиллерия.

В центре города день прошел мирно.

19 октября.Улицы имеют обычный вид; флаги убраны, сборищ не видно. Только конок нет. Из газет вышли опять только градоначальническая да правительственная. На стенах домов белеют новые извещения Трепова — «День 18 октября», написано в них, «…к сожалению, не обошелся без насильственных столкновений разных групп населения между собой, а также с полицией и войсками»… Далее идет предварение о решительных мерах, которые будут употреблены впредь при подобных случаях.

Какие были столкновения, где — еще не знаю.

В типографии, куда я зашел, смущение: все встали на работу, как вдруг явились какие-то субъекты с требованием продолжать забастовку под угрозой расправы. Типография вся, как один человек, против забастовки, но работать боится. Стыдил их за глупый страх и повиновение каким-то оборванцам, желающим только анархии и слишком самонадеянно считающим себя чем-то вроде наставников и распорядителей судеб всего общества. Тем не менее, кажется, и после обеда типография не работала.

На Невском тоже особенного ничего не заметно; сегодня в Казанском соборе назначен торжественный молебен и, может быть, туда, а может и на какой-нибудь митинг — их теперь несть числа — шло много людей.

Витте, со дня ратификации мира, объявил, что обсуждается вопрос об амнистии лиц, арестованных по политическим делам.

6 часов вечера.Сейчас был преподаватель П. И. Шелков. Рассказывал, что, когда он возвращался вчера домой в 9 час. вечера по Невскому проспекту, у Казанского собора стояла многотысячная толпа, мирно обсуждавшая разные вопросы. На Аничковом мосту он повстречался с другой, меньшей, чисто хулиганского вида. Толпа эта срывала флаги с домов, ревела «Боже, царя храни» и сшибала древками флагов шапки с прохожих, не успевших снять их. У Казанского произошла драка, обошедшаяся без вмешательства войск, причем вторая толпа пострадала и была рассеяна.

Сейчас университет оцеплен войсками; около него убиты два студента. Как, кем — Шелков не знал.

83 студента, сидевшие под арестом в здании Технологического института, сегодня выпущены.

Как обострены теперь страсти! При малейшем сомнении в чьей либо ультра-красноте у людей появляется чуть не пена у рта; слова: «провокатор», «черносотенец», как прежде «шпион» — сыплются без всяких колебаний и рассуждений!

20 октября.Вечером был вчера у Константина Яковлевича Бодиско [167] и вернулся опять в смутном, подавленном настроении.

167

С. Р. Минцлов находился в родстве с семейством Бодиско по линии матери, урожденной А. Я. Бодиско; Д. М. Бодиско, сын декабриста М. А. Бодиско, приходился ему двоюродным дядей.

Константин Владимирович Крапивин, начальник отделения Департамента торговли и мануфактур, рассказывал, что он сам был очевидцем, как вчера в половине пятого дня на углу Конюшенной жандармы ни с того ни с сего принялись разгонять собравшуюся толпу и избивать ее сперва нагайками, затем саблями. Затем — через руки его проходят телеграммы со всей России, даже те, что не попадают потом, благодаря цензуре, в газеты — и он говорит, что содержание их ужасно: манифест принят везде восторженно, во всех городах устраивали радостные митинги, и почти везде опять выступили ступили на сцену против них нагайки и залпы.

18-го на Невском у дома Елисеева разыгралась кровавая свалка между огромными шествиями «националистов» — и «краснофлажцев». Пущены были в ход револьверы, были пострадавшие. Подобные же свалки с выстрелами, а также беспричинные паники, от которых в хаосе неслись, как безумные, в общем потоке, давя и сшибая все на пути своем, извозчики, пешеходы, дамы и сами манифестанты, происходили во многих местах; сильнейшие, повторяю, беспричинные, паники были у Полицейского моста и на углу Загородного и Лештукова переулка. Это показывает, в каком теперь состоянии нервы у массы.

Стачечный комитет (петербургский) объявил продолжение забастовки, и вчера опять стали начавшие работать железные дороги. Московский, наоборот, объявил о начале работ.

Представители периодической печати собрались к Витте и указали ему, что манифестом дарована свобода слова, но не печати; Витте ответил, что в настоящее время она еще невозможна, благодаря анархии; тогда ему заявили, что газеты не будут выходить совершенно… Нет их и сегодня.

Что это за дичь, как может существовать в свободном государстве несвободная печать, как мог Витте говорить и устраивать подобную шутку — понять нельзя! Недаром, видно, на одном из недавних митингов какой то оратор сказал: «Витте не либерал, Витте не консерватор, он просто каналья». Добавлю: преумная!

6 час. вечера.От многих слышал подтверждение о вчерашних избиениях казаками на Невском; уверяют, что они беспричинные.

Митинги 18-го постановили между прочими пунктами требовать — освобождения политических заключенных и увольнения Трепова. О нем толкуют чуть не со скрежетом зубов; говорят, 18-го числа войска получали то и дело приказы то от Витте, то от Трепова; от первого: не сметь пускать в дело оружие, от второго — стрелять.

Царь, подпадающий под влияние того, кто говорил с ним последний, вероятно, вчера поговорил с Треповым, и, благодаря этому, повеселились казаки, и уже прежней свободы собираться на улицах сегодня нет.