Петербург в 1903-1910 годах
Шрифт:
Слышал повествование генерала Волкова, человека, честность которого, кажется, вне сомнения, о недавно умершем генерале Церпицком [185] , герое войны. Повествование удручающее!
Неужели и впрямь нет честных людей на Руси?
В знаменитую китайскую «войну» грабительством занимались все, но особенно выделялись Стессель и Церпицкий, грабившие храмы, частные дома и увезшие целые возы драгоценностей из Китая. Церпицкий, ради выставления себя героем, жег мирные деревни и городки и о таких победах писал яркие реляции…
185
К. В. Церпицкий (1849–1905) — генерал-лейтенант, участник туркестанских кампаний, китайской кампании 1900–1901 гг. и русско-японской
К. В. Церпицкий
19 ноября.Почтовая забастовка продолжается; она всполошила даже иностранные посольства. За этот год, можно сказать, мы прошли через огонь и воду и медные трубы: испытали, как жилось людям в XV веке в городах без фонарей, как они обходились без продуктов во время осады, видели войну на улицах, наконец, узнали, как жилось без дорог, без почты и телеграфа. Разорение принесла и несет последняя забастовка — страшное. Рента сегодня — 78. Такого курса не бывало и после Цусимы! Дисконт поднят до 8 проц. Золотая валюта висит на волоске. Все, кто имеет малейшую возможность, берут свои деньги и уезжают за границу: за какой-нибудь только месяц переведены туда десятки миллионов (в том числе и великими князьями).
20 ноября.Крестьянское движение растет. Разорение и истребление всего идет бессмысленное и беспощадное; у одного помещика, напр, вырезали весь конский завод, у другого перерезали и бросили в овраг 5000 баранов и т. д. Все бежит в города. Здесь проживающие помещики спешно уезжают в имения разорять их, т. е. продавать все живое и всю движимость, чтоб не совсем даром пропала она.
В министерстве земледелия получаются шифрованные сообщения о движении аграрных беспорядков, и впечатление от них такое: растет девятый вал.
22 ноября.Необыкновенно гнусные, темные дни. Опять начинают поговаривать о новой и близкой «мертвой» забастовке. Предполагается ее будто бы устроить на 6 недель и притом абсолютно всеобщую.
Почтово-телеграфная забастовка продолжается; забастовщики страшно возмущены тем, что у нас в Петербурге выступили добровольцы и разбирают вместо них письма. Любопытнее всего, что между этими добровольцами много студентов.
Доходящие со всех концов Руси вести нерадостны: в Киеве, Воронеже, Батуме — везде начались восстания войск — все это вразброд, все без связи и, конечно, безрезультатно.
23 ноября.Убит в Саратове генерал-адъютант Сахаров, посланный для усмирения аграрщины. Застрелен женщиной, объявившей, что она действовала по приговору социалистов-революционеров.
Положение сильно напряженное… живем точно на пороховом погребе!
И весь сыр-бор горит из-за одного человека, упорно не понимающего положения вещей! Из министров вреднейший — Дурново: все распоряжения, все действия его уничтожают по частям манифест 17 октября. Кой черт может тогда успокоиться и «верить» такому правительству?.. Больше месяца прошло с объявления свободы, и что же? — собрания по-прежнему начинают разгонять, председателей и делегатов арестовывают, высылки из города продолжаются и т. д., и т. д. Общество сильно винит Витте и право: если нельзя сломить дворцовую камарилью, то надо уйти прочь, не тянуть волокиты, чтоб общество ясно увидело, с чем имеет дело и приняло соответственные меры.
Курьез: вдова гофмейстера Софья Петровна Хитрово [186] обратилась к моей жене с просьбой найти лектора и устроить у нее в доме нечто вроде сообщения о происходящих событиях, причем общество будет исключительно, конечно, из высшей аристократии. Причина такого желания та, что аристократические дамы не могут читать теперь газет, так как почти ничего не понимают в них. «Там все такие слова… напр. автономия, эсдеки, эсэры, что это такое?» — нужно объяснить, словом, все жупелы гг. аристократкам. Некоторые из них даже схватились теперь
за Добролюбова и спрашивают по знакомым: «Не знаете ли вы, где найти его?..» Такую плебейскую книгу в их домах сыскать, конечно, трудно!186
С. П. Хитрово (Бахметева, 1848–1910) — приемная дочь А. К. Толстого; ее мужем был гофмейстер, дипломат и поэт М. А. Хитрово (1837–1896).
Хитрово, имеющая свой дом на Песочной ул., переехала теперь на Сергиевскую — излюбленную улицу нашего «большого» света. Причина — боязнь близости фабрик и заводов.
На дверях почтамта вывешено объявление, что в услугах посторонних лиц почтамт более не нуждается. Это не значит, что почтовые чиновники вернулись к своим занятиям, а только то, что добровольцев и числившихся «кандидатами» на должности вполне достаточно.
Не вовремя забастовала почта! Примкни она ко всеобщей, прежней — получила бы все. Теперь же еще большой вопрос…
Удивительная разрозненность действий: забастовки, бунты — все это вспыхивает то здесь, то там, или преждевременно, или очень поздно и дает бить себя по частям. Нет Наполеона у нашей революции!
24 ноября.Видел А. И. Воскресенского. Спрашивал его, как обстоят дела у них в Царском Селе и в их гусарском полку. Вытаращил на меня глаза и сказал, что гусары спокойнее, чем кто-либо, и ровно никаких брожений у них не происходило.
И врут же у нас в Питере, могу сказать!
26 ноября.Несмотря на резолюцию почтовой сходки, напечатанной во всех газетах, о продолжении забастовки, она сорвана. Очень многие вернулись на работы, и почта действует.
На помощь бастующим двинулись рабочие и сегодня была на Почтамтской ул. перестрелка: рабочие не пускали ходивших на работу почтальонов; говорят, были убитые.
27 ноября.Пасмурно; такие же и толки кругом.
Газеты сообщают об аресте Совета рабочих депутатов. Сделали это совсем легко и просто… оказалось, что для этого требовалось только немного решительности, которую и проявил Дурново.
Общее недоумение и раздражение вызывает высочайшая благодарность, объявленная казачьим полкам за их верную службу против «внутренних» врагов. Это вызов; очевидно, близок последний бой с самодержавием. Впрочем, со дня смерти Александра III нет самодержца на Руси, а есть только самодержавные министры.
На сегодня всюду назначены собрания и совещания.
28 ноября.Нечто об о. Гапоне. С. П. Хитрово, попечительница какого-то приюта, рассказала мне следующее. Г. Гапон получил место в их приюте, причем ни нравственностью, ни воспитанностью не отличался. Любил покутить и несколько раз каким-то образом ухитрился попадать в спальню к девушкам. Однажды встретил на улице какую-то из них (воспитанницу приюта) и отправился с ней в меблированные комнаты. Об этом узнали и предложили ему оставить приют.
Г. Гапон, кончив служить свою последнюю обедню в нем, вышел с крестом на амвон и произнес очень резкую речь, в которой предлагал девушкам не слушаться начальства, не желающего им добра и т. д. Закончил речь еще более странным возгласом: «А кто любит меня, иди за мной!»
В тот же вечер девушка, бывшая с ним в меблированных комнатах, пропала. Впоследствии она приходила в приют в весьма жалком виде, беременная и брошенная Гапоном [187] .
Дальше: С. П. Хитрово уверяла, будто 9 января Гапон в толпе рабочих не был — были переодетые в рясы студенты — а сидел он в Вольно-экономическом обществе, ожидая прихода депутаций, с тем, чтобы идти во дворец «за министерским креслом».
187
Здесь и далее в рассказах С. П. Хитрово отразились всевозможные слухи и сплетни о Г. А. Гапоне: в 1902 г. при уходе из приюта Синего Креста за ним действительно последовала окончившая курс воспитанница А. Уздалева, которая, однако, стала гражданской женой Гапона и родила от него сына; Гапон участвовал в демонстрациях 9 января 1905 г.; снисходительность Антония, очевидно, была вызвана контактами Гапона с охранкой и т. д.