Петербургская Коломна

В жестоком приговоре барону Шафирову проявился идущий от самого царя и господствующий по всей России «двойной стандарт», когда одним прощалось то, за что сурово карали других. После смерти Петра Екатерина I не только амнистировала Шафирова и вернула ему конфискованное имущество, но и назначила его президентом Коммерц-коллегии.

Петр Павлович Шафиров умер в 1739 году, усадьба же на Офицерской улице по наследству перешла в руки его беспутного сына Исая, гуляки и буйного пьяницы. В 1754 году наследник скончался, и его имение продавалось с торгов за долги. Однако продажа недвижимости в те времена шла неторопливо, и охотников долго не находилось. Даже через два года, в 1756 году, жители столицы еще могли прочитать в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление: «Покойного статского советника барона Исая Шафирова желающих купить дворы. первой каменный. второй деревянный на Адмиралтейской стороне. в купе с садом и прудами. явиться в вотчинную канцелярию».

Сменив несколько владельцев, к концу XVIII века усадьба на Офицерской улице перешла в руки вельможи Екатерины II обер-шталмейстера Л.А. Нарышкина – царедворца, считавшегося бывшим в родстве с Императорским домом по Наталье Кирилловне, родительнице Петра I. Лев Николаевич был очень остроумным и находчивым человеком, обладал блестящим чувством юмора и способностью к колким шуткам и каламбурам. Это о нем царица писала: «Никто не заставлял меня так смеяться, как Нарышкин, обладавший замечательным комическим талантом и шутовскими наклонностями».

Лев Александрович, будучи человеком веселым и компанейским, организовал в своем саду регулярные многолюдные сборища. В крови богатого и родовитого вельможи прочно засели широкое русское гостеприимство и хлебосольство. Л.А. Нарышкин с удовольствием и радостью принимал у себя в усадьбе на Офицерской улице и званых и незваных гостей. Другой страстью князя было наблюдение за многолюдными народными гуляньями. Поэтому не удивительно, что сиятельный хозяин усадьбы охотно предоставил свой сад на Офицерской для «воксала».

В 1793 году с разрешения властей в усадьбе Л.Н. Нарышкина открыли первый в Петербурге общественно-увеселительный сад, именовавшийся «Воксал в Нарышкинском саду». По средам и воскресеньям здесь устраивались танцевальные вечера и маскарады «с платою по рублю с персоны».

В Петербурге танцевали всегда. Официально танцевальные вечера начались еще в 1718 году, когда генерал-полицмейстер Петербурга Антон Девиер объявил волю Петра I об учреждении ассамблей, где главным увеселением были танцы. Во второй половине XVIII века танцевали в садах и парках, на открытых площадках и, конечно же, в этом первом в столице общественном увеселительном саду.

На мероприятия гости могли приходить «в масках и без оных». В танцевальном зале играли два оркестра – «бальной и роговой музыки». Танцевали, строго соблюдая правила приличия: кавалер не должен был обнимать девушку, руке его позволялось лишь соприкасаться с серединой ее спины. В танце же с замужней женщиной можно было обвить рукой ее талию. Запрещалось танцевать без перчаток, трогать руками веер, платок или букет дамы, приглашать партнершу более чем на три танца и т. д. Бальные танцы способствовали развитию бытовой культуры горожан – деликатности, вежливости, опрятности. Именно эти качества всегда имелись в виду, когда речь шла о неповторимом стиле поведения жителей нашего города, к сожалению, почти совсем утраченном сегодняшним поколением петербуржцев.

В первом городском общественно-увеселительном саду находилась также открытая сцена, на которой разыгрывались пантомимы и «сжигались потешные огни». Иногда здесь устраивались и большие представления. За подобные спектакли взималась дополнительная плата – 2 рубля с каждой персоны. В саду нередко выступали и заезжие актеры, «мастера разных физических, механических и других искусств, музыканты горлые, на органах и лютне, искусники разных телодвижений, прыгуны, сильные люди, великаны, мастера верховой езды, люди со львами и другими редкими зверями». Об этом информировала жителей столицы специальная афиша, приглашавшая на концерты гастролеров, выступавших в «Воксале Нарышкинского сада». Цены на подобные представления были доступны только состоятельной публике.

Из одного объявления в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1793 год столичные жители с интересом узнали, что «в саду, сего июля 20 дня, будет в Нарышкинском саду представление большого позорища (т. е. зрелища. – Авт.), названного путешествие капитана Кука, в пользу г. Мире. Если же погода воспрепятствует, то представление оное будет в пятницу, 22 числа. После которого числа воксалы будут только по воскресеньям, а другие дни недели всякому дозволяется безденежно гулять в саду с утра до вечера, где можно будет получить во всякое время напитки и закуску.».

«Воксал Нарышкинского сада» по своей сути стал первым общедоступным местом отдыха жителей столицы. Однако наряду со всесословной публикой в сад заглядывали и высокопоставленные личности и даже императрица. В своем письме к барону Гримму Екатерина II сообщала: «Вчера я провела целый день у обер-шталмейстера Нарышкина. Я отправилась в 2 часа пополудни в карете, вместе с великими княжнами Александрой и Еленой; за мной ехали великие князья Александр и Константин со своими супругами. Ехали мы почти целый час, так как это совсем на другом конце города. Мы нашли прекрасный дом, великолепный обед и прелестный сад, в котором изобилие цветов».

После смерти Л.А. Нарышкина его наследник Александр Львович стал сдавать усадьбу на Офицерской улице внаем. В ней жил австрийский посол Стадион, а затем ее приобрел придворный банкир барон А.А. Ралль. Заядлый меломан и любитель повеселиться, новый владелец усадьбы возобновил в своем саду публичные развлечения.

Популярная столичная газета «Северная пчела» в 1827 году сообщала читателям, что «гулянье в саду барона Ралля в минувшую субботу 13 августа было весьма многочисленно. В увеселениях не было недостатка: там были хорошие хоры музыки, и цыгане со своими песнями и плясками, и волотижеры, и плясуны на канате, и весьма забавный карло, тешивший зрителей своими прыжками и кривляниями, и разные кукольные комедии и прочее. В 11-м часу сожжен был фейерверк».

Подобных финансовых перегрузок придворный банкир не выдержал, его личные капиталы таяли на глазах. В конце концов участок со строениями на Офицерской улице пошел с торгов. Его приобрел камер-юнкер Анатолий Николаевич Демидов, самый богатый представитель прославленного рода уральских промышленников.

Филантроп и меценат в самом лучшем смысле этих слов, Анатолий Николаевич прожил почти всю жизнь за границей и лишь изредка приезжал в Россию. Одно время секретарем у него служил В.В. Стасов. Меценат женился на племяннице

Наполеона I – принцессе Матильде, герцогине де Монфор. Правда, брак закончился разводом и был бездетным. Близ Флоренции А.Н. Демидов владел огромным имением Сан-Донато. В 1840 году великий герцог Тосканский пожаловал ему титул князя Сан-Донато. В своем княжестве Анатолий Николаевич даже завел собственную гвардию. Он всегда приходил на выручку русским, живушим за границей. По его заказу К.П. Брюллов написал картину «Последний день Помпеи». Князь покровительствовал не только художникам, но и щедро помогал писателям и поэтам, учреждая для них именные стипендии и денежные пособия.