Петербургские трущобы. Том 1
Шрифт:
– Трещит, брат, тово…
– Шибко?
– Шибко… не приведи бог, то-ись…
– Зашибся, значит?
– Было дело, по малости…
– Опохмелиться надо…
– Это точно что…
– Пойдем?!
– Никак этого невозможно, потому – рано еще: в фартал надо сбегать в девять часов, панель тоже скребсти, дрова таскать… Опосля фарталу смахаю.
– Эвона, «фартал!»… Нешто, пущай трещит башка до тех-то пор?
– Пущай ее!!.
– Пройдет до девяти-то, буде тово хватишь!
– Никак нет, знаю я в себе эту ризолюцию: хуже, гляди, сделаешь; лучше, как ни на есть обождать; опосля хвачу.
– Ну, шут те дери! Орудуй сам по себе, коли так!
Селифан постоял-постоял, зевнул раз пяток на остром
На этом он и порешил сам с собою.
Справил, как быть надо, всю свою должность дворницкую: воды да дров по жильцам натаскал, лестницы кое-где для виду подмахнул, панель поскреб и в квартале совершил обычно-утреннее посещение с книгой да с отметками – а все-таки трещит, проклятая, ничуть не желает затихнуть и похмельную чарку настойчиво требует: просто – моченьки нету, хоть ложись да помирай на месте.
Нечего делать, против линии не пойдешь, – и Селифан Ковалев спустился в преисподнюю ближайшей распивочной, хватил косушку, закусил капустой кислой и вышел с твердым намерением приняться за работу. И точно, принялся – только горит его душа; как ни ретиво старается он грязно-ледяные глыбы с мостовой железным ломом скалывать, а она горит да горит и словно бы все подмывает его: «Не спуститься ли, мол, Селюшка?» – «Нишни, не балуй!» – строго выговаривает он самому себе, а душа и знать не хочет этих строгостей: «Ой, спустимся, Селюшка! ублажимся, голубчик!» Поддался Селифан на это лукаво-сладкое искушенье, и перед обедом снова спустился и снова хватил. «Ведь вот каков человек я есть окаянный! – укоризненно мыслит он сам с собою. – И знаю, что не резонт, что коли побежишь по этой самой дорожке, так и удержу на тебя не будет, а не могу, потому – тянет… Лучше бы уж было не ходить и не пить совсем, чем так-то… Эх, грехи наши тяжкие. Слаб человек, прости господи!..»
Разобрало-таки Селифана, и чувствует он, что на взводе состоит и что целый день-деньской ему таким манером промаяться придется: тут и опять-таки ничего, значит, не поделаешь, потому линия…
Часу в четвертом, только что прилег было Селифан Ковалев на свою лежанку задать доброго храпака и затем стряхнуть с себя всю эту блажь похмельную, над ухом его раздался звонок. Хожалый принес ему повестку – явиться назавтра к одиннадцати часам утра в скую часть к следственному приставу, и при сем удобном случае, заодно уж, для порядка ругнул его за пьяный образ, причем дал доброго подзатыльника, в качестве доброго начальника, и удалился с гражданским сознанием верно исполненного долга. После его ухода, едва Селифан опять успел себе сладко растянуться на своем нехитром ложе, раздался вдруг новый звонок. «Эк их расшатала нелегкая!.. Кого вам надо?»
У ворот стоял человек в бекеше с меховым воротником и нетерпеливо постукивал о сапог своей тросточкой.
– Какая здесь, любезный, квартера отдается? – спросил он.
– Да вам какую надо?
– Да ту вон, что у ворот билет наклеен.
– Та фатера – две комнаты и кухня с чуланом.
– А много ли ходит?
– Триста в год.
– Дорогонько… А покажи-ка ее.
– Сичас… Вы ступайте на ту вон лестницу, а я только ключи захвачу.
Господин в бекеше осмотрел квартиру и остался ею доволен.
– Хорошо. Я сегодня же переезжаю сюда, – сразу решил он на месте. – Ты уж, друг любезный, никому больше не показывай. На вот тебе задаток. Довольно будет три рубля?
– Очинно даже довольно.
– Ну, и прекрасно. А это вот тебе для первого знакомства! – И господин сунул ему в руку рублевую ассигнацию.
Дворник заметил, что бумажник у него не пуст. «Надо быть, исправный жилец будет», – решил он про себя и пожелал осведомиться, как фамилия будущего
постояльца.Господин слегка замялся; но это было одно только мгновение, после которого он с предупредительной поспешностью ответил:
– Петров… Иван Иваныч Петров.
– Так-с. Чиновник-с, полагается?
– Нет… по торговой части – на коммерческой конторе служу.
Дворник поклонился и проводил с лестницы господина, который, спускаясь, повторил свое обещание переехать сегодня же, часу в седьмом вечера. «Потому – человек я холостой, одинокий, – объяснил он, – сборы у меня невелики – всего на один воз только хватит, так у меня дело недолгое, горячее дело».
И они расстались в ожидании переезда.
XXXI
БАЙКОВЫЙ ЛОЗУНГ
Часов около шести вечера, когда Селифан Ковалев ощущал по-прежнему еще некоторое приятное кружение в голове и неприятную трескотню в затылке, к воротам дома, хранимого его бдительностью, подъехал на простом ваньке давишний наниматель, а за ним, шагах в тридцати, остановился бойкий и сильный рысак одного из петербургских лихачей. Высокого роста, плотный человек, завернутый, что называется, по-старокупечески, в хорошую лисью шубу, быстро отстегнул богатую полость изящных, легких санок и, осторожно оглядясь во все стороны, неторопливо пошел вслед за господином в бекеше, стараясь не упустить его из виду. Лихач, в некотором расстоянии, тоже подвигался за этим последним.
– Погода… – тихо и как бы сам с собою проговорил человек в лисьей шубе, проходя мимо господина в бекеше, который, разочтясь со своим ванькой, в эту минуту дергал за ручку звонка.
– Пока серо [301] еще… – столь же тихо и тоже будто сам с собою промолвил господин в бекеше.
– Кажись, снег [302] будет…
– Нишни! Стырься, откачивай дале!
Лисья шуба, словно совсем посторонний прохожий, прошла вперед, и лихачьи санки за ней потянулись.
[301]
Неизвестно, как пойдут дела (жарг.). Мокро, вода – опасность (жарг.).
[302]
Снег, дождь – неудача (жарг.). Ясно – удача (жарг.).
В воротах показался дворник.
– Кого вам? А, это вы, сударь?
– Я, братец, я… Квартира моя готова?
– Да что ей делается? Вестимо готова, стоит себе.
– Ну, это хорошо… Стало быть, я вот и переезжаю.
– А небиль-то ваша где же?
– А там еще… едет… при ней кухарка моя осталась с ломовиком – укладываются, а я вот вперед их проехал, чтобы встретить, значит…
– Так-с оно… Стало быть, проводить на фатеру прикажете?
– Нет, братец, что там в пустыре-то одному мне делать?.. Они ведь с возом придут не раньше, как через час еще, а мне вот холодно что-то… прозяб я малость – так как бы эдак-то во… чайку бы хватить, что ли?.. Нет ли здесь трактира поблизости?
– Как не быть! – Вот он, на перепутьи!
– А!.. Ну, так вот что, друг любезный! – необыкновенно ласково и задушевно обратилась бекеша к Селифану Ковалеву. – Я уж тебе поклонюсь – помоги ты хозяйство наверх перетащить, как воз-то приедет.
– Отчего же… Это мы завсегда, с нашим почтением… это очинно можно.
– Ну и прекрасно!.. За труды на чай получишь, а пока они там едут, сходи-ка ты мне в трактир да принеси чайку, а я пока в дворницкой у тебя, что ли, посижу, попьем да покалякаем малость промежду себя: ты мне про соседей порасскажи – новому жильцу ведь все это надо знать, сам ты понимаешь. Смахай-ко! На вот и деньги.