Петербургское дело
Шрифт:
— Во-вторых, будут разные вкусные и интересные напитки.
Турецкий улыбнулся:
— Могу посоветовать пару-тройку интересных напитков: чай, кофе, молоко. Еще неплохой напиток — кефир. Но он для вас крепковат.
— Молоко оставь себе и Грязнову, — строго сказала Ирина и тонко усмехнулась: — Будет чем опохмелиться. А наш список пооригинальней. Вино, шампанское, коньяк… Список длинен, но тенденцию ты понял.
— Так-так. Мадам решила пуститься во все тяжкие? И что же будет, когда вы напьетесь?
Ирина мечтательно закатила глаза:
— В Москве есть неплохой клуб. Называется
— Что-то я про него слышал… — наморщил лоб Турецкий. — Уж не тот ли это клуб, где по сцене разгуливают толстые, потные, противные мужики? А пьяные бабы суют им червонцы в семейные трусы.
На лице Ирины появилась игривая улыбка.
— Тот, но с маленькой поправкой. На сцене танцуют стройные, мускулистые красавцы. Настоящие жеребчики! А семейным трусам они предпочитают трусики-стрингеры.
— М-да. Поправка существенная, но все равно — жуткое, должно быть, зрелище.
— Для кого как.
— Это конец праздничной программы? Или что-то еще?
— А вот это уже смотря по ситуации, — сказала Ирина.
— Так, жена. А теперь послушай меня. Три дня назад на стрельбищах я выбил восемьдесят пять очков из ста. А о моей привычке неожиданно являться домой ты давно знаешь. Так что подумай сама, стоит ли тебе… или лучше выпить стакан теплого молока, почитать на ночь Жюля Верна и лечь спать.
Ирина удрученно вздохнула:
— Нет ничего опасней, чем быть замужем за ковбоем.
— Вот это уже в самую точку, — самодовольно улыбнулся Александр Борисович. — Теперь я за тебя спокоен. Можешь идти и собирать мне вещи.
Ирина, однако, была не в восторге от этого предложения.
— А если серьезно, — вновь нахмурилась она, — как вы думаете остановить все эти ужасы? Ведь воюют, по сути, мальчишки. А мальчишки редко слушают, что говорят им взрослые.
— Солнце мое, не забивай себе этим голову.
— И все-таки у меня на душе тревожно. — Ирина вздохнула. — Наверно, это потому, что ты уезжаешь.
Турецкий встал, вытер рот салфеткой, обошел стол и, наклонившись, обнял Ирину за плечи:
— Не волнуйся. Считай, что я уезжаю в отпуск.
— Вот уж нет. В отпуск бы я тебя ни за что одного не отпустила!
Турецкий улыбнулся и поцеловал жену в щеку:
— Вот за эту непреклонность я тебя и люблю.
3
Как ни странно, но в Питер весна пришла раньше, чем в Москву. Снега на улицах почти совсем не осталось. Теплый ветер разогнал тучи, и солнце наяривало так, словно его только что помыли.
Александр Борисович Турецкий и Вячеслав Иванович Грязнов успели прогуляться по Невскому, поглазеть на изобилие мостов, лошадок и львов, на колонны Казанского собора, на маковки Спаса на Крови. Они прибыли в Питер сегодня утром. Володя Поремский приехать не смог — у него заболела мать, и он взял отпуск. Галю Романову решили вызвать, если возникнет необходимость, поэтому оперсостав представлял один лишь Володя Яковлев. После утренней встречи с местными операми он рыскал — по их наводке — по городу, время от времени позванивая Грязнову на мобильник и докладывая обстановку.
Щурясь на солнце, Вячеслав Иванович поглядел по сторонам и покачал
головой:— Все время удивляюсь, как они тут живут?
— А что тебе не нравится? — удивился Турецкий.
— Мне-то как раз все нравится. Но чувствую себя так, словно по музею хожу! Все время хочется надеть тапочки.
— Скорей уж галоши, — с улыбкой заметил Турецкий.
Прогулка по городу закончилась обедом в кафе «Крылатый лев», куда их пригласил начальник питерского утро полковник Гоголев.
Полковник поджидал их за столом и был бледен и хмур. С коллегами поздоровался сухо, как будто был недоволен их приездом.
Грязнов и Турецкий переглянулись.
Александр Борисович откашлялся в кулак и сказал:
— Виктор Петрович, мы понимаем, что вторгаемся на вашу территорию, но…
Гоголев махнул рукой:
— Бросьте. Я не помещик, чтоб запрещать вам охотиться в своем лесу. Да и вы на помещиков не слишком похожи. Так что обойдемся без извинений.
— Вот видишь, Саня, — посмотрел на Турецкого Грязнов. — Я тебе говорил, Витя наш человек. А то, что хмурый, так это, наверно, от авитаминоза.
— А, вот вы о чем, — отозвался Виктор Петрович. — Не обращайте внимания, просто спал сегодня плохо. Всю ночь зуб болел.
— Вылечил?
Гоголев ухмыльнулся:
— Ни фига. С утра собрался в поликлинику, а зуб, как назло, прошел. Я с дуру решил поход к дантисту отложить. А теперь чую, что следующая ночь будет не лучше прежней.
Грязнов и Турецкий сочувственно покивали головами.
Когда принесли обед, Гоголев заметно воспрял духом. На губах его наконец-то появилось какое-то подобие улыбки. Глаза уже не были затянуты туманом. А когда речь зашла о деле, ради которого приехали московские сыщики, он и вовсе оживился.
— Столкновения происходят в глухих районах, — объяснял он. — Либо в такое время, когда нормальные люди еще спят.
— Или уже спят, — добавил Грязнов.
Виктор Петрович кивнул:
— Именно. И потом, люди предпочитают не связываться с молодыми отморозками. Все знают, что этих зверенышей ничто не остановит.
— Не слишком хорошего мнения ты о современной криминальной молодежи.
Гоголев посмотрел на Грязнова и меланхолично вздохнул:
— Лет двадцать назад я к криминальной молодежи тоже не слишком хорошо относился. Но тогда даже воры и бандиты играли по правилам. Сегодня нет ни правил, ни игры. Одна жестокость. Взять хотя бы эти два убийства… Не кого-нибудь убили, а следователя и судью! Представляете, что было бы, если бы двадцать лет назад в Питере убили следователя и судью? Черт-те что творится! Как будто снова живем в девяностых.
Турецкий помолчал, давая Гоголеву возможность подостыть, затем спросил:
— Как идет следствие по двум этим делам?
— Со скрипом, — честно признался Виктор Петрович. — Версии есть, но ни улик, ни свидетелей. Вполне возможно, что оба убийства были местью со стороны скинхедов. Рамишевский вывел бритоголовых на чистую воду, а Жукова усадила их за решетку. Мотив, так сказать, налицо. Но, с другой стороны, машину Рамишевского взорвали профессионалы. Это я могу со всей уверенностью сказать. Мальчишки-скинхеды на это не способны. У них нет ни мозгов, ни опыта.