Петербургское действо
Шрифт:
— Пожалуй, даже посильне Шванвича, усмхнулся Алексй. Того мы вдвоемъ легче одолваемъ.
Братья разсмялись.
— Ну, теперь надо звать Ласунскаго и своихъ Чухонъ.
— Врядъ дозовемся. Коли на зовъ горластаго Мишки не прибжали, стало такъ далеко, что и не докличешься.
Алексй Орловъ досталъ изъ-за спины охотничій рогъ и сталъ трубить. Потомъ прислушался.
Все было тихо, и не только отвтнаго звука другой трубы, ни шелеста, ни шороха не слышно было кругомъ среди морознаго затишья и застоя.
— Вотъ что, братъ, нечего даромъ-то за музыкой время
И два богатыря, ухвативъ распластавшуюся лохматую махину, легко потащили ее, бодро шагая рядомъ.
Кровавый слдъ багровой лентой вился за ними по серебру снговъ.
— Эхъ, кабы намъ, братецъ, дла наши вс также вотъ лихо вершить, какъ на охот!
— Кабы съумть управиться также споро, какъ мы вотъ съ Мишками справляемся, договорилъ Григорій Орловъ на ходу…
— Тамъ не сила, а разсудокъ, да смкалка дло вершаетъ…. A главное и первое всему начало — согласье… отозвался Алексй.
— Я все тутъ стоялъ въ лсу…. Ждалъ вотъ этого…. A прозвалъ бы непремнно, потому что все въ голов у меня Лейбъ-Компанцы прыгали…. Вотъ кабы эдакъ то!… Въ одну ночь… Безъ шуму, безъ драки… безъ убивства своего брата, офицера какого иль солдата.
— Вишь чего захотлъ! Нешто можно? Статочное ли это дло? Вдь тутъ не тетушка Леопольдовна, да шестимсячный младенецъ на престол… Да оба нмцы… Да и охраны никакой…
— A нын-то кто-жъ? Все то же…
— То же, да не то. Т-же щи, да съ говядинкой… Голштинское-то войско глядть что-ли будетъ?.. Да что Голштинцы!.. Вонъ свои Измайловцы да Семеновцы по ею пору никакимъ голосомъ не откликаются. Э — эхъ. Все это… сновиднья одни наши! вздохнулъ Алексй Орловъ.
— На мой толкъ, Алеханушка, прежде всего рогатиной намъ хохлацкой заручиться. Тогда все, какъ по маслу пойдетъ.
— Какой рогатиной?!
— Хохлацкой. Въ ней вся сила! смялся, шагая, Григорій.
— Что ты приплетаешь? Какая хохлацкая рогатина?
— A гетманъ! Графъ Кирилла Григорьевичъ.
Алексй Орловъ усмхнулся и тряхнулъ головой.
— Мудрено. Къ Разумовскимъ и воротъ не найдешь; не знаешь съ какой стороны и подъхать къ нимъ. Они оба доки — мягко стлать.
— Говорю — пустите меня!
— Пустите? Рано. Что зря въ петлю лзть! отвчалъ серьезно младшій братъ. Они по первому слову велятъ тебя арестовать и подутъ къ государю… Намъ за тобой вслдъ и пересчитаютъ всмъ головы. Да и зачмъ? Мы еще и не знаемъ сами съ какого конца взяться.
— Гетманъ не таковъ человкъ, чтобы доносить. Да и хитеръ. Онъ, поди, давно носомъ чуетъ, чего вся гвардія желаетъ.
— Вся гвардія. Вся ли, Гриша? Кабы вся-то желала, такъ мы съ тобой не болтали бы зря, а дло длали.
— Ну, а не въ примръ мудрене, говорю, начать, коли гетмана не достанешь себ.
— Начинать-то, Гриша, покуда нечего, а то и безъ него обойдемся. Что тутъ гетманъ?.. A тяжелъ вдь проклятый. Руки обломаешь объ него.
— Гетманъ-то? Да, лнивъ на подъемъ; какъ вс они, сказываютъ, хохлы.
— Вотъ этотъ гетманъ тяжелъ, говорю! разсмялся Алексй Орловъ
и бросилъ лапу животнаго.Братья остановились отдохнуть и молча стали надъ медвдемъ.
— A вотъ что, Гриша, выговорилъ вдругъ Алексй. Веселый и бодрый голосъ его понизился и звучалъ иначе. Ты подумалъ ли о томъ, братецъ, что нын постъ идетъ? Не за горами и Страстная, да говнье. Какъ же теперь быть, если священникъ на духу, что-либо такое къ нашему длу подходящее спроситъ вдругъ?
— Не спроситъ, не бойсь.
— Не спроситъ? Ты всегда такъ, Ну, а спроситъ, говорю?..
— Да съ чего-жъ?..
— A хоть съ того вотъ, что ужъ мсяцъ цлый, то и дло у насъ спрашиваетъ всякъ: что у тебя на дому за сходбища, да что мы поздно засиживаемся за полночь? Пить не пьемъ и спать не идемъ.
Григорій Орловъ глянулъ на брата и молчалъ.
— A лгутъ, Гриша, на исповди только перекресты изъ татарвы.
— Встимо. Но и открыться на духу, Алеханушка, хоть бы малость — избави Богъ. Не можно. Попъ изъ-за камилавки — изъ мухи слона сдлаетъ и въ набатъ ударитъ.
— Вотъ то-то и есть! Я вотъ эдакъ и думаю все: какъ быть?.. тихо выговорилъ Алексй.
И два молодца-богатыря задумались, стоя надъ мертвымъ Мишкой. Огромное лохматое животное, сраженное въ пятиминутной борьб, было для нихъ дло привычное и заурядное, надъ которымъ думать не приходилось. A говть или нтъ, лгать на духу или нтъ? — это былъ вопросъ далеко не заурядный. Было о чемъ молодецкія головы поломать.
— Что-жъ? Отложи говть до времени, вымолвилъ, наконецъ, Григорій Орловъ. Богъ проститъ!
— А, ты, Гриша? съ изумленіемъ воскликнулъ братъ.
— Встимо тоже… Я, ты знаешь, за всегда за тобой. Какъ ты… A попадемся въ чемъ посл, такъ въ Пелым ужъ и отговемъ, усмхнулся онъ. И времени-то тамъ у насъ Алеханушка, много будетъ, Богу-то молиться. Молись себ, да молись; никто не помшаетъ; хоть Четью-Минею тамъ на память себ вычитывай.
— Гд?
— A въ Пелым-то, иль въ Соловкахъ.
Алексй Орловъ въ свою очередь весело разсмялся, но тотчасъ стихъ и, раздумывая, вздохнулъ.
— Такъ, стало, не говть? сказалъ онъ, наконецъ, какъ бы ршаясь.
— Не говть… Что-жъ? Богъ проститъ.
— Ну ладно… Берись-ко.
Братья снова ухватили медвдя за заднія лапы и снова легко поволокли лохматую махину по сугробамъ… Широкое темно-багровое пятно осталось на мст, гд лежалъ медвдь, и снова узкій кровавый слдъ ложился по ихъ слдамъ на лсныхъ сугробахъ…
IV
Посл получаса ходьбы, Орловы вышли изъ лсу на опушку, гд, близь шалаша, стояли дв тройки, привязанныя къ деревьямъ и нетерпливо двигались на мст, позвякивая бубенчиками. Кучера спали въ шалаш и богатырски храпли, увернувшись въ рогожи.
Алексй Орловъ, растолкалъ людей, разбранилъ ихъ за то, что полузамершіе лошади были брошены безъ надзору.
Оба кучера стали класть медвдя въ большія сани, но не могли поднять его на столько, чтобъ перетащить чрезъ откосы въ дно саней. Лошади оглядывались, храпли, а ближайшая пристяжная ужъ фыркнула разъ и поджимаясь собиралась ударить…