Петля Сергея Нестерова

– Что ж, не хочешь, не говори. Только знаешь, я врунов с детства не люблю. А ты врун, самый настоящий.

Сергей хотел ее обнять и обернуть все в шутку.

– Руки убери! Я сказала: убери руки!

Люба сделала резкое движение, освобождаясь от его объятий.

– Ведь ты сам мне говорил, что единственный человек, от которого у тебя нет секретов, это я. Говорил? Что мы должны полностью доверять друг другу, потому что иначе ничего не получится. Говорил? А сам что делаешь? Мы еще не поженились, а ты мне уже врешь. Я же вижу, не слепая, случилось что-то серьезное! Если ты мне врешь сейчас, что тогда дальше будет?

В глазах ее стояли слезы, но она сумела себя сдержать.

– А ничего не будет. Не хочу начинать нашу жизнь со лжи.

Люба решительно повернулась и пошла быстрым шагом, не оборачиваясь и высоко держа голову.

Сергей, догнав ее, схватил за плечи, стал целовать соленые от слез глаза.

– Любушка! Прости меня, пожалуйста, прости дурака! Не хотел тебя во все это вмешивать. Что ж ты у меня такая резкая? Сразу развернулась и пошла, королевна… Ну, все, все, успокойся!

Она начала улыбаться сквозь слезы.

– Все тебе расскажу, Любимочка моя! Только не здесь. Поехали ко мне, мама у дядьки, так что нам никто не помешает.

Дорогой он вспоминал ничего не значащие истории, забавные случаи, происходившие с ним и его друзьями. Люба слушала, но было видно, внутренне она напряжена и находится в ожидании того, что должно произойти, и, может, изменит всю ее жизнь.

Соседи большой еврейской семьей были дома и проявили «скромный» интерес к Любиной персоне. Пока Нестеров и его гостья снимали пальто и обувь в прихожей, каждый из них под тем или иным предлогом выходил в коридор и здоровался. Как же, разве можно такое пропустить? В кои-то веки Сережа привел девицу домой не глубокой ночью!

Любе было не по себе от такого любопытства, но она старалась не подавать вида. Нестеров, заметив «хитрые» соседские маневры, прошептал ей на ухо: «Не обращай на них внимания. Ты самая замечательная девушка в мире!»

Потом был чай с сушками и его рассказ о событиях дня: беседе с кадровиком; встрече с Михалычем, который ненавязчиво пытался наставить его на «путь истинный»; изучении всяких приказов и инструкций в попытке понять серьезность ситуации; разговорах с ребятами из отдела. А еще, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию, он покрасовался перед ней в парадной шинели и фуражке, отдавая честь под козырек и маршируя, как на плацу.

Люба слушала молча, не перебивая, задумчиво улыбаясь, потом попросила показать семейный альбом. Внимательно рассматривала фотографии отца в форме майора НКВД, дяди – офицера пограничника, старшего брата, когда он еще был слушателем Высшей школы КГБ.

– Знаешь, Сереж! Папа рассказывал, что был на Дальнем Востоке, строил железную дорогу, его даже грамотой наградили, но как он там оказался, я, честно говоря, не знаю. Не представляю, какое преступление мог совершить мой отец. Конечно, человек он горячий, а как выпьет, может и натворить чего-нибудь. Но это мой отец. И этим все сказано. А еще я знаю, что папа копейки чужой не возьмет.

Она замолчала. Нестеров понимал, что нельзя ее сейчас перебивать.

– Сереженька, ты только не обижайся. Послушай меня спокойно…

Люба взяла его за руку.

– У тебя такая семья, прямо целая династия, ты безумно любишь свою работу и ребят. Когда рассказываешь о них, глаза такие довольные, счастливые. Разве ты сможешь без них и своей любимой работы? А я так понимаю, что, если ты на мне женишься, тебя из Комитета могут уволить. Так? Раз молчишь, значит, я права, могут. Что тогда будет? Подумай: женишься на мне, уйдешь с работы и, наверное, никогда не простишь мне этого… – Она никак не могла справиться с волнением. – Сережа, я поначалу легко ко всему относилась, думала, посмеемся, дурака поваляем и забудем. Но ты же сумасшедший. Ты невероятный сумасшедший! Я и не заметила, как влюбилась в тебя, глупая… Знаю, что не должна говорить этого, не должна…

Он поднял ее, как пушинку, на руки и стал целовать глаза, губы, пряди волос. Стены пошли хороводом, они потеряли чувство времени и пространства… Когда раздался стук в дверь и голос соседки позвал его к телефону, они очнулись на кровати, накрытые почему-то его парадной шинелью…

Ни тогда, ни после Сергей так и не узнал, что судьба его решилась семнадцатого декабря на совещании в кабинете начальника Управления.

– Рассказывайте, Станислав Михайлович. – Кирилл Борисович сразу дал слово начальнику информационно-аналитического отдела.

– Обобщив материалы, которые удалось найти в архивах, мы получили следующую картину… – И Станислав Михайлович открыл папку, на которой золотом было выведено «Для доклада». – Китаев Григорий Кириллович, тысяча девятьсот двенадцатого года рождения, из крестьян, уроженец деревни Волчок Моршанского района Тамбовской области, образование незаконченное среднее, беспартийный. В возрасте шестнадцати лет ушел из дома и перебрался в Москву. В июле тысяча девятьсот двадцать девятого года через биржу труда завербован на строительство Мавзолея на Красной площади, прошел спецпроверку, в материалах ОГПУ сведений компрометирующего характера не содержится. На спецобъекте работал вплоть до октября тысяча девятьсот тридцатого, на заключительном этапе строительства использовался для проведения отделочных работ во внутренних помещениях. Затем в течение полутора лет работал каменщиком на строительстве жилых домов и объектов промышленного назначения. В ноябре тысяча девятьсот тридцать второго года Китаев, работая продавцом булочной номер четырнадцать на Тверской улице, сейчас улица Горького, вместе с двумя рабочими получил на хлебопекарне продукцию, которую доставил к месту назначения. При приемке хлеба администрацией булочной выявлена недостача в количестве двух буханок, что послужило основанием для информирования правоохранительных органов по факту хищения кооперативной собственности.

Он перевернул страницу и обратился непосредственно к начальнику Управления.

– Кирилл Борисович, хочу отметить, что в это время началась широкая компания борьбы с расхитителями. В отношении лиц, уличенных в хищении государственного или кооперативного имущества, применялись санкции закона от седьмого августа тысяча девятьсот тридцать второго года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности», так называемый закон о колосках. В Уголовном кодексе РСФСР деяния, совершенные в рамках названного мной нормативного акта, квалифицировались по статье пятьдесят восемь прим как контрреволюционные действия, направленные на подрыв основ рабоче-крестьянской власти. В соответствии с положениями этого закона в качестве судебной репрессии за хищение, воровство колхозного и кооперативного имущества применялась высшая мера социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и при смягчающих обстоятельствах расстрел заменялся лишением свободы на срок не ниже десяти лет также с конфискацией.

Волосов с интересом и завистью наблюдал за главным информационщиком Управления. Для него, да и многих других, оставалось загадкой, как тому удавалось делать доклады, практически не пользуясь подготовленным материалом. Вот и сейчас он заглянул в свои записи лишь в самом начале своего сообщения.

Станислав Михайлович тем временем бросил взгляд на начало второй страницы и продолжил:

– Сигнал по факту хищения поступил в районный отдел ОГПУ. Дело было рассмотрено – от возбуждения до вынесения приговора – в течение десяти дней. Тогда законом были определены такие сроки, не более пятнадцати дней. В этом случае в процессе следствия рабочие, бывшие с Китаевым, свою вину и причастность к хищению категорически отрицали и указали, что неоднократно видели, как Китаев в конце рабочего дня собирал и прятал обрезки и остатки от разрезанного за смену хлеба. В своих показаниях они утверждали, что именно Китаев, используя свое положение старшего при получении и транспортировке хлеба, совершил преступление, ответственность за которое он пытается возложить на них.

Начальник Управления что-то пометил в своем блокноте.

– В ходе проведения очной ставки подозреваемый признал, что действительно собирал остатки хлеба, которые отдавал беспризорникам, постоянно находившимся около булочной, однако свою причастность к хищению двух буханок категорически отрицал. Несмотря на последнее обстоятельство, судебным решением на основании показаний свидетелей и частичного признания своей вины Китаев был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей пятьдесят восемь прим УК РСФСР, и, учитывая смягчающие вину обстоятельства – преступление совершено впервые, размер хищения незначительный – приговорен к десяти годам лишения свободы с конфискацией имущества.