Петля Сергея Нестерова

Несмотря на внешнюю медлительность, Алексей Иванович никогда и никуда не опаздывал. Его проницательности, житейской и оперативной мудрости мог позавидовать любой из сотрудников. Он не стремился выбиться в начальники, но, несмотря на невысокую должность и майорское звание, был для всех непререкаемым авторитетом, в том числе и для руководства отдела. Отчасти возможно потому, что был одним из немногих, награжденных знаком «Почетный сотрудник госбезопасности», который в чекистской среде ценится не меньше, чем орден. К Сережке он с первого момента знакомства относился по-отечески, – что Нестеров, выросший без отца, ценил. С другой стороны, у самого Алексея Ивановича детей не было, поэтому, наверное, здесь был случай, когда симпатии оказались взаимными.

Нестеров соколом влетел в кабинет. Саня Муравьев оторвался от своих документов и с нескрываемой иронией посмотрел на него.

– Что, Серега, «Саблин» опять сенсацию в клюве принес?

Нестеров молча, с достоинством, не торопясь, достал из папки «Архипелаг «ГУЛАГ» и протянул Муравчику.

– Шо цэ такэ? Ничего себе!

От удивления брови Муравьева поднялись дугой, а глаза стали круглыми, как у филина. Но он, быстро взяв себя в руки, деловито полистал самодельное издание, пару страниц посмотрел на просвет.

– Слушай, Серый, ты хоть знаешь, что это такое? Я уверен, в Управлении еще нет ни одного экземпляра. Вчера только по ориентировке проходило, что в Париже издали книгу Солженицына, но никаких сведений, что она распространяется в Москве, не было… Сергунь, когда будешь начальству докладывать? Надеюсь, не сегодня? Дай мне на ночь, почитать, а? Будь человеком! Коротков же отберет, как пить дать!

Он прижал книжку к груди, как сокровище.

– Нет, сам подумай: тебе надо провести установочные мероприятия, на это уйдет время, а сейчас уже пять и ты все равно ничего не успеешь. Доложишь завтра, ничего не случится, мир не рухнет!

В это время в кабинет зашел Коротков.

– Что это у тебя, Александр Николаевич? – Сказал он, заметив в руках Воробьева книгу. – Твое?

– Нет, Борис Максимович, Нестеров только что со встречи принес.

– Ладно, разберемся. Бери все материалы и заходи, Сергей Владимирович.

Кабинеты рядом, и времени на раздумья не осталось. Нестеров подробно рассказал о встрече с «Саблиным»; Коротков тем временем читал агентурное сообщение, потом стал по диагонали просматривать «Архипелаг».

Излагая свои соображения, Сергей питал надежду, что заслужил хотя бы одобрения: добыть такой материал – не фунт изюма съесть. Однако Коротков молчал, мало того, за все время доклада ни разу не посмотрел на Нестерова. Не меняя угрюмо-кислого выражения лица, он взял с правой стороны стола Уголовный кодекс, полистал и раскрыл на нужной странице.

– Так, вот она, статья семидесятая – «Антисоветская агитация и пропаганда»… И что она нам говорит? Слушай, Нестеров, слушай!

Борис Максимович с выражением зачитал:

– «Агитация и пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы… – На последних словах он поднял вверх указательный палец, и голос его пошел вверх: – наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до семи лет или ссылкой на срок от двух до пяти лет».

Он посмотрел на Сергея и протянул с сарказмом:

– Да-а. Ты у нас прямо первооткрыватель. То «Черный сентябрь» найдешь, то фальшивомонетчиков, теперь вот антисоветский центр в университете раскопал. Те два сигнала мы на отработку в другие подразделения отправили, а с этим надо будет самим разбираться. Справишься? Может, Муравьева подключить? Не хочешь, по глазам твоим вижу, не хочешь… А головку свою умненькую не сломаешь? Ну-ну.

Коротков и не думал скрывать, что сомневается в возможностях Нестерова объективно разобраться в перипетиях этого дела, но палки в колеса вставлять не стал.

– Хорошо. Зайди сейчас к Риктеву, он поможет побыстрее получить установочные данные на Завадского плюс сведения по близким родственникам; всех проверишь по учетам с пометкой «Срочно». Это первое. Второе: подготовишь рапорт на заведение дела оперативной проверки и, как приложение, план первоочередных оперативных мероприятий. Документы доложишь завтра, к десяти. Все ясно? Действуй!

– Борис Максимович, а книга?

– Что книга?

– Книгу я могу взять? Она идет как приложение к агентурному сообщению, а его еще оформить нужно.

– Сообщение «Саблина» возьми и оформляй, как положено, а книгу оставь. Слушай, что ты опять умничаешь? Иди, куда я тебя послал, умник!

Нестеров, несколько расстроенный, ведь ему, как и Муравьеву, хотелось почитать и понять, чего такого «насочинял» этот Солженицын, пошел к Риктеву, где увидел такую картину: за столом – Славка с телефонной трубкой в руках, рядом – Рубен Оганесян, еще человек пять толпятся в кабинете с непонятной целью.

– Рубен, прошу, выручи! – проникновенным голосом говорит Славка. – Я сейчас наберу номер, а ты попроси Светлану. Я сам не могу, там подруга жены работает, она знает мой голос. Ты мужик или не мужик? Тебе что, трудно два слова сказать? – В голосе Риктева звучала откровенная обида.

Рубен, конечно, знал, что Славка – любитель всяких розыгрышей, но здесь все вроде бы было чисто. Потом жены – они такие ревнивые! Одна его Галя чего стоит.

– Ладно, давай. – Он взял трубку и со своим ярким армянским акцентом стал спрашивать. – Алло! Это Светлана? Алло! Вы что молчите? Светлану можно? Светлану мне нужно! – И вдруг, услышав голос, побледнел и бросил трубку на стол, будто у него в руке оказалась ядовитая змея.

Все находившиеся в кабинете услышали доносившийся из трубки женский крик:

– Совсем из ума выжил, бабник проклятый?! На работе у меня Свету завел, да? Свету ему надо! Я тебе покажу Свету! Ты у меня света белого не увидишь со своей Светой! – И пошли короткие гудки.

Ребята еле сдерживали смех. Единственный, кому было не до веселья, Рубен. Он сидел бледный на стуле, вытирая носовым платком пот со лба, и сам себе говорил: «Она же не пустит меня домой. Где я ночевать буду?» Потом поднялся, посмотрел на всех, с горечью махнул рукой и, не сказав ни слова, вышел из кабинета.