Петр Великий, голландский. Самозванец на троне

Наконец, обязательный ритуал был завершён, и Питер едаа прикоснувшись к руке Шарлотты, повёл её в зал. Меньшиков, как верный оруженосец, следовал позади.

Мажордом хлопнул тростью об пол, музыканты принялись выводить мелодию для танца. Впереди танцующих шли Питер и Шарлотта.

– Как же к вам обращаться, ваша милость, – чуть улыбнувшись, спросила дама.

– Герр Питер, – усмехнувшись в свои усы, отвечал великан.

Кстати сказать, к удивлению мадам Висбур, этот московит был умел в плезире, то есть двигался весьма грациозно, и не наступал на её изящные парчовые туфельки своими башмаками.

Затем всех позвали к столу. Слово сломав надежды австрийских вельмож на русскую экзотику, угощение на блюдах было исполнено по французским рецептам. Лакеи умело и быстро наделяли яствами присутствующих. И за спиной Питера стоял, наверное, самый высокий из них.

Первый тост, был конечно, за цесаря Леопольда, а второй- за его русских гостей, причём, титул царя не был назван. Лицо Питера потемнело от злости, но он сдерживался. Хитрый Лефорт подавал знаки, стараясь сдержать его ярость. Да и изящная Шарлотта успокаивала своим присутствием буйный нрав пирата.

– Мин херц, – услышал он за спиной шёпот Меньшикова, – тебя просят…Важные гости…

– Сейчас, Aleksashka. Шарлотта, я вынужден отойти… Вернусь пренепременно…

Они быстро прошли по коридору, мимо караула цесарских гвардейцев. И, в небольшом кабинете, за простым столом сидел господин, с лицом, скрытым полумаской. Судя по парчовому камзолу, украшенному орденской лентой, человек был очень знатен.

– Сюда, мин херц. Не волнуйся, я за дверкой встану, у меня и пара пистолетов…

Питер усмехнулся, закрыл дверь и сел напротив таиственного гостя. Помолчал немного, ожидая, что незнакомец заговорит первым. Так оно и вышло.

– Я рад своему гостю, царю Московскому…

– Царю Всея Руси, – поправил Питер.

– Вынужден скрывать лицо, в Вене много недоброжелателей вашего присутствия. Город полон слухов из России, в Москве говорят, что на троне самозванец…

– Послы подтвердили мою личность…

– Да, без сомнения, брат мой, – Леопольд словно поправился, – но в России мятеж, и некое нестроение…

– Кучка недовольных, дело обычное в любом государстве…

– Конечно, конечно, брат мой Пётр. И мы в союзе против Турции, и я надеюсь, что соглашение прочно?

– Без сомнения, брат мой Леопольд.

– Но я слышал, что вы встречались с Вильгельмом Оранским, и он конечно, говорил с вами о необходимости войны с Швецией. Он хочет лишить Францию союзника…

– Ингрия и Карелия, старые русские земли придётся отвоёвывать.

– Всё же, войны с Турцией необходимость, пусть и тяжкая и для Австрии и для России. Я хотел бы укрепить наше соглашение, создав брачный союз вашего сына Алексея с моей родственницей Луизой, принцессой Вюртембергской.

– Без сомнения, я буду рад этому. Когда оба войдут в нужный возраст, брат мой! – и Питер деланно и натужно рассмеялся.

Пират глупым не был. Ему здесь дали понять, что знают, что он не настоящий Пётр, но готовы это терпеть до совершеннолетия Алексея. И, готовы постоять за права на престол малолетнего царевича. Причём, знатность уважают строго, так, что считают ровней себе, желая выдать принцессу за Алексея Петровича.

– Однако же я слышал, что собираешься с турками замириться. Раз мы в честном союзе состоим, то прошу порадеть за город Керчь для России.

– Брат мой Пётр, турки не отдают крепостей, их нужно отнимать с боя. Так что вам предстоят ещё многие битвы с турками. И слышали мы, в Вене, что в Москве опять случился бунт против вашего величества. Стрельцы не признают вашей персоны, это очень плохо…

Лицо царя стало жёстким, а улыбка просто страшной. Цесарь Леопольд видел многое, но сейчас он был и вправду напуган. И рад, что его лицо скрыто маской. Он оставил гостя, и исчез за тайной дверью .

Питер не сразу пришёл в себя. Дальше вечер закрутился как- о сам собой, а он словно стал наблюдателем, и видел всё, будто во сне. Не очнулся и в жарких объятиях Шарлотты, с которой предавался в одной из комнат дворца до самого утра.

Пробуждение было тяжким, Питер долго тёр своё лицо холодной водой, поливал себя из кувшина, поданного Алексашкой.

– Всё, нагостились, в Москву едем, – приказал он, отирая себя простынёй.

– Так в Венецию же собирались? – напомнил ему денщик, – корабли, каналы посмотреть?

– Сказано, в Москву… И с великим поспешанием… Разобраться во всём надо!

ЧАСТЬ 3 Царь и Великий князь Всея Руси

Царь вернулся

Фёдор Юрьевич стоял службу в Успенском Соборе. Архирей вдумчиво читал проповедь, в кадиле курился благовонный ладан, и его облачка при каждом взмахе служителя поднимались к куполу церкви, где был изображён сам Иисус Христос. Вседержитель взирал на молящихся строгими глазами, словно обещая им новые и тяжкие испытания. Не был милосерден Бог в эти дни, лишь взыскивал тяжко с людей.

Князь- кесарь глубоко вздохнул и перекрестился, глядя на святые иконы. Красота и спокойствие, вот чего жаждал Ромодановский, но не сподобился заслужить это.

Свеча горела в его холёной руке, как и у других бояр, стоящих около иконостаса. Всё это позволяло не думать о делах. Верфь в Воронеже, Азовские и Таганрогские крепости, да ещё и набор драгунских полков, что к счастью, взял на себя князь Голицын.

– Батюшка, – зашептал на ухо вездесущий Сенька, – гонец вас ожидает, срочно очень… Из Посольского Приказа…

– Пусть обождёт… Немного уж осталось. А станет шуметь, батогов ему…

Как сказал такое боярин, так прямо на душе полегчало. Будто выплеснул из себя тяжесть и страх. Да, проклятый страх сидел в его душе, с того часа, как умер Пётр Алексеевич, и решились на этого иноземца… И заснуть толком не мог, всё страшные сны мучали. То таким казался Пётр, то сяким, то приходил в виде мёртвого. Или придёт, усядется около кровати, и молчит…

Наконец, служба закончилась, и Фёдор Юрьевич неспешно начал продвигаться к выходу из собора. Мимо прошёл Автомон Головин, а вот Борис Алексеевич Голицын держался рядом, хитрец эдакий. Верно, заметил Сеньку-то, понял, что не просто так холоп в Успенский собор заявился.

– Да дела, дела, Борис Алексеевич не отпускают, – решил объясниться Ромодановский с Голицыным.

– Так служба наша такая, при государстве. И недоспим когда, и то и недоедим.

Фёдор Юрьевич промолчал, только усмехнулся в густые усы. Любил Борис Алексеевич цветисто выражаться. Вместе вышли к ступеням собора. Тут и явился гонец, отдал грамоту с висячими печатями.

Князь- кесарь развернул грамоту прочитал несколько первых слов послание, сердце ёкнуло, да противно ослабели колени.