Петру Великому покорствует Персида
Шрифт:
— Похвально, — одобрила Екатерина. — Буду просить за тебя государя. Чай, он должен уважить кровную племянницу. Токмо всё о сём молчок. И ты ему ничего не сказывай до времени.
— Как можно, матушка государыня. Пожалуйте ручку.
Екатерина протянула руку, и Нарышкина с чувством облобызала её. Она была отчего-то уверена, что предстательство государыни возымет действие и Пётр согласится оказать милость молодожёнам. Тем паче что был он и сват, и посажёный отец.
Царица сдержала слово. В тот же день приступила к супругу с просьбой. Пётр был настроен благодушно, и ей показалось, что он терпеливо выслушал её доводы.
— Ну
— Что ты, государь-батюшка, — всполошилась Екатерина, уже предвидя неминучую грозу. — Я же баба несмышлёная. Шутишь...
— И ты, сударыня-государыня, шутишь! — рявкнул Пётр. — Статочное ли дело в канун кампании менять губернатора. Губернатора, ведающего все обстоятельства тамошней жизни, туземных языков, завязанного сношениями и с калмыками, и с черкесами, и с персиянами, и с иными племенами. Губернатора, вот уже три года правящего сей обширной и доселе непокорной областию! Сказывай, кто тебя наставил?! Он, она?
— Виновата, — захныкала Екатерина, опасаясь самого худшего: безудержного взрыва гнева, который мог перерасти в эпилептический припадок. — Виновата, государь мой великий. Племянница твоя упросила, а я и не подумала.
— То-то, что не подумала! Потряхивай мозгами-то время от времени — небесполезно. Сколь раз наказывал тебе: не мешайся в дела государственные, твоего ума не касающиеся. Наказывал?
— Я и блюла наказ твой, государь, повелитель мой. Но тут племянница...
— Пущай мне в ноги падёт: жениха ей сосватал. Не то бы в девках-перестарках так и ходила. Вот я им обоим окажу науку дубинкою...
С этими словами рассерженный Пётр вышел. Вызвав денщика, он приказал тотчас поставить пред его очи губернатора Волынского.
Час был поздний, и Артемий Петрович, признаться, оторопел. Видно, случилось нечто чрезвычайное, если государь требует его к себе. Он наспех оделся и в сопровождении безотлучно находившегося при нём денщика отправился в Преображенское.
Пётр был насуплен, и весь вид его не предвещал ничего хорошего.
— По твоему ли наущению супруга твоя, а моя племянница била челом государыне? — спросил он в упор.
Волынский пожал плечами.
— Не ведаю, государь. О чём речь? Можно ль от высоких щедрот просить ещё о чём-то? Мы сверх всякой меры обласканы вашими величествами, и никакой нужды в помине нету.
Пётр испытующе глядел на него. Видно, ответ удовлетворил его, потому что морщины на лбу разгладились и весь он помягчел.
— Благодари Господа, что не ведаешь, не то отведал бы моей дубинки. Видишь ли, восхотела она жить с тобою в столицах и пребывать в статс-дамах. А губернию пущай возглавит некто иной.
Пётр встал из-за стола, прошёлся по кабинету: два шага в одну сторону, два шага в другую, затем снова сел: массивный дубовый стул с высокой стенкой жалобно скрипнул под ним. Побарабанил пальцами и сказал:
— Вот что, Артемий. Дабы выбить из Сашкиной головы дурь бабскую, забирай её и отправляйся к себе. Ты мне там ныне зело нужон. Даю тебе неделю сроку на сборы. Пред тем как выехать, получишь от меня подробное наставление: что надобно делать немедля, с поспешением, что опосля. Указы спущены повсеместно: и в Нижний и в Казань, полки в поле выведем, дабы экзерциции воинские чинить, малые суда готовы. Как полагаешь, когда Волга очистится?
— Не
ранее конца апреля, государь, а то и май прихватит.— Поздненько. Стало быть, в апреле мы отсель тронемся. А?
— Дай-то Бог, — вздохнул Артемий Петрович, — Коли реки позволят, коль вода прибылая не взбунтует.
— Экая досада! Сколь много времени упустим. Ладно, здесь мы хозяева. А как в тех краях? Трава выспеет ли?
— Как раз выспеет, калмыки табуны свои в те поры пущают на откорм в степь. А уж потом грянут летние жары несносные и траву спалят. Особливо по брегу моря.
Пётр озабоченно сдвинул брови. Поход виделся не столь лёгким, как мнилось ему поначалу: всё по рекам да по морю, вниз по течению. Вода понесёт — самотёком, самоходом. Но уж всё было решено, и во всех концах империи началось движение людей.
Ради чего всё затевалось? Нет, вовсе не честолюбие двигало им, когда замышлял этот поход, не желание прирастить пределы государства, хотя втайне он подумывал и о том. Империи нужен был рывок на Восток, к его богатствам, скрытым в недрах, к его торговым путям, дабы встряхнуть отечественных промышленников, дать им новый ход.
— Отпишешь мне всё в подробности. Астрахань — столица сей кампании, там сбор всех команд. Озаботься квартирами: тыщи и тыщи придётся тебе приютить и прокормить. Словом, ждут тебя великие труды. Ступай и готовься.
Артемий Петрович отвесил земной поклон и, пятясь, удалился.
Праздник кончился, начиналась суровая страда.
Глава седьмая
СОШЛИСЬ НЕТЕРПЕНИЕ И НАДЕЖДА
Князья в платье и бояра а платье:
будет платье и на нашей братье,
Надеючись, и конь копытом бьёт.
Терпенье — лучше спасенья.
Не у всякого жена Марья — кому Бог даст.
Чему быть, того не избыть.
Пословицы-поговорки
Вашему Величеству всепокорнейше доношу. В Астрахань я прибыл, которую вижу пусту и совсем разорену поистине так, что хотя бы и нарочно разорять, то б более всего невозможно.. Первое, крепость здешняя во многих местах развалилась и худа вся; в полках здешних, в пяти, ружья только с 2000 фузей с небольшим годных, а протчее никуда не годитца; а мундиру как на драгунах, так и на солдатах, кроме одного полку, ни на одном нет... а вычтено у них на мундир с 34 000 рублёв, которые в Казани и пропали... и уже поистине, Всемилостивейшая Мать, не знаю, что и делать, понеже вижу, что все останутся в стороне, а мне одному, бедному, ответствовать будет. Не прогневайся, Всемилостивейшая Государыня, на меня, раба вашего, что я умедлил присылкою к Вашему Величеству арапа с арапкою и с арапчонкою, понеже арапка беременна...
Волынский — Екатерине
Здесь о взятии Шемахи согласно с вашим мнением все рассуждают, ибо есть присловица крестьянская: когда завладел кто лычком, принуждён будет платить ремешком, а надеюсь, что всё вскоре сбудется так, как вы писали; а между тем буду стараться о указе...
Шафранное коренье изволил Его Величество смотреть, и отдано оное садовникам в оранжерею, и указал к вам отписать, чтоб вы приложили труд свой о разводе хлопчатой бумаги.