Петру Великому покорствует Персида

— Хорошо, если Аллах внемлет твоим молитвам, Дамад. А если нет, что тогда?

— В том-то и дело, что никто не возьмётся предсказать ходы русского царя на шахматной доске, где господствует наш ферзь. Не исключено, что он захочет взять реванш за поражение на Пруте. Закрепившись на Каспийском море, он пожелает перебраться на Чёрное с восточной его стороны. Он сумасброд. Но я уверен, что он рассчитывает на помощь своих единоверцев на Кавказе — грузин и армян.

— Я разделяю твои опасения, Дамад, — сказал султан. — Мы не должны бездействовать. Мы должны показать русским кулак с зажатым в нём ятаганом. Царь вторгся в пределы наших интересов, он угрожает нашей безопасности. Он ищет там, где не положено.

— Посол короля Англии лорд Абрахам Станьян в беседе со мной рекомендовал объявить состояние войны с Россией...

— Ну нет, — капризно скривился Ахмед, — я не хочу крайностей, я не хочу войны. Вызови русских посланников и запугай их. Всё-таки победа в последней войне была за нами. А потом, мы же год назад подписали договор с ними о вечном мире. Это был хороший ход, верный ход.

— И всё-таки я опасаюсь, мой повелитель. Ты прав: менее всего нам сейчас нужна война, я так и сказал англичанину. Но есть ещё наши единоверцы на Кавказе. От лезгин и кумыков явились послы с просьбой о помощи и защите. Мы возьмём их под своё крыло и объявим о том русскому царю.

— Ха! Можно ли бумагой заткнуть пасть медведя. Повелеваю тебе, Дамад, созвать Большой Диван, дабы мы безотложно решили, как нам действовать в столь опасное для нас время.

— Повинуюсь, мой повелитель. Через два дня цвет нашей империи будет у твоих ног.

Великий везир удалился пятясь, как того требовал этикет. Он ревностно соблюдал придворные порядки и давал уроки остальным высоким чиновникам Порты.

Сейчас его точил червь сомнения. Нужно ли бить в набат? И без того в империи царит брожение. Особенно в эялетах [78] , большинство населения которых составляют христиане, неверные — сербы, болгары, черногорцы, валахи, греки и иные многие. Ропщет и янычарский корпус. Он давно уж перестал быть опорой султанского трона, так что пришлось на всякий случай создать дворцовую гвардию, что повлекло за собой немалые расходы.

78

Провинциях.

Он, Дамад, ценил доверие султана и платил ему тем же. Один из очень немногих, он обладал большой печатью садразама вот уже пятый год, и, похоже, падишах не собирается расставаться с ним. Осторожность, осмотрительность и ещё раз осторожность — вот его девиз.

Он умел читать мысли и желания своего повелителя, но... преобразовывать их по-своему, так, что султан мог принимать их за свои. Он соберёт Большой Диван, он призовёт для строгого назидания русских послов. Но войны быть не должно, она может стать катастрофой.

Эта мысль окончательно укрепила его. Он велел призвать к себе русских послов.

Алексей Иванович Дашков [79] пребывал на посту российского посла пятый год. Он успел пообсмотреться и завязать полезные знакомства среди турецких вельмож и своих коллег по дипломатическому корпусу. Кабы не слабое здоровье, на что он жаловался в доношениях канцлеру Головкину и подканцлеру Шафирову, он мог бы оставаться в должности и впредь. Жалуясь, он просил подкрепления, а уж затем отставки. Доложили Петру. Царь почитал важнейшим иметь в турецкой столице человека верного, способного и надёжного.

79

Дашков Алексей Иванович (166?—1733) — стольник царицы Прасковьи Фёдоровны, затем дипломат, резидент в Польше, посол в Турции. Позже — генерал-почтмейстер, тайный советник.

Рассказывают, что однажды за ужином Пётр обмолвился об этом в присутствии Головкина и Апраксина.

— Надобен там человек, знающий языки, да чтоб умел обороняться да наступать, дабы снискать у турка уважение.

Канцлер Гаврила Иванович Головкин пожал плечами:

— Мне, государь, таковых способностей человек неведом.

— А мне ведом, — неожиданно воскликнул генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин. — Весьма достойный человек, да одна беда — уж очень беден.

— Бедность не беда, — возразил Пётр. — Этому помочь можно скоро, да кто же он?

— Да вот он, государь, за тобой и стоит. Твой хвалёный, что у галерного строения. Пётр обернулся и увидел Ивана Неплюева.

— Верно — хорош. Да жаль отпускать его — нужен он мне под рукой. Ну да ладно: там он нужней.

На коленях благодарил Неплюев Петра за монаршую милость. Царь поднял его.

— Не кланяйся, братец: я вам от Бога приставник, а должность моя смотреть того, чтоб недостойному не дать, а у достойного не отнять; буде хорош будешь — не мне, а более отечеству добро сделаешь, а буде худ — так я истец, ибо Бог того от меня за всех вас востребует, чтобы злому и глупому не дать места вред сделать. Служи верою и правдою!

Иван Иванович часто вспоминал это напутствие и, дабы не забыть, записал слова государя. И теперь служил он по дипломатическому ведомству, как прежде служил по морскому — верою и правдою, по наказу государя. Был правой рукою Дашкова пока что год с небольшим. Но благодаря природным способностям всё быстро усвоил, тем паче что в заграницах живал: выучился в Испании и Венеции.

Чиновник Порты вручил им предписание: без промедления предстать пред очи великого везира по безотлагательному делу.

— Что ж, Алексей Иванович, собирайся: дело-то безотлагательное. — И Неплюев неожиданно хохотнул. — Ведаю, чем запахло.

— Об этом все уж ведают: иностранные министры мне все уши давеча прожужжали, — откликнулся Дашков. — Надобно успокоить садразама.

— Да, наделал переполоху наш неугомонный государь. Забегали, засуетились турки. Мне недавно один чиновник ихний сказывал: султан-де повелел собрать Большой Диван. Жаль, мало у нас денег да мягкой рухляди для дач: есть добрые люди в Порте, да всё время корму требуют. Сокровенное знание дороже денег.

— Канцлер дал знать, что пришлёт с верными людьми.

— Тороват он на обещания, да скуповат на дело. — Неплюев махнул рукою. — Государю надобно писать: тотчас бы получили.

Обрядившись в парадные кафтаны, оба направились в резиденцию великого везира.

Чиновник Порты, сопровождавший их, глядел нарочито сурово и был молчалив. Глядел сурово и Дамад Ибрагим-паша Невшехирли.

— Повелитель правоверных во всём подлунном мире, несравненный падишах Ахмед Третий поручил мне выразить обеспокоенность неразумными действиями русского царя. Он вторгнулся в чуждые ему пределы и посягнул на наши интересы, ибо, да будет вам известно, Персия есть страна единоверная, находящаяся под протекторатом его величества султана. Мы опасаемся, не скрою, дальнейших шагов вашего царя и намерены предпринять решительные меры, дабы остановить его.

«Ого! — переглянулись оба, Неплюев и Дашков. — Неужто и в самом деле турки решили воспрепятствовать движению Петра. Но как, каким способом?» Они не ослышались: драгоман посольства был достаточно опытен и точен в переводе, особенно когда речь шла о предметах столь важных.

— Позвольте заметить, ваше высокопревосходительство, — неторопливо заговорил Дашков, — что наш государь, император Пётр Великий, неоднократно заверял его величество султана в своих дружеских чувствах. Россия ни в коем случае не намерена покуситься на интересы Оттоманской империи. Поход, как мы неоднократно провозглашали, предпринят для защиты российских торговых людей и их интересов. Вам известно о побоище, учинённом лезгинами в Шемахе, когда были вырезаны сотни российских купцов, а их имущество разграблено. Государь император намерен обезопасить этот важнейший торговый путь от злодеев.