Пейтон-Плейс

— Это не твоя забота, Мэтью. Обратись в полицию. Проследи за тем, чтобы этот Лукас ответил по закону. Но не дотрагивайся до Селены.

— Ей только шестнадцать лет. У нее впереди вся жизнь, и сейчас она может лишиться всего. Это уничтожит ее.

— Ты можешь убить ее.

— Ерунда. Я сделаю это в больнице, со всеми предосторожностями.

— Ты что, сошел с ума? В больнице? Ты бредишь, ты просто законченный идиот!

— Я бы мог это сделать. Я могу это сделать так, что никто не узнает. Я могу сделать это сегодня вечером. В больнице практически никого нет. В этом месяце почти никто не болел.

— В больнице? Ты псих? Ты что, действительно, псих?

— Да, черт возьми, я псих! Чья это больница, в конце концов? Кто построил ее, черт подери? Кто лелеял и ухаживал за ней, если не я?

— Что ты хочешь сказать? Что значит твоя больница? Эта больница принадлежит обществу, которому ты торжественно клялся служить всю свою жизнь. Так говорит штат, так говорит страна, так говорится в клятве, которую ты давал столь давно, что сам уже не помнишь. Твоя больница. Хм. Наверное, ты спятил».

Мэтью Свейн швырнул пустой стакан в камин, он с громким звоном разбился о решетку, осколки веером разлетелись по полу.

— Да, черт возьми, я спятил! — вслух сказал доктор, вышел из гостиной и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

И все это время его преследовал тихий голос.

«Вы конченный человек, доктор Свейн, — говорил он. — С вами все кончено. Смерть, венерические заболевания и организованная религия, в таком порядке, да? Только не заставляйте меня когда-нибудь еще слушать ваши разглагольствования. Сегодня вечером вы сознательно собираетесь служить смерти, а не защищать жизнь, как говорилось в вашей клятве».

— Тебе получше, Селена? — спросил доктор, входя в темную спальню.

— О, Док, — сказала она, глядя на него. — О, Док, я бы хотела умереть.

— Перестань сейчас же, — бодро сказал он. — Мы позаботимся обо всем, будешь как новенькая.

«И иди ты к черту, — сказал Свейн нашептывающему голосу, — я защищаю жизнь, эту жизнь, Селену Кросс, которая уже живет».

— Послушай, Селена, — сказал д-р Свейн. — Слушай меня внимательно, вот что мы будем делать.

Через час Констанс Маккензи проезжала мимо больницы Пейтон-Плейс с Майклом Росси на машине, которую он купил предыдущей весной. В большом окне из непрозрачного стекла горел свет, Констанс знала, что это операционная.

— Наверное, что-то случилось, — сказала она. — В операционной свет. Интересно, кто заболел?

— Это то, что я обожаю в Пейтон-Плейс, — сказал, улыбаясь, Майкл Росси. — У человека не может случиться несварение желудка без того, чтобы весь город не поинтересовался, кто, почему, где, когда и что он собирается с этим делать.

— Столичный хвастун, — сказала Констанс.

— Выставляюсь перед фермерской дочкой, — Майкл взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

Констанс откинулась на сиденье и удовлетворенно вздохнула. Завтра ей не надо открывать с утра магазин, Селена обещала сделать это за нее, Эллисон проводит уикенд с Кэти Элсворс, а Констанс на пути в город, что в восемнадцати милях от Пейтон-Плейс, где она собирается вдали от соседских глаз поужинать с любимым мужчиной.

— Почему счастливо вздыхаем?

— Мой марафон закончен, — сказала Констанс и прижалась щекой к его плечу.

— Сигарету?

— Пожалуйста.

Он прикурил одну за другой две сигареты и одну передал Констанс. В секундной вспышке зажигалки она увидела изгиб его брови и классический греческий нос. Его губы, сжимающие сигарету, были полные, но не чувственные, линии подбородка были четкие и приятные.

— В целом, — сказала она, — голова, вычеканенная на древнегреческой монете.

— Мне нравится, когда ты говоришь, как без памяти влюбленная леди, — сказал он.

— Так и есть, — призналась она.

С ним было так легко, как не было ни с одним мужчиной. Эта легкость пришла не сразу, но теперь она стала частью Констанс, и она уже почти забыла, что когда-то боялась Майкла, боялась до ужаса.

— О чем это? — спросил он. Майкл странным образом знал, когда она задумывалась о чем-то касающемся их обоих.

— Я думала, — сказала она, — о том, как ты впервые появился в моем доме. Это было два года назад, когда Эллисон первый раз пошла на танцы в среднюю школу.

Майкл рассмеялся и снова прижал ее пальцы к своим губам.

— А, это, — сказал он. — Послушай, забудь об этом. Начни думать о том, что ты захочешь съесть, когда мы приедем в ресторан. Сегодня пятница, значит, у них есть все сорта рыб. Ты всегда тратишь на выбор целую вечность, а мы уже почти приехали.

— Хорошо, — сказала Констанс, — я сконцентрируюсь на пикше, венерках и омарах, посмотрим, что из этого выйдет.

Она взяла его под руку и сразу вспомнила о другой, более поздней их встрече.

Должно быть, это произошло через три месяца после того, как он первый раз пришел к ней домой. Был август, и Эллисон отдыхала в летнем лагере на озере Виннипесоки. Констанс помнила, что это случилось в жаркий субботний вечер. Она просматривала книгу счетов «Трифти Корнер», и, хотя все окна были открыты, ветра совсем не чувствовалось. Когда прозвенел звонок, Констанс так испугалась, что выронила ручку, и на белой странице появилась ужасная клякса.

— Проклятье, — пробормотала она, затягивая потуже пояс на халате. — Черт бы их всех побрал.

Констанс открыла дверь, и Майкл Росси сказал:

— Привет, пойдем искупаемся.

За три недели, последовавшие за весенними танцами в средней школе, он приходил с приглашениями дюжину раз, и однажды за все это время она поужинала с ним. Констанс не могла объяснить почему, но с Майклом она ощущала дискомфорт. В общем, ей совсем не хотелось его видеть.

— Пощадите мои нервы! — зло сказала она. — Что вы имеете в виду, заявляясь сюда в полдвенадцатого вечера с этим безумным предложением!