Пейтон-Плейс

После того как доктор позвонил по телефону, трое мужчин поднялись наверх в комнату Эллисон. Несколькими минутами позже прибыли два человека Бака, доктор сделал то, что он должен был сделать, и Бак со своими людьми приготовились увезти тело Нелли Кросс. Мэтью Свейн зажмурил глаза, пытаясь не слышать глухой стук с лестницы, когда трое полицейских спускали уже окоченевший труп Нелли Кросс по узкой лестнице в доме Маккензи.

«Будет ли этому конец? — подумал он. — Сначала ребенок Селены, потом Лукас, теперь Нелли. Неужели это никогда не кончится? Я уничтожил их всех. Даже если Лукас жив, он уничтожен, я сделал из него изгоя».

Доктор, волоча ноги, спустился вниз. В холле его ждала Селена, глаза сухие, лицо напряжено.

— Док, — сказала она. — Это произошло потому, что мама знала? Поэтому она покончила с собой?

Док Свейн посмотрел прямо в глаза Селене.

— Нет, — ровно сказал он. — У нее был рак, но она запретила мне говорить об этом кому-либо.

Селена тоже посмотрела прямо в глаза доктору. Док не знал сам, как он это почувствовал, но он догадался: Селена поняла, что он лжет.

— Спасибо, Док, — сказала она так же ровно, как и он, и вернулась в гостиную. — Пошли, Джо, — позвала она. — Нам пора домой.

Доктор смотрел, как они прошли по дорожке и свернули на Буковую улицу.

О чем она будет думать всю эту длинную, длинную ночь, подумал Свейн. Что она скажет себе, лежа на кровати и глядя в потолок?

Д-р Свейн пожал плечами и повернулся к Майку.

— Вы не подвезете меня домой? — спросил он. — Я хочу взять свою, чтобы поехать в больницу.

Через некоторое время Док ехал в больницу, за ним, на небольшом расстоянии, ехали Констанс и Майк. Д-р Свейн посмотрел на охваченные пламенем холмы. Весь горизонт к востоку от Пейтон-Плейс был в огне. Какой-то момент доктор развлекал себя мыслью, что огонь — это символ. Изгнание беса огнем, подумал он и посмеялся над собой.

Скандальные происшествия публичного характера не часто случаются в маленьких городках. Поэтому, хотя в стенных шкафах жителей маленького городка столько скелетов местных скандалов и позора, что если бы они все вместе в один прекрасный момент загремели костями, грохот был бы слышен даже на Луне, люди склонны думать, что в таких городках, как Пейтон-Плейс, ничего особенного не происходит. Без сомнения, в шкафах столичных жителей царит такой же беспорядок, как и у провинциалов, разница лишь в том, что столичный житель не склонен интересоваться содержимым шкафов своего соседа в той степени, что член небольшого общества. В маленьких городках разница между содержимым шкафов и скандалом состоит в том, что первое проверяется небольшой группкой людей и обсуждается шепотом через забор, второе же выставляется на всеобщее обозрение на главной улице и обсуждается криками с крыш.

В Пейтон-Плейс существовало три источника скандалов: самоубийство, убийство и беременность незамужней девушки. С тех пор как старый док Квимби приставил пистолет к виску много лет назад, в городе не было случаев самоубийства. Покончив с собой, Нелли Кросс произвела такую сенсацию, на которую не могла рассчитывать ни разу за всю свою жизнь. Город гудел от разговоров, а когда на следующий день после самоубийства выяснилось, что Нелли была крещеной католичкой, разговоры перешли в рев. Все думали о том, что скажет и как поступит отец О'Брайен, но время размышлений было недолгим, католический священник сделал то, что должен был сделать, и сделал это быстро. Он отказался хоронить Нелли Кросс на освященной земле католического кладбища. Местные кивали друг другу головами и говорили, что отец О'Брайен — человек принципов и у него хватает смелости отстаивать свои убеждения. И раз уже церковь имеет правило держать священников в подчинении, отец О'Брайен не колебался, когда пришла пора выполнить свой долг: он не охал и не ахал, как сделал бы другой на его месте.

— Конечно, нет, — сказал он Селене Кросс.

Протестанты ухмылялись. Что это за служитель Бога, если он отказывается похоронить умершего, спрашивали они друг друга достаточно громко, чтобы слышали католики. Протестанты, особенно конгрегационалисты, конечно же, занимают в этом случае более христианскую позицию. Преподобный Фитцджеральд никогда бы не отказал в достойных похоронах любому умершему, даже католику.

Не прошло и двадцати четырех часов, Пейтон-Плейс второй раз был потрясен до основания.

— Конечно, нет, — сказал преподобный Фитцджеральд, когда Селена попросила его похоронить ее мать.

Теперь ухмылялись католики, а конгрегационалисты выходили из себя от гнева. Вместе мы сильны, декларировали католики, разделившись, мы не устоим. Собравшись вместе, несколько наиболее влиятельных конгрегационалистов — среди них Роберта и Гармон Картер, что удивило всех, «девочки Пейджа» и все члены женского благотворительного общества — направились к своему священнику. Маргарет Фитцджеральд, ускользнув из дома через заднюю дверь, присоединилась к своим друзьям на тротуаре напротив дома священника.

— Я не знаю, что на него нашло, — отвечала она на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. — Я просто не представляю, почему он так себя ведет.

Маргарет произносила эти слова озадаченным, мученическим голосом, а внутри вся клокотала от злости и ненависти. Своим друзьям Маргарет говорила, что ее муж слишком много работал, устал, ослаб, измотан и болен. В душе же она называла его самым гнусным из предателей, подлым черным ирландцем и подхалимом папы.

Преподобный Фитцджеральд встретил представителей своего прихода, скорее похожих на разгневанную толпу, чем на верующих, пришедших к своему лидеру за советом, и не пустил их дальше террасы.

— Что вам надо? — свирепо спросил он.

Роберта Картер, подняв руку, выбрала себя спикером.

— Мы пришли спросить вас о похоронах Нелли Кросс, — сказала она.

— Ну? И что же вы хотите знать? — спросил священник таким же готовым дать бой тоном. — Я уже дал ответ тем, кто в этом заинтересован.

— Вы не можете так поступить! — подал голос кто-то из толпы, и к нему сразу присоединилось несколько других.

— Вы должны похоронить Нелли, если ее дети хотят, чтобы ее похоронили!

— Хоронить людей входит в ваши обязанности!

— Вы кто? Католик?

Пока толпа продолжала шуметь, преподобный Фитцджеральд не произнес ни слова. Наконец все умолкли, почувствовав, что, если священник молчал так долго, он должен сказать что-то значительное.

— Все сказали, что хотели? — выкрикнул преподобный Фитцджеральд.

Воцарилась такая тишина, что даже Сет Басвелл, который стоял на краю тротуара с Майком Росси, удивился. Казалось, священник целую вечность ждал ответа. Наконец он заговорил.

— Я тоже сказал свое слово, — кричал Фитцджеральд. — Я не похороню католика, покончившего жизнь самоубийством. Убийство — грех. Убил человек себя или другого человека — в глазах церкви это одно и то же. Я не могу и не хочу хоронить католика, покончившего жизнь самоубийством.

И хотя священник не предварил слово «церковь» словами «Святая Римская», в толпе не было ни одного мужчины, женщины или ребенка, который бы не понял, что преподобный Фитцджеральд подразумевал именно это. Поднялся страшный крик, но он обрушился на дверь дома священника, в которую он удалился. Спектр эпитетов колебался от «паписта» до «менялы», и они выкрикивались с такой злостью и ненавистью, что даже самому терпимому человеку в городе — Сету Басвеллу — стало не по себе.