Пейзаж с падением Икара
Шрифт:
— Гляди-ка, — сказал я. — Штатив заговорил.
— Просто нехорошо получается, — пробормотал он. — Я это… свой пост оставил.
— Да, действительно нехорошо: теперь некому спать на посту. А вообще, знаешь: штатив из тебя тоже хреновый — дрожишь, как той-терьер в руках у светской дуры. Оставь картину и иди — спи дальше.
Он протянул картину мне.
— А мне-то она зачем? Отдай капитану Подтяжкину.
Охранник вручил полотно Бахтину.
— Обрати внимание, Леня, — сказал я. — Он не спросил, кто такой капитан Подтяжкин, он сразу посмотрел на тебя.
—
— Нет, только самым обидчивым.
— Эт-то впечатляет, — вдруг раздался голос за моей спиной. Я обернулся и увидел высокого, узкоплечего старика в коричневом плаще. Он приближался.
— Вы д-д-действительно мастер с-с-своего дела, — заикаясь, сказал он.
— А вы, простите, кто?
— Я хозяин к-к-картины.
— Что ж, мне жаль, но это — копия. Очень умелая, впрочем. Достойная похвалы Меегерена. — Пауза. — Но вы ведь и так это знали, верно?
Он, щурясь, посмотрел мне в глаза.
— З-знал? С чего вы вз-зяли?
— Вы не расстроились, когда я назвал ее копией. Значит, для вас это не новость. Остается один вопрос: зачем вы пришли сюда? — я помолчал, размышляя. — Хотели поговорить со мной лично?
— Я перейду с-с-сразу к делу, — сказал старик. — С-сколько вы хотите за подпись, п-подтверждающую подлинность?
Возникла пауза.
— Собираетесь купить меня? Серьезно?
— А я в-в-выгляжу несерьезно?
Я оглядел его.
— Ну-у, не знаю, у вас очень смешные уши.
— Просто назовите цифру.
Я задумался.
— Э-э-э…семь.
— Семь чего? — он вытащил из внутреннего кармана чековую книжку.
— Сестерциев.
— Чего?
— Сестерций — это серебряная монета, имевшая ход в древнем Риме. Я ведь спец по антиквариату, неужели вы думаете, что я беру взятки современными деньгами?
Он криво улыбнулся, обнажив фарфоровые зубы.
— М-меня п-предупреждали насчет вашего с-специфического чувства юмора. В-вот мое встречное п-п-предложение, — он достал из кармана ключ с блестящим овальным брелоком. — Машина п-п-припаркована у черного входа. Она ваша.
Если честно, я не сразу отверг приманку. Ключи болтались у меня перед носом; я смотрел на них, как карась — на блесну. Чтобы победить соблазн, мне пришлось закрыть глаза и глубоко вздохнуть.
— Прежде чем я что-нибудь решу, — сказал я, — можно поинтересоваться: зачем вам все это?
— Не ваше д-д-дело.
— Ошибаетесь. Очень даже мое. Я хочу знать, кому и за что продаю душу.
— В-ваша душа мне не нужна, я п-п-покупаю только п-подпись.
— Одно и то же.
— Б-боитесь посадить пятно на репутац-ц-цию?
— Не в репутации дело. Поймите: осел не превратится в «Мерседес», если у него на лбу нарисовать логотип немецкого авто. Он просто будет разрисованным ослом. Точно так же и моя подпись на заключении не превратит копию в подлинник. А вы предлагаете большие деньги, значит, дело не в них. Вопрос: какой у вас мотив? В чем подвох?
Он поджал губы, словно боялся проговориться.
— Что ж,
тогда извините, — я демонстративно направился к выходу из павильона.— Я его внук! — крикнул старик вслед, уже без заикания.
Я обернулся.
— В смысле? Чей внук?
— Я в-в-в-внук Дмитрия Михайловича Ликеева.
— Я бы, может быть, даже поверил вам. Но есть одна проблема: у него не было внуков.
— В-в-вы в этом уверены?
— Моя диссертация называется «Труды и дни Дмитрия Ликеева». Поэтому: да, я в этом уверен. У него была единственная дочь, которая сгинула в сталинских лагерях в сороковом. О внуках ничего неизвестно — никаких документов или даже случайных свидетельств. Ничего. Что, конечно, очень удобно для вас — ведь если нет свидетельств, значит, никто не сможет уличить вас во лжи.
— Зам-м-молчите, — сказал заика. Потом кивнул на копию, которую Бахтин до сих пор бережно держал в руках: — Над этой к-к-картиной под моим присмотром работали с-с-сразу несколько п-профессионалов. Ее рисовали специально для того, чтобы проверить вашу к-к-квалификацию.
— А вот это уже нереалистичная чушь: зачем кому-то тратить столько сил и времени ради того, чтобы проверить меня?
Он улыбнулся и достал из кармана пачку сигарет.
— Здесь не курят, — буркнул Бахтин. — Дым плохо влияет на холсты и краски.
Старик щелкнул золотистой зажигалкой. Когда сигарета задымилась, он демонстративно выдохнул в сторону Бахтина струю дыма. Бахтин промолчал, и мне стало неловко за него. «Ну же, Леня! — думал я. — Дай ему в морду! Отбери у него сигарету! Ударь его огнетушителем! Сделай что-нибудь, будь мужчиной!» Но Бахтин лишь отвел взгляд.
— Г-г-господин Карский, — сказал старик, затягиваясь, — я б-буду честен: вы самый к-к-крупный эксперт по Ликееву из всех, о к-ком я слышал. В-вы знаете о нем даже больше, чем я. И я очень рад этому. М-м-мне нужен именно т-такой человек, как вы.
— Пардон, я не уловил: для чего нужен?
Он снова оглянулся на Бахтина, выдохнул в его сторону еще струю дыма. Капитан Подтяжкин зажмурился и закашлялся. «Какая же ты все-таки тряпка, Леня», — подумал я.
— Д-давайте пройдемся, — сказал старик.
***
Мы вышли на улицу. Я огляделся.
— А где машина?
— Вон там, но вы ее не получите.
— Так это был блеф?
— Разумеется. Ст-т-транно, что вы не догадались сразу. Я хотел п-п-проверить, насколько вы принципиальны.
— Вы могли просто спросить. Я бы и так сказал.
Он улыбнулся, выдохнул струю дыма уголком рта.
— Так, позвольте, я проясню ситуацию, — говорил я, пока мы шагали по заснеженному тротуару в сторону набережной. — Если я правильно понял, вы подсунули мне фальшивую картину, потом — фальшивые ключи от машины, а после этого признались, что вы внук моего любимого художника.
— Все в-верно.
— А теперь ответьте мне на такой вопрос: если вы солгали насчет первых двух фактов, почему я должен верить насчет третьего — самого сомнительного, кстати?