Пифагор

— Как интересно! — воскликнул Феспид. — Великий мыслитель и клеветник. Я попытаюсь показать этот миф афинянам. Ведь Афина — покровительница разума, и меня здесь должны понять. И пусть мальчики подражают не бродяге морей, а учёному, создавшему меры и весы, усовершенствовавшему алфавит, вырвавшему у природы и многие другие тайны.

Клисфен кивнул:

— Может быть, ты прав. Ведь мы уже взяли у аргосцев Тесея. Возьмём и Паламеда.

Атоса

Атоса принимала Дарайавуша в своих покоях каждое полнолуние. По возрасту она годилась царю царей в матери, и никто не мог сказать, какой из дней месяца они проводили на супружеском ложе и был ли такой день вообще, но все знали, что каждое полнолуние Дарайавуш откладывает любые дела и встречается с дочерью Кураша, чтобы сообщить ей о том, что происходит в мире, и почтительно выслушать её мнение и советы.

Атоса сидела на низком сиденье из слоновой кости, устремив взгляд на стоящего перед нею царя царей. Две чернокожие служанки, находясь сзади, беспрестанно обмахивали царицу веерами. Они были глухи от рождения и не могли услышать ничего из того, что говорилось в покоях.

— Картхадаштцы, — начал царь, — отправили флот из тридцати судов на западное побережье Ливии, чтобы основать там города, совершать плавания и торговать с эфиопами и белолицыми обитателями Оловянных островов.

— Тебе следует послать к берегам Ливии хотя бы одно судно, чтобы они не задавались, — сказала Атоса.

— Да кто же согласится совершить такое плавание? — возразил Дарайавуш.

Губы Атосы скривились.

— В таких случаях, когда никто не соглашался, — проговорила царица, — мой отец приглашал к себе одного из осуждённых на казнь и предлагал ему возглавить предприятие. И не было ни одного, кто бы отказался от поручения.

— Твой отец был мудрый царь. Я подумаю, кому поручить это плавание. Но продолжу. Фракийцы воюют между собой.

— Это очень хорошо, — заметила Атоса. — Мой отец Кураш говорил: «Если бы этот второй по численности после индийцев народ не был ослаблен междоусобными войнами, он был бы непобедим».

— Сейчас, — продолжал Дарайавуш, — фракийское племя гетов, считающее себя бессмертным, ополчилось против других фракийцев. Во время грозы геты мечут в небо стрелы, чтобы истребить богов своих противников.

— Это очень глупые люди, — проговорила Атоса. — А что нового у индийцев?

— У них появился новый бог. Они его называют Буддой, что на их языке значит «просветлённый». И ему не приносят никаких жертв.

— Но ты же ничего не сказал о яванах, — нетерпеливо перебила Атоса. — Я хочу услышать и о них.

— Что мне о них сказать! Кончились состязания в Олимпии, начались состязания в Дельфах.

— Так что же? — удивилась Атоса. — Они состязаются со своими богами?

— Да нет, сами с собой.

— А почему тогда в Олимпии?

— Олимпия — это не Олимп, как ты, видимо, подумала. Там они бегают, прыгают, мечут копья, голыми борются в пыли. Победители же получают не золото и даже не серебро, а ветви растущей там же дикой оливы.

— Пусть себе забавляются, — промолвила Атоса. — Почему бы тебе не озлобить их друг против друга?

Абибал

— Абибал! Ты ли это? — закричал Пифагор, заходя со спины к человеку, закреплявшему на столбике канат.

— А кто же другой! — воскликнул финикиец, кидаясь другу в объятия. — И мог ли я надеяться встретить тебя в Пирее, зная, что ты где-то в Италии. Мисдес рассказал мне о твоих похождениях на морях, а Залмоксис — о деяниях на Самосе. Он слово в слово передавал твои речения. Юноша прожил у нас зиму, а теперь он в море.

— Как в море?!

— Точнее, в океане. К нам в Китион прибыл кариец Скилак, которого Дарий поставил во главе флота и отправил открывать морской путь в Индию. Залмоксис явился к карийцу, и тот с первого взгляда понял, что давно стало ясно и нам — перед ним человек необыкновенных способностей. Одним словом, Залмоксис взят в плавание. Мой Хирам до сих пор не может успокоиться. Залмоксис стал ему братом.

— О, Гера! — воскликнул Пифагор. — Мальчик, родившийся во фракийской глуши, плывёт в Индию! Его качают океанские валы... Как часто, бредя по горам и безводным пустыням, я мысленно следовал вдоль побережья Индии и Аравии. Но мог ли я подозревать, что такое свершится при моей жизни! И я готов многое простить этому Дарию за столь смелый замысел. Я уверен, что имя Скилака останется в истории рядом с именем нашего Колея. И ещё, мой друг, поведай, как тебе удалось найти картхадаштские корабли, которые спасли нас от египетского рабства? Загадка эта продолжает меня интересовать.

— Я зажёг на Трогиле пифос с земляным маслом [67] . Свет его виден даже на побережьях Киликии и Сирии. Рассказывают, будто впервые это сделал наш царь Пигмалион. Картхадаштцы таким же образом переговариваются со своими навархами, зажигая пифос на Бирсе.

— Переговариваются? — удивился Пифагор.

— Ну да. С помощью щита, закрывая время от времени пламя.

— Нечто подобное рассказывают и наши мифы о знаках, будто бы посылавшихся с помощью костров из Трои на скалу Паламеда, а оттуда в Микены. Но я уверен, что может быть найден иной способ общения на расстоянии. Может быть, мне удастся его открыть. Но пока приходится полагаться на случай или на предчувствие, если им обладаешь.

67

Земляное масло — древнее название нефти.

— Ты имеешь в виду сны? — спросил Абибал.

— И сны тоже. Но не будем об этом.

— Почему же? Это очень интересно.

— Потому что природа этого явления пока не изучена. Потребуются сложные опыты. Я надеюсь заняться этим в Кротоне.

— Ты уезжаешь в Кротон?

— Ближайшей весной. Там за городом строится то, что я назвал храмом Муз, где я буду учить и продолжать исследования, начатые на Самосе. И может быть, ты мне в этом сможешь помочь.

— Разумеется! С огромной радостью! — воскликнул Абибал. — Скажи только, что требуется.

— Живя в юности в Тире, я читал там сочинения древних мудрецов и многое из прочитанного старался удержать в памяти. Мне хотелось бы иметь эти свитки в Кротоне. Если бы ты мог приобрести сочинения Моха! Необязательно их доставлять в Кротон. На Крите, в Кидонии, сейчас живут самосцы, и среди них мой брат Эвном. Передай эти свитки ему. А если там окажется мой друг Никомах — он торгует лесом, — то Никомаху. Тогда они скорее будут у меня.

— Погоди, Пифагор, — перебил Абибал. — Ты говоришь, что будешь учить в Кротоне. А не взял ли бы ты на учение моего Хирама? Он ведь уже не ребёнок, а когда узнал от Залмоксиса о тебе, стал бредить тобой. Как ты к этому отнесёшься?