Пифагор

— Это Эридан, текущий с Ликабета, — пояснил Клисфен. — Он перекрыт плитами, и разлив уже не грозит дворцу Писистрата.

— А нет ли угрозы его библиотеке?

Клисфен поднял голову.

— Библиотека на склоне холма. Видишь, вон там.

— Слава её создателю. Библиотека притянула меня в твой город, и я с нетерпением жду с нею встречи.

Ржание коня

И вновь собрались семеро. Слово взял Видарна.

— Мужи, — произнёс он, — я полагаю, что диадему должен надеть тот, кто первым спросил, сын ли Кураша правит нами, кто сумел убедить царских друзей, что Бардия — это не Бардия. С помощью Ахурамазды Отана наведёт в державе порядок.

Наступило молчание. Куда девалось то единодушие, с каким семеро устраняли сына Кураша и которое проявили на совете царских друзей!

— Тут был назван Ахурамазда, — первым нарушил молчание Дарайавуш. — Я припоминаю одну давнюю историю, которую услышал от своего отца, — да продлятся его годы. Вернувшись из земли массагетов после гибели Кураша — он узнал о ней в пути, — отец рассказал мне, что, перед тем как отправиться в свой последний поход, Кураш вызвал его к себе и поведал о своём сновидении. Царю снился я в виде парящей в воздухе птицы, осеняющей крыльями Азию и Европу. Заподозрив, будто я, тогда ещё мальчик, злоумышляю против него, Кураш приказал взять меня в оковы. Поэтому я полагаю, что Ахурамазда, ниспославший царю сон, хочет видеть царём меня.

Поднялся шум. Видно было, что многие Дарайавушу не поверили, считая его рассказ таким же вымыслом, как и тот, что они сообща сочинили о самозванце.

— А есть ли у тебя свидетели, что дело было именно так, как ты его изложил? — спросил Отана.

— Кураш беседовал с отцом без свидетелей, — отозвался Дарайавуш, — но я ещё тогда рассказал об этом разговоре моему другу Ардиманишу.

— Да, он об этом мне говорил, — подтвердил Ардиманиш.

— И ты можешь доказать, что это было рассказано десять лет назад, а, допустим, не вчера? — съязвил Видарна.

— Мужи, — сказал Виндафарна, — так мы ни о чём не договоримся. А тем временем народ, оставшись без пастуха, разбредётся, как стадо, и появится какой-нибудь самозванец, сотворённый не нами. В тех случаях, когда хотят узнать волю Ахурамазды, принято обращаться к жребию.

— Какому жребию? — спросил Гаубурава.

— К тому, который нам придётся по душе. Мне кажется, что лучше всего гадать по бессловесным животным. Я предлагаю так. Мы можем выехать все вместе на рассвете на конях за Вавилонские ворота. Чей жеребец первым заржёт, приветствуя Ахурамазду, тот и будет царём.

— Жеребец... — проговорил Отана.

Все заметили, что он побледнел.

— Что с тобой? — спросил Багабухша.

— Вспомните: «Жеребец внезапно заржал, и я попал ему под копыта», — с усилием выдавил из себя Отана. — Сон убитого нами Бардии.

Наступило молчание.

— Что вы, друзья, приуныли? — весело произнёс Дарайавуш. — Бардия был предупреждён о грозящей ему опасности вещим сном. Но предупредивший не спас его от смерти. Ведь наш замысел удался. Значит, высшая сила на нас не гневается.

— Половина замысла, — вставил Гаубурава. — Трон ещё не занят.

— Гаубурава прав, — сказал Отана. — Нам надо избежать всего того, что может разрушить наше единство. Давайте договоримся: если жеребец назовёт царём не меня, а кого-нибудь из вас, пусть он возьмёт в жёны мою Федиму.

— Постой, Отана, — перебил Дарайавуш. — Ведь дочери есть у всех нас. И ты, если станешь царём, возьмёшь в свой гарем наших дочерей. Это касается и всех остальных. Мы все будем зятьями того, кого жребий сделает царём.

— Это будет справедливо, — сказал Отана, вставая.

Вернувшись домой, Дарайавуш позвал своего конюха Ойбара и спросил, как сделать, чтобы жеребец заржал, если его вывести завтра за ворота.

— Проще простого, — ответил конюх. — Я приведу к своему коню одну из кобылиц и поставлю её в конюшне до полуночи. А перед самым рассветом проведу её по тому пути, где ты будешь скакать. Уверяю тебя, твой жеребец заржёт, как только почувствует её присутствие.

— Так и сделай, — распорядился Дарайавуш, — и тебя ждёт великая награда.

На заре все семеро выехали за Вавилонские ворота. Приблизившись к тому месту, где была проведена кобылица, жеребец Дарайавуша зафыркал, заржал и рванулся вперёд.

И признали шестеро жребий, представив Дарайавуша высокому собранию, которое этот выбор утвердило. И надел Дарайавуш, сын Виштаспы, муж нецарского рода, пурпурное одеяние и воссел на золотой трон Кураша. Шестеро же находились по обе стороны от него, могли видеть его лицо во время пиршеств и давать ему советы. Взял Дарайавуш в жёны Федиму, дочь Отаны, по одной дочери от каждого из остальных пятерых своих сообщников и двух дочерей Кураша — Атосу и Аристону, первая из которых была до него главной женою Камбиза и Бардии, а вторая ещё не всходила на мужское ложе, и потекла в жилах его сыновей, внуков и правнуков царская кровь Ахеменидов.

Библиотека

Отшумели Великие Панафинеи. На агоре и прилегающих к ней улицах улеглась пыль. В город вернулась тишина, и Пифагор отправился в библиотеку.

Вступив в лесху, он обвёл взглядом стены, уставленные полками, и навал свитков на полу. И сразу же за его спиной появился юный хранитель книжных сокровищ. Они обменялись приветствиями. Пифагор назвал своё имя. Юношу звали Филархом.

— Книг немного, — проговорил Пифагор.

— Как немного?! — воскликнул юноша. — Здесь почти всё, что написано эллинами.

— А труд Эвгеона Самосского у тебя есть?

— Книги ещё не все разобраны, — показал юноша на груду свитков в углу. — Может быть, и есть.

— Я имел в виду, что эллинами написано немного, — продолжал Пифагор. — Ещё не расписались. Ведь пишут всего два, от силы три века. И представь себе, Филарх, какое бы потребовалось помещение, если бы письмо стало нам доступным две тысячи лет назад. В Вавилоне, в храме Бела, книгам отведена лесха раз в десять больше этой. На гипсовых полках, поддерживаемых деревянными колоннами, стоят корзины с исписанными глиняными табличками. К каждой корзине прикреплён кожаный ярлык с указанием, что в ней хранится.

— Неужели столько написали одни вавилоняне?

— И они, и другие народы. И в этом отличие их библиотек от этой первой мне известной эллинской, ибо, если я не ошибаюсь, тут нет сочинений пеласгов.

— А они умели писать?

— Умели. На Самосе есть образчики их письма. Есть и в Аргосском Герайоне. Об их письменах знал Гомер, но тайну прочтения этих древних письмён герои унесли с собой в Элизий. А вот вавилоняне умеют читать письмена своих предшественников и даже обладают словарями их языка.