Пифия

— В чем дело, Мендоса? — поинтересовался Пред Тропо.

— Солнечный удар, я думаю, — пробормотал Айсберг. — Мне надо немедленно уйти куда-нибудь в тень.

— А как лечат солнечный удар? — спросил Пред Тропо.

— Не знаю, — ответил Айсберг, тяжело опираясь на него. — У меня такого никогда раньше не было. Отведите меня куда-нибудь в холодок и, если я потеряю сознание, влейте в меня побольше жидкости. Но только воды: вряд ли человеческий желудок в состоянии выдержать то, что обычно пьют лорны.

Пред Тропо подозвал еще двоих голубых дьяволов. Последнее, что запечатлелось в памяти Айсберга, было ощущение, что его наполовину несут, наполовину тащат в фойе огромного здания.

И тут он потерял сознание.

ГЛАВА 27

Когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит на полу в маленькой комнате рядом с кроватью странной формы. Даже в полубессознательном состоянии, страдая от потери влаги, он, по-видимому, счел пол более удобным.

Он с трудом встал, опираясь на стену, он огляделся. Комната представляла собой квадрат со стороной около восьми футов, места едва хватало для узкой кровати, столика с несколькими полочками и экрана внутренней связи. На столе стояла небольшая емкость с водой. Айсберг нетерпеливо взял ее, почти минуту соображал, как ее открыть, а затем сделал несколько больших глотков. Вода была теплая, и в ней плавали какие-то мелкие частички, но он постарался выбросить все это из головы. Во всяком случае, вкус у этой воды был божественный.

Он хотел выпить больше, осушить емкость полностью, однако усилием воли заставил себя сдержаться, вспомнив, что после обезвоживания нужно пить понемногу и часто, пока силы не вернутся. Он сделал неуверенный шаг, затем еще один и обнаружил, что не так слаб, как ему казалось. Скорее всего голубые дьяволы все-таки успели вовремя убрать его с солнцепека, пока еще ничего серьезного не случилось.

Дверь в комнату была закрыта. Айсберг представления не имел, заперта она или нет, впрочем, сейчас его это и не волновало. Пройдет еще не меньше часа, прежде чем он сможет воспользоваться преимуществом — если находиться внутри здания действительно было преимуществом.

Он прошелся от стены к стене и обратно, чувствуя, как силы возвращаются и разминаются затекшие мышцы, затем осторожно опустился на край койки, радуясь, что ему больше не приходится торчать на солнцепеке. На самом деле в комнате было довольно жарко по человеческим меркам: что-то около тридцати шести градусов по Цельсию, однако в сравнении с жарой на поверхности планеты это казалось прохладой.

Он подождал еще пять минут, а затем вновь принялся расхаживать взад-вперед по комнате. Теперь он чувствовал себя вполне сносно. Голос раздался как раз в тот момент, когда он дошел до стены.

— Я вижу, ты в конце концов очнулся, Айсберг, — произнес холодный, бесстрастный, смутно знакомый женский голос.

Он резко обернулся и увидел перед собой на экране изображение хрупкой молодой женщины. Он внимательно рассмотрел ее: скулы, еще более выступающие, чуть заострившийся подбородок, более темные, чем раньше, волосы, но это, без сомнения, была именно она. Только глаза изменились до неузнаваемости: они казались отчужденными, далекими, почти не человеческими.

— Давненько мы не виделись, — произнес Айсберг наконец.

— Четырнадцать лет, — ответила Пенелопа Бейли.

Часть 5 КНИГА О ПИФИИ

ГЛАВА 28

— Мне уже осточертело сидеть здесь и ждать, — раздраженно сказал Индеец Бруссару; они оба сидели в его комнате в посольстве. — И сдается мне, что теперь самое время действовать.

— А мне казалось, вы не хотели предпринимать никаких шагов до тех пор, пока не появится Свистун.

— Может быть, голубые дьяволы убили его на одном из спутников, и он теперь вообще не появится.

Индеец поднялся с кресла и принялся мерить шагами комнату. Бруссар обеспокоенно следил за ним, совершенно не понимая причины резких изменений, происшедших в Индейце за последние несколько дней. Он стал нервным, раздражительным и по малейшему поводу выходил из себя. Это так не вязалось с обликом хладнокровного профессионала, с которым Бруссару до сих пор приходилось работать, что он стал беспокоиться за душевное равновесие Индейца.

— Какого черта? — пробормотал Индеец, стукнув кулаком в стену. — Я не могу больше ждать!

— Но ведь вы не обязаны убить Пифию к определенному числу, — возразил Бруссар. — Если такой срок установлен, мне об этом ничего не говорили.

— У меня свои собственные сроки, — раздраженно фыркнул Индеец. — И они уже истекают.

— Собственные сроки? — озадаченно переспросил Бруссар.

— Знаешь, заткнись-ка ты лучше и дай мне подумать!

— Я могу выйти из комнаты, сэр, если хотите.

— Выйдешь, не выйдешь — мне все равно.

Он продолжал мерить шагами комнату все быстрее и быстрее. Бруссар посидел еще несколько минут, молча наблюдая за этой беготней, а затем поднялся и вышел, вернувшись в собственную комнату. Он и в самом деле был очень обеспокоен теми переменами, которые произошли в его шефе за последние несколько дней.

Наконец Индеец резко остановился и уставился на компьютер так, словно эта была невиданная машина. С минуту он молча стоял, глядя невидящими глазами в пространство, однако вскоре его взгляд прояснился и стал осмысленным.

— Компьютер, активизируйся, — приказал он.

— Активизировался, — откликнулся компьютер.

— Проверь все планетарные банки данных и сообщи мне, высаживался ли на Ад Джошуа Джереми Чендлер по прозвищу Свистун?

— Проверяю… неизвестно.

— Черт! — буркнул Индеец.

Он уже собрался снова пуститься в свое путешествие по комнате, когда ему пришла неожиданная мысль.

— Компьютер! — выкрикнул он. — Да?

— Каждый раз, когда я задавал тебе подобный вопрос, ты неизменно отвечал — нет. Теперь ты ответил — неизвестно. Почему?

— Потому что один представитель человеческой расы совершил посадку на военной базе Полид Креба, и я не смог установить его личность.

— Это, должно быть, он! — воскликнул Индеец. — Его арестовали?

— Неизвестно.