PiHKAL

В письме были и страстное желание, и печаль. Урсула уверяла Шуру, что Дольф знает, что их браку пришел конец и она скоро оставит его. Вместе с тем, она предупреждала, что эмоциональное и психическое состояние ее мужа довольно нестабильное. Порой она опасается, что он может потерять контроль над собой и «совершить что-нибудь ужасное», если она не сгладит его боль и не убедит Дольфа в ценности его собственной личности. «Прежде чем я от него уйду, — писала Урсула, — в душе он должен понять, что я всегда буду беспокоиться за него и что во всем случившемся его вины нет». Урсула умоляла Шуру поверить, что разрыв с мужем не займет много времени. Она должна поступить именно так и разойтись с супругом полюбовно. «Иначе, — заключала она, — наше блестящее будущее будет омрачено чувством вины».

Я сама начинала верить ей.

— Ей свойственно сострадание, — сказал Шура. — Безусловно, я могу понять, почему она хочет закончить свои отношения с мужем как можно мягче, хотя лично я не думаю, что это самый мудрый способ.

После прочтения письма Шура спросил, не хотелось бы мне приехать на Ферму в пятницу после работы, чтобы остаться у него на выходные. Я поколебалась всего лишь секунду, прежде чем ответила, что с огромным удовольствием приму его приглашение.

В пятницу вечером мы с Шурой приняли наркотик под названием 2С-Б, который Шура определил как один из своих любимых препаратов и одно из лучших своих открытий. Он сказал, что этот психоделик действует относительно недолго — примерно часов пять-шесть.

— В отличие от МДМА, — объяснил мне Шура, — этот препарат обостряет все чувства. Ты будешь наслаждаться едой, запахами, цветом и осязанием. Прикосновение к коже, например, — тут он взглянул на меня с невозмутимым выражением лица, — и прочие стороны сексуального контакта принесут с собой немало удовольствия.

Я кивнула в ответ, сохраняя такое же серьезное выражение лица.

— Большинство людей не могут достичь оргазма после приема МДМА, однако 2С-Б не ставит таких ограничений, в чем, надеюсь, ты убедишься сама. — Шура попытался изобразить нечто похожее на вожделение, и я расхохоталась при виде его смешной физиономии.

— Думаю, для начала мы попробуем небольшую дозу, — продолжил ничуть не смутившийся Шура. — На мой взгляд, восемнадцать миллиграммов даст тебе эффект на три с плюсом и при этом не приведет в замешательство. Я приму столько же.

Он выдал мне бокал для вина, на дне которого белело совсем немного порошка, после чего долил туда чуть-чуть воды, сказав: «Это вещество медленно растворяется; поэтому здесь нужна теплая вода». Залив белые кристаллы порошка водой, Шура вернул мне бокал и попросил подождать. Мы тщательно взбалтывали содержимое бокалов, пока белые частицы полностью не растворились.

Затем Шура сказал: «Я хочу, чтобы ты попробовала этот препарат сейчас, до добавления сока, просто чтобы почувствовать его на вкус в чистом виде, потому что вкус — это одна из граней характера наркотика. Пусть даже ты попробуешь его без сока один-единственный раз».

Я улыбнулась, вспомнив, как Ли поддразнивала Шуру маленькими душами наркотиков.

Я сделала маленький глоток. На вкус 2С-Б был совершенно не похож на МДМА, но не менее отвратительный. Так что я сказала: «Да! Сожалею, но мне придется добавить сока».

— Нет проблем, — ответил этот спартанец. — В холодильнике есть яблочный сок. По крайней мере, теперь ты знаешь, какой вкус спрячешь под соком.

— Уж конечно, — сказала я. — Это незабываемое воспоминание не оставит меня долгое, долгое время, поверь мне!

Я переоделась в халат и в течение всей переходной фазы (это время между первыми признаками начинающихся под воздействием наркотика изменений до вступления его в полную силу) спокойно сидела на диване. Шура сообщил мне, что переход может занять от сорока пяти минут до часа, а само действие наркотика длится около трех часов.

Я сказала Шуре, что хотела бы прочувствовать переход сама, и поэтому он ушел в кабинет поработать. Спустя полчаса я отправилась в ванную комнату, где все приготовила заранее. Забралась в ванну, наполненную теплой водой, и стала знакомиться с природой 2С-Б и его проявлениями в моем теле и разуме. Прежде всего, я заметила легкое движение висевших рядом с раковиной полотенец для рук и слабое мерцание зеленой занавески для душа. Зрительные эффекты, подумала я; удивительная терминология. Через несколько минут я поняла, что, хотя с моим телом было все в порядке, про остальную часть себя я этого сказать не могла; казалось, передо мной проходили мои худшие недостатки — неаккуратность, неорганизованность, ненадежность. Я видела их один за другим, словно они проходили парадом. Во мне стал закипать гнев и подниматься презрение по отношению к этому жалкому шествию, когда, выдав резкий комментарий, вмешался мой Наблюдатель.

К тому же, разумеется, мы обладаем самым худшим из недостатков — постоянно осуждаем и не прощаем себя. Тебе даже в голову не придет так обращаться с кем-нибудь из друзей; что дает тебе право относиться к себе с меньшим терпением и сочувствием, чем к другу? Бросай это дело!

Чувство юмора медленно возвращалось ко мне.

Хорошо, хорошо. Я справлюсь.

Выбравшись из ванны, я почувствовала в теле то, что назвала вибрацией энергии. Это было довольно приятное ощущение.

Я надела под халат свою чудесную, сексуальную французскую сорочку бледно-голубого цвета.

В спальне я осмотрела комоды, шторы, напольную плитку и с удовольствием отметила, что мысль о том, что здесь уже побывала Урсула, перестала казаться мне важной. Я была в другой реальности, и она не имела ничего общего с той, где была Урсула.

Одетый в халат Шура растянулся на кровати. Он спросил у меня: «Как ты себя чувствуешь?»

— Ну, лучше, чем раньше. Какое-то время я переживала все свои худшие стороны и одновременно была и заключенным на скамье подсудимых, и судьей, но это прошло.

Шура заметил: «С восемнадцати миллиграммов передозировки быть не должно, если только у тебя не окажется повышенной чувствительности к данному препарату».

Я заверила его, что прекрасно себя чувствую. Никакой передозировки.

— А как твои ощущения? — поинтересовалась я.

— Восхитительно!

Когда я сняла свой халат, Шура посмотрел на меня и спросил: «И что ты собираешься делать в сорочке?»

— Что ты имеешь в виду, спрашивая у меня, что я собираюсь делать в сорочке? Это моя единственная лучшая и самая сексуальная сорочка, и предполагается, что она сразит тебя наповал!

Шура сбросил халат и сказал: «Не верю я в то, что в постели надо лежать одетым. Как можно ощутить кожу другого человека, когда ты с ног до головы упакован вот в такое одеяние? Кроме того, ночью всегда в нем запутываешься».

Вздохнув, я позволила бледно-голубому шелку соскользнуть с моих плеч и упасть на пол.

Шура выключил ночник, оставив из освещения лишь подсвеченную шкалу на радиоприемнике. А я тем временем забралась на кровать и улеглась на спину, чтобы оценить потолок Шуриной спальни, который оказался бледно-кремового цвета. Неожиданно Шура лег на меня. Словно со стороны я услышала свое сбившееся дыхание, когда его язык проник в мой рот. Я закрыла глаза и ответила на поцелуй.