Пикник под соснами

Нет, строго говоря, это не была их первая встреча. Во время самой первой она и разглядеть-то его не успела. Он промелькнул перед ее растерянным взором ирреальным видением, материализовавшись лишь стопкой бумаг, которые она подписала, не глядя, да набором кратких инструкций, которые ей затем долго и подробно объясняла декан. А вот потом, два долгих месяца спустя, они пришел к ней специально — знакомиться. Дождался у выхода с секретарских курсов, извинился за то, что был так тороплив и невнимателен в их первую встречу, и сказал, что с него за это подарок. Любой, на выбор. А она, глядя на него снизу вверх восторженно-испуганными глазами и обмирая от собственной смелости, попросила — небо. Взлететь в небо, высоко-высоко, как дано лишь вампирам.

А он не посмеялся. Он посадил ее в свою сказочно-алую машину и взлетел. И увез ее в горы, подальше от посторонних взглядов. А там долго кружил, крепко прижимая к своему сильному телу. Уже без машины. Только он, она и небо.

А вот соседки по общаге, когда она рассказывала им об этом, смеялись, называя наивной деревенской дурочкой. Говорили, надо было просить колье с бриллиантами. А лучше квартиру. А не ютиться в одной комнате с тремя соседками.

Инга вздыхает. Квартира у нее теперь есть, хоть она так никогда о ней и не попросила. Но что ей делать, если небо по-прежнему пахнет Анхеном, а у нее больше нет крыльев, чтоб туда подняться? Как ей жить в одном городе с ним, зная, что никогда?.. И алая машина, с которой все начиналось, теперь лежит перед ней грудой искореженных обломков. И Анхен смотрит на нее своими пронзительными карими глазами, последний раз, самый последний из всех возможных, а у нее даже нет для него малюсенькой капельки крови. Ни единой капли неотравленной крови.

Она дрожит, пытаясь сильнее обхватить колени.

— Одевай, — он протягивает ей халею. — Будет теплее.

Она послушно одевает эту странную вампирскую одежду, слишком похожую на женское платье. Одеяние ей и широко, и длинно, а он смотрит на нее таким странным взглядом, и она никак не может понять его значение. Спутанные черные пряди небрежно спадают на его обнаженную грудь. И ей хочется провести по этой груди пальцами, прижаться губами. Но она понимает, что ему это будет тяжело.

— А мое платье? — робко интересуется она. Надо вернуть ему его одежду, его обнаженный торс вызывает слишком много несбыточных желаний.

— А платье сказало, что надо иметь совесть, ты его уже третий год носишь. Ушло на заслуженный отдых.

— Совсем? — она как-то сникла. Ведь платье тоже хранило память о нем. И, судя по его реплике, он ее в этом платье — помнил.

— А императорская халея тебе уже не наряд? — изобразил праведное возмущение. — Да если б Владыка увидал тебя в таком виде — он бы схлопотал остановку сердца, несовместимую с дальнейшим пребыванием в столь высокой должности.

— Не пожалела б, — неожиданно злобно бросила Инга. И тут же испуганно прикрыла рот ладошкой, — прости.

— Я не слышал, — он отнял ее ладонь ото рта и принялся целовать. Сначала саму ладошку, потом каждый пальчик. Она не забыла и не простила. Маленькая девочка, которой положено обожать вампиров. Всех. А она упрямо любила только его одного. Но он ведь тоже ничего не забыл.

— А Кардэниса я убил, — прошептал он почти беззвучно. — Я тебе уже сказал?

Она испуганно машет головой.

— Но ты говорил, пока он в фаворе…

— Я говорил, что фавор не вечен. А память у меня долгая.

— А тебе ничего не будет? — нет, ее не смутил факт убийства, она боится лишь за него. Любимого. Единственного. Что еще может быть важно?

— Нет, — горько улыбается он. — Не сегодня. Меня и так лишили должности, куда уж дальше? Да и пусть сначала докажут.

— Не докажут? — вопрошает взволнованным шепотом.

— Нет, мое солнышко. Не докажут.

Они возвращаются к костру, он надувает для нее матрас. Ингу явно клонит в сон, на бревнышке ей долго не высидеть. Вновь бросает взгляд на небо. Дождь все же будет. Интересно, далеко их отнесло от жилья? Он ведь даже и не следил. Но за пару часов он, наверное, долетит. Вот только стоит ли им спешить? Да и дождь того гляди начнется.

В любом случае, он хотел побыть с Ингой. Ни люди, ни вампиры его сейчас не интересовали. Они останутся. Переждут дождь в его разбитой машине. А вечером… В крайнем случае — утром, он вернет Ингу домой. Да ему и самому надо — домой, его там ждут… Кого он обманывает, никто его не ждет. Он и прежде-то был ей не нужен, а сейчас… Она же его даже не узнала. Все, что ей теперь нужно — это еда и крыша над головой. А это и слуги обеспечат, он распорядился.

Решительно тряхнул головой и вновь отправился к машине. Надо выкинуть из нее все лишнее и перетащить поближе к огню. И по возможности расправить корпус, чтоб внутри стало чуть просторнее. Конечно, походный шатер подошел бы им сейчас куда больше искореженной машины, но вот уж чего он никогда с собой не возил…

Вытянуть машину оказалось непросто, она плотно застряла между камней. Дальше мешали деревья, пришлось поднимать над кронами. И когда он добрался, наконец, до Инги, то чувствовал уже разве что усталость.

А она спала, разомлев у огня, человеческая девочка в одежде императорского дома Эльвинорэла, кощунство и святотатство в одном лице. А он смотрел на нее — и не чувствовал раскаянья. Главное, что его маленькой девочке тепло.

Подбросил поленьев в огонь, сполоснулся в реке и прилег рядом. Думал, просто подождать, пока она проснется. Но уснул сам.

А разбудил их все-таки дождь. Он бы не стал открывать глаза из-за такой мелочи, но Инга зашевелилась, пытаясь спрятаться от вездесущих капель, и он помог ей перебраться в машину. Матрас, когда-то идеально совпадавший по размерам с багажным отсеком, теперь вошел в покореженное пространство с трудом, нелепо выгибаясь и топорщась по краям. Закрыть дыру на месте отлетевшей задней двери было нечем, оттуда тянуло промозглой сыростью, но, если ветер не переменится, потоп им не грозит.

А впрочем, можно сделать и проще. Брошенная оземь сила выросла стеной огня, перегородившей вход. И дождь остался где-то вовне, а воздух сразу стал значительно суше.

— А мы не сгорим? — Инга прижималась к нему испуганной птичкой, глядя на его огонь расширенными от изумления глазами.

— Нет, моя маленькая. Будет просто теплее. И светлее, — прежде он не демонстрировал ей столь явно своей силы. Как-то не было ни повода, ни желания. Она знала, что он любит огонь, знала, что может почти мгновенно разжечь любой костер, но вот так, стеной ровного синего пламени… Настоящее чудо. В их бесконечно невозможную встречу за гранью всех прощаний. Ту, которой и быть-то не могло. Но случилась.

А она о нем так многого не знала. Вот этот огонь, горящий прямо из лужи, наряд, который он назвал императорским… Но это детали, она знала больше, она знала его. Его душу. А за отпущенные им пять лет прожить все его восемьсот нереально, она никогда и не пыталась. Он не любил рассказывать, она не настаивала. Она понимала, что та его жизнь, за Бездной, она совсем другая, человеческому разуму недоступная. Ей было достаточно той, что они вели здесь.

Она прижимается к нему слишком крепко, чувствуя щекой капли на его коже. Не удерживается, слизывает ближайшую языком. Он вздыхает чуть глубже. Но не отстраняется, и она продолжает. Скользит языком по его ключицам, целует в шею, гладит его широкие плечи дрожащими от сдерживаемой страсти пальчиками. Он со вздохом откидывается назад, зарываясь пальцами в ее волосы, позволяя ей скользить губами по его груди, целовать, дразнить, прикасаться. Она по-прежнему сводит его с ума — ее пальцы, ее губы, ее желание. Даже запах алкоголя, безжалостно сплетенный с ее запахом, уже не мешает. Почти не мешает, он почти притерпелся.