Пилот-девица

– Я бы этого гада на красных шарах уже трижды из пулемета распилил... А на тех летающих исчадий Ангра-Манью напустил бы наши истребители! Но командование категорически не разрешает открывать огонь.

– Но почему? – в голосе Василисы звучали и недоумение, и возмущение, и даже обида ребенка, которого лишили мирового зрелища, где упитанное, импозантное добро с кулаками разбирает на запчасти всё еще могучее, но обреченное зло.

Сержант Бабур посерьезнел.

– Говорят, там, на орбите, соотношение сил пока не в нашу пользу. Этих гадов много, а у нас только шесть кораблей и меньше сотни флуггеров... Вот подтянем еще сил – тогда будем мускулами играть... А пока надо сидеть тихо и джипсов не провоцировать.

Последняя тирада заставила оживиться дядю Толю, который с безучастным видом дул горячий клонский грог с имбирем и жевал эвкалиптовую жвачку из солдатского пайка.

– Джипсы? Ты сказал джипсы? – спросил он у сержанта.

– Сказал, а что? Знаком ты с ними, что ли?

– Я-то нет, – как-то вдруг весь потух дядя Толя. – Но кореш мой, точнее как кореш... черт один... Чарли Небраска его звали... говорил, что безбашенные эти джипсы – как триста чоругов. Но чоругов – тех хоть иногда понять можно. А джипсов вообще хрен поймешь.

– Загадочные такие? – уточнил сержант Бабур.

– Вроде того.

Пока Василиса, дядя Толя и сержант вели эти содержательные разговоры, там, за пределами безопасного окопа, разворачивалась вторая часть драмы вторжения.

– Сержант, там фермеры приехали. Не желаете посмотреть? – осторожно осведомился рядовой Кумар, глядя на начальника своими выразительными восточными глазами.

– Не желаю, но придется, – проворчал сержант, выглядывая из окопа.

Разумеется, Василиса с дядей Толей тоже высунулись поглазеть.

Совсем недалеко от них, метрах в ста к юго-востоку, зеленел неправильный четырехугольник чудом уцелевшей фермерской делянки.

Делянка была засеяна высоким растением с пушистыми белыми стеблями и мелкими кремово-розовыми цветами. Если судить по полному отсутствию сорняков, сложному каркасу поливной системы и двум дорогим кибер-садовникам, это была наверняка очень ценная полевая культура.

Туда-то, к кремово-розовым цветочкам, и прикатили фермеры на своих тракторах.

Тракторов было три – престарелых, грязно-желтых, размалеванных криворукими сельскими мазилами.

Фермеров было пятеро. Два постарше, седобородых, два помладше, похожих на охранника Дастама как две капли воды. И один совсем еще подросток – сутулый, нескладный, большеголовый.

Жестикулируя и выкрикивая что-то очень агрессивное, фермеры выстроили трактора неким подобием бастионного редута. И, похватавшись за ружья, заняли, так сказать, оборону.

Ветер дул от них в сторону пулеметного окопа. Судя по доносившимся обрывкам воплей, главным врагом фермеров был джипсианский комбайн – адская машина на пурпурных шарах.

– Так я и думал. Притащились сено свое охранять, – с печальной ухмылкой аристократа изрек сержант Бабур и ласково посмотрел на Василису.

– Это не сено, господин сержант, – робко вставил рядовой Кумар, – а наотарский женьшень, очень ценное растение. Килограмм сушеных клубней под тысячу динаров может потянуть у закупщиков.

На лице сержанта промелькнула гримаса удивления. Которую, однако, он быстро спрятал. Надо же казаться прекрасной даме всеведущим!

– Ценный? Тем хуже, – заключил сержант. – Значит переубедить крестьян не упорствовать в своих заблуждениях будет очень сложно.

– А на что их переубеждать? – пожал плечами потомственный пофигист дядя Толя. – Упорствуют себе и упорствуют...

Сержант хотел ответить дяде Толе, но внезапный и очень резкий маневр комбайна, который, казалось, мирно проползет стороной, заставил сержанта схватиться за бинокль и за рацию одновременно.

Эта сержантская рация имела режим громкоговорителя, которым и воспользовался Бабур. Надавив соответствующую кнопку, он грозно зарычал:

– Внимание фермерам на делянке наотарского женьшеня! С вами говорит старший сержант Бабур егерского корпуса "Атуран"! Я убедительно прошу вас отойти под защиту моих бойцов в окоп, который вы видите слева сзади от себя! Повторяю: внимание фермерам...

Старший из фермеров обернулся и, приложив ладони рупором ко рту, закричал, люто вращая глазами:

– Мы на своей земле! Никуда не уйдем!

Сержант понял, что психатаку надо бы повторить. Но в более мягкой форме – поскольку контингент явно не в себе.

– Друзья! Я не настаиваю насчет окопа! Можете оставаться там, где вам больше нравится! Но я предупреждаю вас: стрелять нельзя ни в коем случае!

– Если эта тварь сожрет наши посевы, мы разорены! Не указывай нам, что делать, солдат! – не менее люто прокричал бородатый фермер.

Василиса вздохнула.

Всё это было знакомо ей слишком хорошо.

Более того, произойди нечто подобное в окрестностях ее родного Красноселья, ее отец с братьями вели бы себя так же, как эти фермеры. О чем она и заявила во всеуслышание, хотя была уверена, что ее никто не слушает.

Правда, таких красивых и хорошо вооруженных егерей в Красноселье если бы кто и прислал, так только московиты. Но московиты еще за несколько лет до объявления муромской незалежности такими широкими жестами радовать сельчан отчего-то перестали... И об этом Василиса почла за лучшее промолчать.

Джипсианский комбайн на алых шарах был уже совсем близко от желтых фермерских тракторов.

Так близко, что еще две секунды – и срезаемый машиной пришельцев верхний слой почвы обещал отправиться вместе с тракторами прямо в ее биохимический реактор, который располагался внутри, за загрузочными устройствами, которые Василиса называла "пастью".

Нескладный подросток вскинул к плечу охотничье ружье времен зари колонизации.

– Нет! – прокричал Бабур.

Но подросток выстрелил. И еще раз выстрелил.

Было так тихо, что выстрелы прогремели едва ли не на всю планету.

Василиса вздрогнула от неожиданности.

Дядя Толя крепко выматерился.

– Бэджад, не надо, не стреляй! – это кричал отец подростка, небритый мужчина с потухшим взглядом.

Комбайн замер на месте.

– Расчет к бою, – буднично скомандовал сержант.

Рядовой Кумар занял место наводчика – за рукоятками пулемета с расположенной между ними спусковой клавишей.