Писарь Первой конной
Шрифт:
В начале двадцатого века мели на Волге — обычное дело. Гидроэлектростанции еще не построены, река гуляет, как хочет, поэтому самая популярная профессия на реке — лоцман. Без его помощи, даже опытный капитан легко может посадить тяжело груженную баржу на мель.
Шел некоторое время по дну, разгребая ледяную воду руками, оступился, ухнул с головой в глубину, опять поплыл. Ударился ногой о топляк, ушиб большой палец, вспомнил все маты, какие знал. Медленно стал выбираться на чернеющий впереди берег.
Выбравшись на сушу, снял одежду, хорошо ее выжал и мокрую снова надел на голое
Глава 12
В это время на барже.
Гриша проснулся как от толчка. Пашка спал напротив, раскинув руки и приоткрыв рот. Накануне у них была бессонная ночь, сидели в засаде, но бандит Чернявый, которого ожидали, так и не пришел. С утра были дела в ЧеКа, потом поступил приказ доставить арестованного в Москву.
— Парни, в дороге отоспитесь, — извиняющимся тоном сказал начальник, — кроме вас отправить больше некого. Глаз с него не спускайте, один спит, другой бодрствует.
Арестантом оказался молодой парнишка в красноармейской форме. На вид лет шестнадцать, не больше. Держался он тихо, все приказания выполнял беспрекословно. Пашка даже его пожалел, принес забытую кем-то шинель, чтобы парень не мерз в дороге.
На барже они конечно расслабились. Арестант поел и сразу завалился спать на второй этаж нар. Они с Пашкой не спеша распили пол литровую бутыль самогона, потом поделили ночное дежурство на двоих: с вечера до трех ночи дежурит Пашка, с трех ночи до утра — Гриша.
Первым делом Гриша глянул на верхний этаж нар — арестанта не было, отсутствовали и его сапоги, которые лежали вчера на полу. Гриша зло толкнул Пашку в плечо.
— Ты чего спишь, скотина! Почему меня не разбудил? Где арестант?
Гриша спросонья не мог понять, что от него требуют, потом понемногу стал соображать.
— Гриша, извини. Я поначалу сидел, смотрел на вас — вы оба спите. Потом решил прилечь ненадолго, как уснул, не помню.
— Твои извинения мне не нужны! Где арестант?! Я тебя спрашиваю.
— Подожди, не шуми, может в туалет вышел.
Парни поднялись на палубу. Было раннее хмурое осеннее утро. В рубке баржи клевал носом матрос, мерно работал двигатель буксира. Гриша пошел выяснять у матроса, не видел ли он чего, а Пашка осмотрел палубу, заглядывая во все уголки. Вскоре нашел сапоги, внутрь которых были засунуты портянки.
Подошел к Грише.
— Нет его нигде.
Матрос равнодушно поглядывал на них из своей будки.
— Он тоже ничего не видел, — кивнул на матроса Гриша, — нужно останавливать баржу и идти на поиски.
Еле докричались до буксира. Пришел недовольный
шкипер и заявил, что ради них останавливаться не собирается.— Мне похрен на вашего арестанта, — заявил шкипер, — у меня приказ, доставить баржу под погрузку в Нижний. Не доставлю в срок, запросто расстрелять могут, время военное. Мы и так опаздываем, задержались, пока обходили новые мели.
Никакие уговоры и угрозы на шкипера не действовали.
— Ваш беглец утонул, вода в реке ледяная, ноги судорогой свело и амба, — заявил он ухмыляясь.
Пришлось следовать до Нижнего Новгорода, не будешь же действительно прыгать в реку, чтобы сойти на берег, тем более, что неизвестно, в каком именно месте арестант ушел с баржи.
В Нижнем сразу взяли извозчика и поехали в местное ЧеКа. Там парней выслушали, но выделять людей для поимки сбежавшего арестанта категорически отказались, своих дел выше крыши.
Один из чекистов посоветовал присоединиться к продотряду, который как раз собирался следовать на юг вдоль Волги. Поехали к командиру продотряда, тот выслушал чекистов, проверил документы и согласился взять их с собой — два вооруженных человека в опасном деле лишними не будут.
Вернулись в ЧеКа. Гриша по телефону поговорил со своим руководством, терпеливо выслушал маты, которые на их с Пашкой головы сложил начальник.
— Возвращайтесь в Саратов, — приказал Вельяминов, — беглеца будут искать другие люди.
***
Я проснулся от какого-то звука. Открыл глаза, вылез из сена и быстро стал надевать почти просохшую одежду.
— Эй, в сарае, — раздался крик с улицы, — вылазь, говорю, давай! А то сейчас прямо через доски стрельну.
Я спустился с кучи сена вниз и выглянул из сарая. Напротив, в пяти метрах от меня стоял здоровенный мужик с берданкой в руках.
— Руки вверх подними, чтобы я видел и выходи на свет, — скомандовал мужик.
Я поднял руки и вышел из сарая.
— Сапоги где? — поинтересовался мужик.
— На барже остались. В них по реке плыть неудобно.
— Дезертир значит, — сделала вывод мужик, глядя на мою красноармейскую форму и ствол ружья опустился чуть ниже, — искать тебя кто будет, военные или чекисты?
— Чекисты.
— Натворил что?
— С комиссаром спорил, хульные слова про советскую власть говорил.
— Врешь, небось? — не поверил мне мужик, но ствол берданки опустился еще ниже. — Жрать хочешь?
— Не откажусь.
— Ладно, пошли, — сказал мужик, повесил берданку на плечо и не оглядываясь пошел в сторону ближайшего дома. Осторожно ступая босыми ногами по колкой траве, я пошел за ним.
Зашли во двор, дом, типичная глинобитная хата с белеными известью стенами и соломенной крышей, за ней виднеются еще две соломенные крыши. Хутор значит.
Хозяин в хату не пригласил. Я сел на завалинку, прислонился спиной к стене. Мужик ушел в дом, с кем-то там стал ругаться. Через несколько минут из дома вышла пожилая женщина в темно-синем до пят платье и черном, надвинутом на лоб, платке, ни слова не говоря сунула мне в руки глиняную миску с гречневой кашей, я аж задохнулся от запаха и рот сразу наполнился слюной.