Пишите письма(из сборника "Ошибки рыб")
Шрифт:
Предвкушая визит к Наумову, скакала я вниз по лестнице соседнего со “Слезой социализма” дома и напевала-бормотала одну из своих фамильных песенок:
Ольхина, Ёлкина,
Дубинин, Дубов, Поддубный, Тополев,
Дубровский, Туполев,
Дубовской, Березина,
Берёзова, Вяземский.
Соснин, Сосновская,
Ивинская, Орехова,
Ольшанников,
Осиновская, Орешников,
Кедрин, Шишкин, Листьев, Пнин.
Лестница была длинная, песенка тоже.
Рябинин, Кленова.
Букин, Грабарь, Смоковников,
Смоктуновский, Вишневская,
Вербицкая, Древина,
Яблочкина, Яблочков,
Абрикосов, Померанец, Дубравина…
Внизу слушал меня некто, кого не слышала и не видела я.
Рощин, Залесская,
Ломашников, Тальников,
Ольшанский, Вербина,
Пальму, Яблонская,
Ракитников.
Тут слушатель незримый подал с первого этажа хриплый пропитой голос:
— Р-ря-би-но-вич!
После чего трахнул входной дверью и был таков.
— Что это почтальонша такая веселенькая прибежала? — спросил Наумов.
— Пьяненький моей песенке подпел.
— Что за песенка? Шлягер модный? Старинный романс? Народная?
— Собственного сочинения, фамильная бурчалка.
— Спой, светик, отродясь не слыхивал.
Я и спела:
Татаринов, Ордынский,
Булгарин, Калмыков,
Немчинов, Мордвинов,
Чехов, Поляков.
— Ну, утешила! Вот только Ордынский не обязательно от татаро-монгольской орды; орд — вологодское привидение, а ордынка — казачья овчинка. Спой еще.
Я и еще спела:
Драгунский, Казаков,
Гусаров, Войтюков,
Майоров, Генералов,
Мундиров, Курков.
Шумилин, Тихонов,
Шелест, Шорохов,
Факиров, Чарова,
Кудесин, Волохов.
— Тебе надо стихи писать.
— Я потом буду.
— Как то есть потом?
Чуть помедлив, достала я свой блокнотик из будущего.
— Это моя записная книжка конца ХХ века. Я случайно захватила ее с собой, когда вернулась в год, в который мы с вами сейчас разговариваем. Долго рассказывать. И вот я хочу вам кое-что отсюда прочитать, потому что тут есть о письмах, а вы ведь сейчас пишете о письмах, правда? А для начала я хочу вам прочитать свое стихотворение.
—
Так ты у нас посланница из будущего?— Нет, я просто пропустила года два, удрав отсюда, и вернулась, чтобы прожить их.
— Ну-ну. Вернулась. А Косоурова эксперименты не имеют ли, часом, к твоим экскурсиям, то есть эскападам, отношения?
— Имеют.
— Ладно, я тебе верю. Читай свои стихи.
— Сначала название… нет… В общем, к тому времени, как я это написала, вместо пишущих машинок стали пользоваться персональными компьютерами, это не только пишущая машинка усовершенствованная, а отчасти телеграф, телефон, телевизор, почта, текст романа или рассказа можно переслать в любую точку мира, а можно фотографию или репродукцию, можно сплетничать в Интернете… вроде как в эфире, можно пользоваться энциклопедиями, справочниками, подключаться к чужим секретным материалам…
— Находка для шпиона.
— Называется стихотворение “http”. Это на компьютерном языке — гипертекст компьютерного якобы пространства… виртуального мира… не совсем воображаемого, а мнимого, что ли, или как бы условного…
— Прекрати, — строго сказал Наумов. — “Это, это, что ли, якобы, как бы”. Уши вянут. Меня технологические детали бытия вообще никогда не интересовали. Читай.
Щеки мои горели, я читала:
Текст, мы тебя предоставим судьбе,
выведем светом и тьмой.
Саги о сайтах оставьте себе,
шелест страниц будет мой.
Тут, запнувшись, стала я объяснять, что такое сайт.
— Мне надоели твои чертовы комментарии. Продолжай без них или замолчи.
Час телеграфный, мирок телеграмм,
ленты из ВЦИКа во ВЦИК.
Фразы настрижены, и октябрям
век предоставлен, как миг.
Пущен в расход, в Интернет и в эфир
старый, и ветхий, и новый, как мир,
сонм ненавидимых книг.
Так что корябай свое без затей,
не превышая объем.
Нынче винчестер завел, грамотей,
внук человека с ружьем.
Проще! Короче! То “му”, то “ку-ку!”.
Кто бы тут портил глаза.
Не помещается время в строку,
нет у него ни аза.
Время повадилось жечь словари,
библиотеки корнать,
сплетни плести от зари до зари
и пустоту обнимать.
Не догадается шрифт номерной,
полый, как все пустяки,
как обаятелен почерк чудной
своеобычной руки.
Ты разбери, кто тут избран, кто зван,
чья веселее игра.