Письма 1886-1917

2) Не лучше ли сделать какую-то выходную накидку Белине. Ведь между 1-ми 2-м актами (очень короткими) антракта не будет. Успеет ли актриса, кончающая 1-й акт, переодеться к середине 2-го? Ради этого удлинять антракт нежелательно.

3) По-моему тоже, оливковый цвет невыгоден для улицы и костюма Сганареля. О том же, что Мольер носил костюм этого цвета, никто не знает. Не есть ли это деталь старинного театра?

4) Указания об амурах чудесны и будут исполнены в точности ².

5) Красная переносная занавеска — совсем не complique! [53]

53

сложно (франц.).

Ею очень увлечен Мордкин ³, и она вырастает очень скоро, легко и красиво. Думаю, что герб, поднимающийся в складку, будет менее импозантен и более труден и дорог, и вот почему. Нельзя сделать декорационным способом, т. е. на грунтованном холсте, который не дает складки. Нельзя делать и из простого холста, так как он после первой пробы так сомнется, что будет жеваный, некрасивый холст. Надо делать из материи, а это дорого и тяжело. Кроме того, на поднимающихся штангах очень трудно прикреплять разные веревочки для сборок и подъемов. От этого штанги качаются.

О горшках не очень грущу. Как бы эта шутка не стала на сцене грубовата.

6) Очень тревожусь и я о Замирайло. Сегодня говорил с ним. Он легкомысленно уверяет, что поспеет, и не без раздражения уверяет, что успеет сделать «Брак поневоле» и все ⁴.

Боюсь рассердить его — тогда он не кончит апофеоза. Теперь масленая. Все равно, при двух спектаклях много не сделают, если передать работу другим. Замирайло же уверил нас, что он за эту неделю отделает комнату больного и сделает арки апофеоза. Посмотрим. Тогда на 1-й неделе можно будет с Вашими указаниями передать работу нашим. Они сказали, что выполнят ее в неделю-две.

Всего апофеоза Замирайло не кончит, это ясно, тем более что бока (кулисы) не выяснены. У него какое-то недоразумение с колоннами (какие-то своды, идущие на публику; нужны ли две колонки или одна?).

За Замирайло следят ежедневно, но осторожно, так как у него уже заострилось лицо, а это предвещает бурю.

Арапчонок — чудесно (не страшно, что Мейерхольд их очень использовал) ⁵.

Мы репетируем усердно и ежедневно, и думаю к понедельнику представить Вам начерно два с половиной акта. Сам я боюсь заниматься ролью. Если она входит в меня, то незаметно, помимо моей воли. Тона еще нет, так как отвлечен режиссерством (Стахович уехал, Москвин занят Федором, Немирович — «Федором» и «Браком»).

У Мордкина выясняется. Придумать па он, кажется, может, но не знаю, сможет ли он выучить всю ораву. Кажется, придется в конце концов помочь ему.

Все это мешает мне как-нибудь приблизиться к «Браку». Да и сам Немирович меня не зовет. Эти репетиции меня очень волнуют, тем более что все вместе столкнулось с «Федором», который должен итти на 2-й неделе в абонемент ⁶.

Ну, до скорого и приятного свидания.

Ждем Вас с нетерпением, так как любим Вас и очень хотим с Вами работать.

Целую ручки Анне Карловне, которую также с нетерпением ждем в Москву.

Детям и добрым знакомым — поклон.

Сердечно преданный и уважающий

К. Алексеев

1913-19-II Москва

432. Л. Я. Гуревич

14 марта 1913

Москва

Дорогая Любовь Яковлевна!

Вы меня и нас забыли. Не приезжаете и не пишете.

Знаю, что заняты.

И я смертельно занят и потому не пишу, но часто вспоминаю.

Идет мучительнейшая работа с Мольером. Вот где приходится искать настоящий (не мейерхольдовский) — пережитой, сочный гротеск ¹. Смертельно боюсь провала.

Всем поклоны. Все кланяются.

Целую Вашу ручку.

К. Алексеев

433*. Вл. И. Немировичу-Данченко

Март 1913

Москва

Дорогой Владимир Иванович!

Дело, конечно, не в большой и малой сцене. Раз что пьеса репетируется правильно и систематически — не все ли равно, где ее репетировать? Большая сцена нужна только тогда, когда надо наскоро натаскать актеров. Дело в самих актерах, которых за весь год я не мог собрать, если не считать двух недель до масленой. Пока репетировали «Пер Гюнта», приходилось ждать Павлова и Бакшеева. Когда они освободились, ушел Базилевский; когда он освободился, ушла Коонен.

Потом пришлось остановить все работы и целый месяц возиться со старьем. Потом стали репетировать «Екатерину Ивановну». Стали ждать или заменять Коонен, потом ушел от нас Массалитинов и т. д. До последних двух недель нельзя было собрать состава исполнителей. Когда репетировали «Пер Гюнта» и «Екатерину Ивановну» — весь театр, т. е. вся труппа, был в зависимости от репетируемой пьесы.

Спектакль Мольера не имеет этого необходимого преимущества. По утрам — да, но утр слишком мало, и 15 репетиций для постановки Мольера недостаточно.

Позвольте приложить другой список:

со времени начала репетиций «Мнимого больного» через мои руки прошло три Белины (Книппер, Соколова, Лилина),

4 Анжелики (Коонен, Соловьева, Крестовоздвиженская и Барановская),

2 Беральда (Массалитинов и Дуван),

3 Клеанта,

2 Фомы (Массалитинов и Бакшеев),

2 Флерана,

2 нотариуса,

2 Туанет.

Спросите себя: достаточно я терпелив, или нужны еще новые испытания? В довершение всего — спектакль Мольера, о котором мечтал три года, будет поставлен с 15 репетиций, по-дягилевски.

Еще одна изуродованная мечта, еще один незлобинский спектакль. Еще раны «Гамлета» и Тургеневского спектакля не зажили — и новая обида.

Вот причина моего нервного тика. Очень извиняюсь и сожалею о том, что не сумел сдержать себя.

Ваш Алексеев

Я никого не обвиняю, ничего не доказываю; я сожалею только о том, что мне так не везет в нашем театре.

434. А. Н. Бенуа

6 апреля 1913

Москва

Дорогой и многоуважаемый

Александр Николаевич!

До сегодняшнего дня я не мог написать Вам, так как носился со своей личностью как с писаной торбой. Пришлось это делать, потому что едва хватало сил на вечер и нельзя было хворать. Вчера, как гора, свалилась с плеч огромная обуза: сдали 8-й абонемент и закрыли московский сезон. Только сегодня могу дать Вам отчет об истекших спектаклях. Но все они слились в одно, и впечатление от них какое-то пестрое. Ясно, что роль еще не освежилась и все еще есть больные места; ясно, что и темп еще не раскатился вовсю ¹. Отчего это происходит? Или от большой затрепанности роли и пьесы, или же от невыносимой нервной и физической усталости. Играли на каплях и валерианках! Не жду большего от первого петербургского спектакля. Очевидно, не удастся прорепетировать пьесу на сцене, чтобы вспомнить акустику театра. Первый спектакль пойдет на приспособление к условиям театра. Пьеса до известной степени раскатилась. Определилось то, что хорошо перелетает за рампу, и это дает отчетливость и уверенность. В хорошем настроении делаешься наивным, и тогда все смешно, но при обязательной ежедневной игре, когда искусство превращается в ремесло, хорошее настроение бежит. Были хорошие спектакли, когда публика стонала от хохота, но были и менее удачные спектакли, когда душа становилась картонной. Более основательный отчет сообщит Вам Мстислав Валерианович ², который был на вчерашнем (5 апреля) спектакле, последнем в этом сезоне.