Письма 1886-1917

Спасибо Вам за поздравление с началом сезона, шлю Вам таковое же.

Начал я сезон плохо. После Сестрорецка у нас сгорела фабрика, потом я схватил злокачественную жабу и по сие время не могу поправиться. Здоровье, нажитое летом, уже все растрачено, и это меня очень сокрушает. Надо действовать, а руки связаны. Третьего дня играл «Три сестры» и от этой пустяшной роли опять свалился. Слабость, вялость, температура 37, грустное, чеховское настроение и т. д. «Дикая утка», несмотря на участие только молодых актеров, удалась. Публика готова была заинтересоваться пьесой, но газеты поспешили испортить дело. Прибегали к неблаговидным приемам для того, чтоб подорвать доверие. Таким образом, материального успеха пьеса не даст, и наша трехмесячная работа в этом отношении пропала ². Надо спешить и готовить новую пьесу, а я прикован к месту и злюсь… злюсь… Думаю, что в Петербурге, где не слушают газетчиков, пьеса будет нравиться и заинтересует, несмотря на свою тяжеловесность и растянутость.

Немирович написал чудесную пьесу, которая пойдет после «Крамера» ³.

От души желаю Вам успеха в спектаклях, на новых началах. Хорош ли выбор «Втируши»? Лично я не очень люблю Метерлинка ⁴. Видал пьесу на любительских спектаклях при плохом исполнении. Было скучно и казалось, что автор старается быть оригинальным. Может быть, это зависело от плохого исполнения? Нет ли чего-нибудь у Гауптмана: «Перед восходом солнца», «Праздник примиренья»; трилогия Шницлера… Если придет что-нибудь в голову, напишу. У нас «Ганнеле» нельзя, потому — сорок сороков!! ⁵ Кроме того, есть митрополит Ханелле… Если будут нападать на нас за то, что мы не разрешили Яворской «Чайку», — заступитесь. Мы и не предполагали привозить эту пьесу, но Чехов оскорбился, когда мы хотели уступить ее Яворской. Он боится этой пьесы в Петербурге.

Низкий поклон Нестору Александровичу, Поповым и всем симпатичным петербургским знакомым. Жена шлет Вам свой привет, я целую ручку.

Уважающий Вас К. Алексеев

120*. В. В. Котляревской

7/XI-1901

7 ноября 1901

Москва

Глубокоуважаемая Вера Васильевна!

Я очень польщен тем, что П. И. Вейнберг и А. Ф. Кони оказали мне такую честь ¹. Мне хотелось самому потрудиться для них, и потому я отправился сам в фотографию и заказал увеличенные фотографии, наиболее напоминающие мою физиономию. Я выслал эти фотографии сегодня на Ваше имя, и теперь очень прошу Вас взять на себя труд передать их по назначению. Простите за беспокойство. Если Петр Исаевич и Анатолий Федорович захотели бы иметь петербургские снимки фотографий, я был бы вдвойне польщен и принужден злоупотребить Вашей неиссякаемой любезностью и добротой. Не откажитесь, при случае, просить… (забыл фамилию великолепной фотографии) выслать мне для подписи фотографии с наложенным платежом. Я не помню, чтобы Петр Исаевич и Анатолий Федорович просили меня о высылке фотографий. Я бы не заставил себя просить о том же вторично. Теперь извиняюсь перед ними и с особенным удовольствием отсылаю посылку в Петербург, именно теперь, когда во мне тоска по петербургской публике и озлобление против московской.

Представьте себе. Постановка «Крамера» удалась. Я редко решаюсь признаться в этом. Пьеса чудесная, и… из 100 человек один едва понимает, что ему говорят со сцены.

Публика интересуется мещанской драмой Арнольда и не слушает совершенно самого Крамера. Я впал в отчаяние, думал, что я сам тому причиной, но меня уверяют, что роль удалась. Чехов даже танцевал и прыгал от удовольствия после 2-го акта, того самого, который не слушает публика ².

Что писали о самой пьесе, Вы не можете себе представить! Вот я и мечтаю, чтоб окончательно успокоить себя и выяснить вопрос: кто виноват — я или публика, — играть поскорее Крамера в Петербурге. Я теперь в таком настроении, что все петербургское меня привлекает, а московское отталкивает. Вообще, против нашего театра в нынешнем году сильная, небывалая травля. Это очень беспокойно и мешает работать.

Как Ваше здоровье, как Нестор Александрович? Что поделывают знакомые, которые, больше чем когда-нибудь, кажутся мне и симпатичными и приветливыми. Всем низкий, сердечный поклон. Как Ваш спектакль? Очень интересуюсь его результ[атом]. Будут над ним глумиться, но это не беда. Хуже, когда систематически изводят, как теперь нас. Поправились ли Вы совершенно? Жена и я шлем Вам низкие поклоны, а также Нестору Александровичу.

Искренно преданный и уважающий

К. Алексеев

121*. В. В. Котляревской

20/ХII-901

20 декабря 1901

Москва

Многоуважаемая Вера Васильевна!

Увы, принужден писать мало, так как разорван на части. На щеке дуется флюс, а надо играть красавца ¹. Зубной врач, репетиции, спектакли, праздники, болезни актеров — все это спутало мое время, и я оказался неаккуратным по отношению к Вам, которая так любезно и много хлопотала, волновалась по поводу пьес Джерома. Последний подшутил и посмеялся над всеми нами. Я искал в нем нового Гоголя, а он оказался Мясницким ². Увы, это бог знает что, только не пьесы. Очень грущу о том, что Ваши труды пропали даром. Сержусь на себя, что задержал Вас ответом, но теперь, когда Вы играете Господа Бога, всепрощающего… я не боюсь ³. К слову сказать… не завидую я Вам. Это новое амплуа, и как его играть… не знаю. В Париже в «Самаритянке» я видел Христа на сцене ⁴. Подумайте… парижанин и — Христос! Знаете, чем он подкупил меня? Тем, что он был прост, ничем не собирался удивлять публику. Может быть, и здесь это отчасти приложимо. При личном свидании, как и заочно, буду креститься и не целовать, а прикладываться к Вашим ручкам. Итак, прикладываюсь к Вашим ручкам и еще раз искренно благодарю. Простите и за причиненные хлопоты по юбилею Вейнберга. Поклон Нестору Александровичу.

Уважающий и преданный К. Алексеев

122*. А. Ф. Кони

22 декабря 1901

Москва

Глубокоуважаемый Анатолий Федорович!

Я был очень тронут, найдя Вашу карточку по приезде домой третьего дня. На следующий день после репетиции я собирался доставить себе большое удовольствие и заехать к Вам, но, увы, репетиция затянулась до 10-го часа вечера. Сегодня я проснулся больным, с легким жаром, ознобом и насморком. Ввиду вечернего спектакля и праздников, репертуар которых держится на мне, я должен быть осторожным, чтоб не поставить театр в безвыходное положение.

Утешаю себя мыслью, что Вы не скоро покинете Москву и что моя болезнь не затянется. Тогда я буду иметь возможность исполнить свой приятный долг, заехав к Вам, чтоб еще раз лично и горячо поблагодарить Вас за Ваше доброе отношение к нашему театру. Если же судьба расстроит мои планы, я буду искренно огорчен, так как ранее поста, в Петербурге, я не буду иметь возможности заехать к Вам.

Жена поручила мне передать Вам, глубокоуважаемый Анатолий Федорович, свое почтение, и прошу принять таковое же от искренно уважающего Вас и благодарного

К. Алексеева

22/XII-1901

123*. H. H. Синельникову

Декабрь 1901 — январь 1920

Москва

Многоуважаемый Николай Николаевич!

Я очень благодарен Вам за то, что Вы дали мне возможность прекрасно провести вечер в Вашем театре, на спектакле «Дети Ванюшина».

Пьеса, постановка и исполнение произвели на меня очень большое впечатление, и я любовался талантами автора, режиссера и исполнителей ¹.

Зная по себе, какого труда требует борьба с театральной рутиной и шаблоном, я от всего сердца поздравляю Вас с большой победой, приветствую Вашу большую энергию и желаю дальнейших успехов. Вдумайтесь в мое счастливое и совершенно исключительное положение среди работников театра, которому я служу совершенно бескорыстно, и Вы должны будете поверить искренности этого письма ².

С совершенным почтением благодарный

К. Алексеев

124. А. П. Чехову

14 января 1902

Москва

Добрейший и многоуважаемый Антон Павлович!

Я Вас очень благодарю за Ваше чудесное, простое и сердечное письмо. Оно меня растрогало, а жену заставило прослезиться ¹. Она сама будет писать Вам, как только справится со своими нервами, которые у нее за последнее время расшатались. Как досадно и больно, что Вы хворали… Весть об этом дошла до нас, и мы все волновались, но потихоньку, чтоб еще больше не расстраивать Ольгу Леонардовну. Должно быть, весна будет ранняя, и мы скоро увидим Вас среди нас… Это для нас большой праздник, в этом Вы не должны сомневаться; да и на душе как-то спокойнее, когда _с_а_м_ — близко.