Письма человека, сошедшего с ума

Вчера были открыты въ правленіи желзной дороги, гд мы оба служимъ, крупныя злоупотребленія одного изъ директоровъ. Управляющій призвалъ насъ на совтъ и спросилъ, что намъ длать.

— Изслдовать все дло и представить общему собранію подробный отчетъ объ этомъ мошенничеств,- сказалъ я.

Управляющій поблднлъ и съ ироніей замтилъ мн:

— Вашъ совтъ очень простъ, но, къ сожалнію, онъ никуда не годится. Мы не должны подрывать кредитъ нашей желзной дороги въ общественномъ мнніи и предавать огласк всякіе закулисные дрязги.

— To-есть, мы должны прикрывать каждаго мерзавца? — спросилъ я. — Это хорошій способъ расплодить негодяевъ!

Я говорилъ, по обыкновенію, прямо и рзко, и вовсе не думалъ о томъ, пріятно ли это нашему управляющему, но меня поразило выраженіе твоего лица: ты длалъ мн какіе-то знаки глазами, какъ-будто старался остановить меня на полуслов. Я только потомъ вспомнилъ, что воръ-директоръ былъ родственникомъ нашего управляющаго, какъ и вс прочіе наши директора.

— Вы говорите такимъ тономъ, точно мы служимъ въ такомъ мст, гд сидитъ воръ на вор,- не безъ дкости въ голос сказалъ управляющій. — Но, не касаясь вопроса о томъ, насколько тактично съ вашей стороны такое мнніе, я долженъ вамъ сказать, что вашъ совтъ очень непрактиченъ, очень вреденъ именно для тхъ акціонеровъ, о польз которыхъ вы такъ горячо заботитесь. Предать огласк это дло, значитъ уронить кредитъ нашего общества, понизить цнность нашихъ бумагъ и дать случай биржевымъ спекуляторамъ раздуть скандалъ еще боле для полнаго паденія нашихъ бумагъ. Наши акціонеры, конечно, не выиграютъ отъ этого, а спекуляторы сумютъ нагрть руки. Вотъ къ чему приведетъ выполненіе вашего совта.

— А вы полагаете, что всего этого не случится, если мы домашнимъ образомъ замажемъ это мошенничество? — спросилъ я. — Шила въ мшк не утаишь и слухи все равно пройдутъ въ общество. Эти слухи, быть-можетъ, еще хуже повліяютъ на наши бумаги, чмъ откровенное и честное изложеніе всего дла съ нашей стороны передъ общимъ собраніемъ. Разница будетъ только въ томъ, что наша откровенность сложитъ съ насъ упрекъ въ солидарности съ негодяемъ, тогда какъ ваше молчаніе заставитъ считать и насъ причастными къ мошенничеству.

— Такъ вы вполн уврены, что въ нашемъ кружк есть шпіоны и доносчики? — спросилъ съ насмшкой управляющій. — Я надюсь, что ихъ, по крайней мр, нтъ между нами троими, за директоровъ же я ручаюсь, что это честные люди…

Онъ круто перемнилъ разговоръ и минутъ черезъ пять вышелъ съ тобою изъ моей комнаты.

Я не имю привычки подслушивать, но есть минуты, когда чужой разговоръ самъ собою долетаетъ до слуха, бьетъ по уху, заставляетъ застывать въ жилахъ кровь. Это случилось со мною вчера.

Я случайно зашелъ въ архивную комнату за справкой; комната была пуста; я отворилъ шкапъ и сталъ просматривать одно дло. Вдругъ до моего слуха долетли громкія, отрывистыя фразы управляющаго:

— Я нисколько не обижаюсь! — говорилъ онъ. — Мало ли грубіяновъ на свт! Онъ пользуется своимъ исключительнымъ положеніемъ, которое далось ему знаніемъ дла, и потому ломается, оскорбляетъ…

Я замеръ на мст; я понялъ, что рчь идетъ обо мн; я считался лучшимъ дльцомъ въ правленіи, какъ не глупый человкъ среди дураковъ, какъ человкъ, бывшій въ университет, среди выгнанныхъ за лность гимназистовъ, какъ хорошій работникъ среди праздныхъ тунеядцевъ. Меня заинтересовало, съ кмъ говоритъ управляющій, и я ждалъ отвта.

— Я васъ увряю, что онъ просто нездоровъ, разстроенъ, — послышался мягкій, вкрадчивый голосъ.

Это былъ твой голосъ.

— Нездоровъ! Разстроенъ! — желчно воскликнулъ управляющій. — Я тоже нездоровъ-съ, я тоже разстроенъ-съ, однакоже, я не говорю людямъ въ глаза: подлецъ, я не даю имъ нравственныхъ пощечинъ!..

— Я вамъ долженъ откровенно сознаться, что я замчаю въ немъ не простое нездоровье, — опять заговорилъ мяткій, вкрадчивый голосъ: — я просто боюсь въ послднее время за его умственныя способности…

— Мн надо было уйти и не слушать дале, но — прости мн этотъ грхъ — я продолжалъ слушать, я уже ловилъ съ жадностью каждое слово. Впрочемъ, оно и понятно: я впервые услыхалъ, что даже близкіе ко мн люди начинаютъ считать меня за сумасшедшаго.

— Вотъ какъ! — съ ироніей сказалъ управляющій. — Умъ за разумъ зашелъ!..

— Мн грустно говорить объ этомъ, — съ чувствомъ произнесъ ты:- но я вижу по всмъ его поступкамъ, по всмъ разговорамъ, что онъ близокъ къ сумасшествію…

— Этого только недоставало, чтобы онъ въ сумасшествія надлалъ чортъ знаетъ чего! — воскликнулъ управляющій.

— Ему нужно бы дать отпускъ, уговорить его създить на воды, дать ему значительное пособіе, — замтилъ ты.

— Теперь-съ намъ не отпуски нужны, а дльцы нужны, — сухо сказалъ управляющій.

— Дла можно и безъ него обдлать, — сказалъ ты. — Мн даже кажется, что лучше бы было, если бъ онъ ухалъ на то время, когда мы изыщемъ средства потушить это прискорбное дло.

Слушая твой мягкій голосъ, слушая твои осторожныя фразы, я начиналъ убждаться, что я точно сумасшедшій: я называлъ кражу «мошенничествомъ», а ты нашелъ ей названіе «прискорбнаго дла»; я сразу вооружилъ противъ себя управляющаго, а ты незамтно мягко забиралъ его въ руки… Да, я безумецъ, и не мн тягаться съ такими разумными людьми, какъ ты!

— Но какъ же потушить это дло? — воскликнулъ управляющій. — Я разсчитывалъ на него, онъ вдь всю нашу механику знаетъ, можетъ такъ составить отчеты…

— Я думаю, что я могъ бы попробовать это сдлать, такъ какъ я всегда помогалъ моему бдному другу въ составленіи отчетовъ, — сказалъ ты. — Я, признаюсь вамъ, самъ возмущенъ этимъ случаемъ, намъ нужно сдлать большія усилія, чтобы подобные случаи не повторялись… но я вполн согласенъ съ вами, что для акціонеровъ выгодне, если мы потушимъ это дло, вотъ почему я готовъ поработать надъ изысканіемъ средствъ, какъ все это поправить…

Я горько усмхнулся, услышавъ послднія слова. Я понималъ, что теб еще гадко сознаться передъ самимъ собою въ томъ, что ты берешься сдлать подлость, и что потому ты стараешься оправдаться тмъ, что этою мерзостью ты приносишь пользу акціонерамъ.

Мн стало скверно, тяжело, я я ушелъ въ свою комнату. Я не могъ боле работать, меня мучило сдланное мною открытіе. Я теперь зналъ, что мн дадутъ продолжительный отпускъ, что въ это время ты изобртешь средства для того, чтобы замазать слды мошенничества, что именно это откроетъ новый путь къ другимъ мошенничествамъ, такъ какъ форма для скрытія этихъ мошенничествъ будетъ найдена тобою. Я началъ мысленно припоминать вс обстоятельства совершенной кражи и понялъ, что эта кража сдлана была не вдругъ, а производилась въ теченіе извстнаго времени, что въ ней принимали участіе и другія лица, что изложеніе всего этого дла передъ общимъ собраніемъ поразило бы цлую шайку воровъ, и меня, какъ ножъ, рзала мысль, что я не могу сдлать этого открытія, не могу разогнать этихъ негодяевъ. Мысли, одна другой мрачне, закрадывались мн въ голову, и, наконецъ, я остановился на одной изъ нихъ…

— Что задумался? — послышался мн твой вопросъ.

— О мерзавцахъ, разныхъ думаю, что съ ними длать, — отвтилъ я.

— Что это ты нынче все ругаешься только, — улыбнулся ты мягкой улыбкой.

— Скоро и драться начну, — сказалъ я.

— Ну, это ужъ послдній способъ доказывать свою правоту, — снова улыбнулся ты.

— А какъ ты думаешь, что я могу сдлать, чтобы общество узнало о продлкахъ, совершенныхъ у насъ? — спросилъ я. — Доложить общему собранію объ этомъ помимо правленія я не могу; описать это дло въ газетахъ я могу, но для этого мн нужно выкрасть документы отсюда, а иначе меня сочтутъ клеветникомъ, что и докажетъ въ печати само наше правленіе; наконецъ, вс подобныя обличенія у насъ считаются слдствіемъ интриги, личной непріязни, желанія попасть на мсто обвиняемаго, и трудно сказать, на чью сторону склоняются симпатіи общества, на сторону ли обличаемаго мошенника, или на сторону обличающаго правдолюбца. Тутъ, право, невольно придешь къ заключенію, что нужно просто избить до полусмерти или даже убить такого мерзавца, какъ этотъ воръ, чтобы попасть подъ уголовный судъ и тамъ разсказать публично все дло, затребовать документы, доказывающіе совершенное мошенничество, разъяснить, что все правленіе состоитъ изъ шайки тсно сплоченныхъ между собою воровъ, покрывающихъ и защищающихъ другъ друга…