Письма из-под виселицы

А пока она протянула мне свой рисунок и взяла своё левое запястье, испачкав его жёлто-красными красками.

– Это лето? – Улыбнулся я, рассматривая его.

– Это весна, – она показала на красные тона.

Я кивнул. В её рисунке лето перемешивалось с весной. Сегодня первое июня. Быть может, именно это сейчас происходило с природой?..

– Тебе нужно умыться, – я медленно коснулся её щеки, вытирая краску.

– Инна придёт, – ответила мне она.

Я понял, что мне пора оставить её наедине со звёздами, которыми она уже была увлечена. Я обернулся около двери: издалека она казалась мальчиком, я иногда сравнивал её с Маленьким Принцем Экзюпери в том образе, котором он представлялся мне. Коротко подстриженные пшеничного цвета локоны Таи всегда были взъерошены в разные стороны: она сама причёсывала их, никому не позволяла трогать голову. Это был жест недоверия. Недоверчивые люди никогда никому не позволяют прикоснуться к своим волосам. Я тоже не доверял никому.

Я вышел из палаты номер 13 и вернулся к палате номер 8, которую пропустил. София и в эту ночь встретила меня сонными посапываниями.

Это было странно и непривычно, если вспомнить наше первое знакомство с ней.

– Сволочь! – София зарядила мне звонкую пощёчину, как только я переступил порог её палаты.

– И вам доброй ночи, София. – Но я всё равно выражал спокойствие, как внутренне, так и внешне. Меня было сложно удивить – уже давно «варился» в мире психиатрии, разбираясь в душах своих пациентов.

– Я – Софа! – Вторая пощёчина обрушилась на одну и ту же щеку.

С этого момента я запомнил, что называть её Софией чревато последствиями.

– Приятно познакомиться. Я твой доктор. – Я растёр вспыхнувшую щеку и натянуто улыбнулся.

– Катись ты к чёрту! Видеть тебя не желаю! – София присела на край кровати и закрыла лицо ладонями. Её грудь то поднималась взволнованно вверх, то вовсе замирала, как будто её хозяйка забывала дышать.

Я присел рядом с ней.

– Надеюсь получить ответ. По какой причине я впал в немилость, не успев ничего сделать? Мне, правда, интересно.

– Я всех мужчин ненавижу! Вам от нас, женщин, нужен только секс. Вы не обращаете внимания на наши души.

– Я тебя очень удивлю, но именно твоей душой заинтересован. И это чистая правда! – Уверил её я, улыбнувшись искреннее, чем в первый раз.

– И ты не хочешь сейчас же воспользоваться моим телом? – Она убрала ладони от лица и посмотрела на меня, прищурившись. Дыхание её замерло. Она провела языком по губам, продолжая наблюдать за моей реакцией.

– Не хочу.

Дальше она резко прильнула этими влажными губами к моим и поцеловала меня. Даже я, имевший за своими плечами богатый опыт общения с душевнобольными, был застигнут врасплох, что случалось крайне редко в моей практике. Я не отпрянул, но и не ответил на её поцелуй. Она отпрянула сама.

– Верю, – фыркнула в ответ София. – Доброй ночи.

– Я зайду с утра. Надеюсь на более тёплый приём.

София ничего не ответила. С неделю она убеждалась в искренности моих слов и чистоте намерений. Убедившись, что я не желаю воспользоваться её телом, а меня интересует только её душа, София открыла мне её, радуясь, что кому-то она была интересна. Хоть она и находилась в лечебнице с диагнозом «истерическое расстройство личности», мне было легко с ней: она не ставила преград в нашем общении, можно сказать, помогала мне помочь себе.

Уже вторую ночь она мирно спала – и это было достижением. Когда я только перевёлся, София неделю страдала бессонницей, сокрушая свою палату: она била вазы с цветами, швыряя ими в медсестёр, а санитаров мужского пола вовсе не подпускала к себе. У неё часто случались срывы, и даже я был вынужден согласиться, что она нуждалась в крайних мерах, чтобы пресечь эти срывы. Но, на самом деле, этих срывов легко можно избежать, если позволить Софии делать то, что ей нравится.

Она любила играть на рояле, который стоял в общей комнате. Она любила, когда её игру слушали. Я добился того, чтобы ей позволили играть, хоть и принял на себя слишком много для новичка. Но главное, что мне всё удалось свести истерические срывы Софии почти на нет. Теперь истерики у неё случались редко.

В палате номер 17 меня ждал Плотон. Он не спал. Ждал меня и лекарство от душевной боли.

– Доброй ночи, Плотон, – я сжал в кулаке флакон со снотворным.

– Дооок… – Простонал он в ответ. – Какая же нооочь добрая, если мне так бооольно!

– Я принёс тебе лекарство.

– Дайте мне его, скорее…

Я протянул ему таблетку и стакан воды. Он проглотил её, как всегда, не запивая.

– Спасибооо…

Я тяжело вздохнул. Пусть Инна и считала, что я поступаю правильно, сам себя в этом я убедить не мог. Меня предупредили, что Плотон страдает бессонницей, когда я первый раз переступил порог его палаты. Он не считался буйным пациентом. Но на него глянуть было больно. В него вливали снотворное через капельницы силой. Он весь высох. Похудел. Осунулся. В свои 35 выглядел старше Филиппа, которому было 66. И я пошёл на крайние меры: соврал. Предложил ему лекарство от мучившей его боли. И это лекарство он принимал только с моих рук. Его физическое состояние улучшилось. И он смог иногда разговаривать со мной о своём душевном состоянии.

Сейчас он стал засыпать, я вышел из его палаты и направился к выходу. Там меня уже поджидала Инна, закуривая сигарету. Я тоже закурил.

– Спит? – Выдохнула дым она.

Я кивнул.

– И ты бы поспал. Они сегодня спокойные.

– После Авраама. Что он сегодня?

– Цитировал Новый завет. Слава Богу, не дырявил ладони и не искал крест. По мне он самый странный тут…

– А ведь до своего тридцатитрёхлетия он не славился верующим, – зевнул я.

– Я же говорю, странный, – пожала плечами Инна.

– Читала Алису в стране чудес?

– Фильм смотрела.

– Чешир дело говорит, задумайся. Все мы странные, – подмигнул ей, выбрасывая окурок, и вернулся в здание.

В палате номер 20 сегодня было тихо: Дарина спала, свернувшись калачиком в середине кровати и прижимая к себе подушку. Её предпочли напичкать снотворным, чем дать возможность выговориться и выплакаться. Возможно, даже выкричаться. Ей это нужно. Надо пресечь выдачу снотворного двадцатой.

Возле палаты номер 23 я остановился на минуту, чтобы убедиться в храпе, доносящимся из-за двери. Филипп спал.

Я тихо подошёл к палате номер 25 и приоткрыл дверь – Кэтти тоже спала. Она перевернулась на другой бок, когда я открыл дверь, но не проснулась.

Я прошёл мимо палаты под номер 30: Оливер всегда спал по ночам.

Из палаты номер 33 тоже доносился храп. Инна оказалась права – сегодня на удивление спокойная ночь.

Я подошёл к посту.

– Завтра выходной? – Я оторвал Инну от чтения.

Она поспешно прикрыла книгу и улыбнулась в ответ: