Письма из замка дракона 1/3

Женщина с цепями и сказала нам, что она из Сент-Этьена. Что-то я о нем слыхала – мелкий городок на Луаре, южнее Лиона. Кажется, там делают хорошее оружие. Ты, наверное, про оружие должен знать лучше.

Время на этот раз сошлось. По нашему с Мартой чтению вышло ровно восемь с половиной часов, столько там и было. Ну, может, на одну шестидесятую часа больше – стрелка часов миновала получасовое деление на волосок. Мы и не думали, что так мало ошибемся. Дальше считали молитвы вместе с новенькой.

Но доктор уже начал намекающе покашливать – устал ждать, когда же я допишу письмо. Наверное, он торопится. Коротко говоря, дракон к нам впоследствии подсадил еще одну женщину, та была прямо с костра, постфактум долго воняло дымом, а ведь в нашем положении только что едва не сожженных этот запах особенно нервирует. А по прошествии времени он притащил нас в замок, а об этом я уже писала.

Сам решай, любезный Морис, сообщать ли моему сыну и внукам. Точнее, что и как им рассказать. Ты же не сможешь все время быть рядом и следить за тем, чтобы никто не попытался их просветить, особенно старших, так что они, конечно, узнают – скорее всего, уже узнали – о том, что их мать и бабушка церковным судом названа ведьмой, и что по дороге на костер – брр, как вспомню эту дорогу, каждый раз вздрагиваю! – ее утащил дракон. А вот говорить ли им о том, что он меня не съел, и я даже могу писать письма? Как ты думаешь, они сумеют сохранить все в секрете? Иначе, боюсь, такая новость им может сильно повредить! Думаешь, хуже матери и бабки, осужденной на сожжение, в глазах окружающих ничего быть не может, даже унесенная и не съеденная драконом? Как бы не так! Первое всем известно, а последнее – тайна, разглашение которой инквизиторы могут счесть достаточным поводом для любых санкций. Если ты этого не знал, то я тебе это сейчас сообщаю.

С другой стороны, они, конечно, горюют. Может, надо рассказать хотя бы старшим? Если бы ты сумел объяснить Пьеру и Луи, что они не только не должны рассказывать, что я жива, но и должны постоянно делать вид, соответствующий их предполагаемому горю, то можно было бы рассказать, но, боюсь, они не сумеют. Им же всего десять и девять. А если они расскажут хотя бы Анн и Гастону – они же видят, как младшие беспокоятся из-за моего долгого отсутствия, ведь им всего семь и пять… а может, и тут уже нашлись доброжелатели, готовые причинить детям горе ради удовольствия понаблюдать за их реакцией на него… то уж они-то точно проболтаются. Так что они не должны говорить никому, в том числе Луи – родным брату и сестре, и Пьер – племяннику и племяннице. Даже если младшие начнут, например, упрекать их в черствости и бессердечности, если заметят, что старшие не так сильно горюют, как они. В общем, возлагаю ответственность на тебя, ты там рядом с ними и тебе виднее. Но я бы пока не стала. Вот если бы обозначилась какая-нибудь возможность выбраться…

Не ослабляй своих хозяйственных и воспитательных усилий на благо Пьера, Луи, Анн и Гастона, и будешь вознагражден, по крайней мере, в будущей жизни. Шутка. Как будто я могу рассчитывать попасть в рай и молить там Бога за тебя! А если речь не о моем влиянии на твое будущее вознаграждение, то о чем и говорить, верно?

Несмотря на это твердо полагающаяся на тебя,

Мирей де Кембре.

P. S. Поставлю на письмо снаружи свою печать. Вот такую – делаю здесь тоже оттиск.

< image l:href="#"/>

Надеюсь, до того, как ты развернул письмо, печать на нем была цела?

14. Марта – мужу Маю

Майнц, улица ремесленников, столярный квартал, дом бондарного цеха,

Маю, по прозвищу Дюжина Ведер.

Из замка Дракона доктора Акона

XIII марта MCDLXXVI года или 13 марта 1476 года в индийских цифрах

Здравствуй Май!

Ты был прав, когда предупреждал, а я легкомысленно поступила. Мне казалось, мы никому не мешаем. Мы только думали, как это получается, что мужчинам лучше живется. А нас, женщин, и на работу берут только на такую, на какую никакой мужчина не пойдет, а за такую же работу меньше платят, а еще дома прибери – приготовь – накорми – посуду помой – одежду зашей… Хорошо еще, мы с тобой не успели детей завести, а то на тех женщин, у кого дети, вообще без ужаса нельзя взглянуть. А куда денешься, куда же без них.

Но МЫ-то обо всем об этом только думали, а ВЫ уж испугались, как бы чего не вышло. Не знаю, кто на нас в святую инквизицию донес. И какое ей до этого дело. То есть как раз тут я начала понимать, какое ей дело. Поскольку тут есть умные люди. Тоже вроде нашего кружка, только больше. Не полдюжины, а дюжина с четвертью наберется. И другие «цеха» есть, но с ними мы мало разговариваем. Напишу про них всех после.

Да, а тогда я не могла понять, почему меня то ли в ереси, то ли в колдовстве обвиняют, и со всеми обвинениями только чтоб не мучили согласилась. Хотя, уж ты-то знаешь, никогда я никаким колдовством не занималась, а что до ереси, так я и правильное-то Писание плохо знаю, куда мне ересь придумать. Нет, дело именно в том, что мы в своем кружке о том, о чем нельзя, рассуждали. И это что-то, о чем нельзя – как раз то, почему нас людьми не считают. Ну ладно, не стану мучить тебя тем, что тебе не интересно.

Самое главное: я жива и невредима! (Если ты еще не понял и думаешь, что получил письмо из чистилища). Надеюсь, ты рад? Или уже успел вздохнуть с облегчением, избавившись от жены – признанной ведьмы и еретички? Шучу. Хотя шутка так на правду похожа могла бы быть, что совсем не смешная.

Надо же, все всего лишь позавчера случилось, а кажется – давным-давно.

Когда Дракон вынул меня из тюрьмы и унес, я сперва испугалась, а что, возьмет и съест. Я не спала, ведь казнь на VI утра назначили. Индийское 6. Гораздо раньше, мне показалось, среди ночи, в тюрьме какое-то шевеление началось, шаги, я испугалась, от отчаяния сообразила, что ведь сначала еще выведут, на телегу посадят, будут долго медленно по улицам возить, вслед за тем обратно на площадь, к тюрьме и ратуше, привезут. На это много времени нужно. А значит, может быть, вот-вот войдут!

Я знаю, панику перед опасным делом можно преодолеть, воображая себе, что будет после всего, как будто все уже позади. Это как бы мостик, через пропасть перекинутый, которая ум человека грозит поглотить и в безумца его превратить. Если предстоит бой, наверняка грозящий гибелью, северяне, например, думают о том, что или уцелеют, или за гибель в бою попадут в свой рай для героев. Но, увы, сожжение – не такая казнь, которая оставляет ведьме подобные иллюзии. Какой уж тут рай – хоть бы в чистилище, а не в ад. С другой стороны, у ложно обвиненной ведьмы надежда на рай, конечно, есть… Такая же, как у всех – но никто из этих всех, однако, в рай не торопится. Да и сам костер очень трудно представлять, как будто он уже был, когда он только предстоит… Впрочем, на самом деле у меня-то была надежда, мой мостик в будущее, вот только оно было почти столь же пугающим, как сам костер…

Говорят, когда чего-то ждешь, время очень долго тянется. Ага, как же, тянется! Да оно летит стрелой!

Но стражи и палача я не дождалась. Он прилетел еще раньше, как-то к стене снаружи прицепился. Я услыхала снаружи стук по стене и очень удивилась. Заглянул он сперва в окошко – глаз, как у кота, но чуть ли не во все окошко величиной. А вокруг-то ничего и не видно – черный, как ночь! Как будто один огромный глаз у окошка висит и на меня смотрит. Как в ночном кошмаре. Тут я испугалась, но сперва не очень, аття все еще больше боялась, что вот-вот в дверь войдут. Вслед за этим он глаз от окна убрал. Решетку из окошка вынул, подцепив одним черным когтем, прутья согнулись и чуть на коготь не намотались, как будто они не из железа, а из хлебного мякиша.

Нет, не из мякиша, скорее, из макарон – знаешь, такая еда из муки, но не плоская, как обычные лепешки, а много-много тонких червячков. Я как-то тебе такую делала, помнишь? Говорят, римляне эти самые макароны аж от диких варваров монголов привезли, посол самого папы римского в ставку самого монгольского хана ездил – это их король так называется. А другие говорят: путешественник Марко Поло их в далекой восточной стране Китай нашел. Но первые говорят: только, что в Китае они такие же, как в Италии, Марко Поло нашел. И что это следует из того, что само слово макароны – от латинского слова «блаженство». И теперь итальянцы рецепт, как не знаю что, охраняют. Правда, сами они их чаще называют «паста». Я же, помнишь, услыхав про них и как следует подумав, сделала, тесто сквозь дуршлаг над кипятком продавливая! Правда, таким способом, как я придумала, много макарон не сделаешь. Не наесться, а попробовать. Крышка от кастрюли по размеру дуршлага только на дюйм в него входит, дальше он сужается. И надо крышку снимать и теста добавлять, притом осторожно, чтобы уже торчащие из дырочек макароны не оборвались, а из кипятка-то горячий пар идет!

Но я не о том. Ты помнишь, они, когда вареные, очень легко изгибаются, но сами по себе не рвутся.

Вот так и железные прутья решетки не порвались, а согнулись и вылезли из камня. Откуда-то снаружи раздался громкий звон. Наверное, согнутая решетка на землю упала, а она же все-таки не из теста. И этот черный свою черную лапу внутрь тычет, а она не лезет. Двумя когтями подцепил, теперь за край окошка, и расширил его: выворотил пару больших камней из стены. Шуму получилось еще больше. Уже не звон, а грохот падающих камней. Вдогон лапу внутрь запустил. Ну точно, как в ночном кошмаре! Я от его лапы пряталась, отползала, как будто он кот, а я мышь, да где там! И спрятаться в тюремной каморке негде, и ползать в связанном виде тяжело. Да и какая там мышь! Если у него лапа, как у кошки, так я не мышь, а таракан. Да и лапа больше похожа на птичью, чем кошачью. И зачем увертываться пыталась, сама не знаю, ведь костер страшнее дракона. Но когда он меня поймал – дверь стала со скрежетом открываться, и я на нее обернулась – то не в пасть сунул, а на спину пристроил и как-то закрыл.