Письма к провинциалу
Шрифт:
Итак, одним словом, я узнал, что различие их мнений о довлеющей благодати состоит в следующем: иезуиты утверждают, что существует благодать, данная всем людям кообще и подчиненная свободной воле таким «образом», что, последняя по своему произволу, делает ее действенной или недейственной, причем никакой новой помощи от Бога не нужно, и с Его стороны нет ни в чем недостатка для того, чтобы действовать с успехом: они и называют ее довлеющей, потому что она довлеет для действия. Янсенисты же, напротив, утверждают, что нет никакой благодати, действительно довлеющей, которая не была бы и действенной, т. е. что все те благодати, которые не определяют волю к успешному действию, недостаточны для того, чтобы действовать, поскольку, по их словам, без действенной благодати люди не действуют никогда. Вот в чем их разногласие.
Излагая затем учение новых томистов, он сказал мне:
— Странное это учение. Согласно с иезуитами, они допускают довлеющую благодать, данную всем людям; но. несмотря на это. утверждают,
— Так что, по данному учению, — сказал я ему, — упомянутая благодать, будучи довлеющей, при этом не довлеет.
— Совершенно справедливо, — сказал он, — ведь если она довлеет, то больше ничего не надо для того, чтобы действовать, а если она не довлеет, то она не довлеющая.
— Но какое же различие между ними и янсенистами? — спросил я.
— Разница между ними та, — сказал он, — что у доминиканцев есть, по крайней мере, то хорошее, что они все — таки признают наличие у всех людей довлеющей благодати.
— Я понимаю, — возразил я, — но ведь, говоря это, они думают не так, поскольку прибавляют, что для действия обязательно требуется обладать действенной благодатью, которая не дана всем; таким образом, если они согласны с иезуитами в термине, который не имеет смысла, они против них, и согласны с янсенистами в сущности дела.
— Это правда, — сказал он.
— Как же это иезуиты соединились с ними — спросил я, — и почему не борются они с ними так же, как с янсенистами, ведь они всегда встретят в них могучих противников, которые, отстаивая необходимость действенной благодати, помешают им установить ту, которая, по их мнению, есть единая довлеющая?
— Доминиканцы слишком могущественны, — сказал он, — а Общество иезуитов слишком политично, чтобы открыто действовать наперекор им. Оно довольствуется тем, что добилось от них, по крайней мере, допущения слова довлеющая благодать, пусть бы и понимаемого на деле иначе. Таким образом, Общество заняло весьма удобную позицию, поскольку может теперь в любой подходящий момент представить мнение доминиканцев неосновательным, и это легко будет сделать. Предположим, что все люди имеют довлеющую благодать, чего же естественнее заключить, что действенная благодать, стало быть, не необходима для действия, так как довлеемость этой общей благодати исключает необходимость всех остальных. Кто говорит довлеющий, обозначает этим все, что необходимо для действия, и доминиканцам будет мало пользы, если они станут кричать, что они придают иной смыел слову довлеющий: народ, привыкнув к обычному пониманию этого термина, не станет даже и слушать их объяснения. Таким образом, Общество извлекает достаточно пользы из того, что доминиканцы принимают это выражение, даже не требуя от них большего; а если бы вы знали, что происходило при папах Клименте VIII и Павле V [73] и сколько препятствий со стороны доминиканцев встретило Общество при установлении довлеющей благодати, вы не стали бы удивляться, что оно не ссорится с ними, и соглашается, чтобы они сохраняли свое мнение, лишь бы их собственное было свободно, а в особенности, когда доминиканцы благоприятствуют ему тем, что согласились публично употреблять термин довлеющая благодать.
73
Возникший в эпоху подавления альбигойской ереси Орден доминиканцев, или братьев — проповедников, долгое время был основной силой папства. Доминиканцы создали широкую сеть образовательных учреждений, в их ведении находились цензура и (начиная с понтификата Григория IX) инквизиция. Достаточно сказать, что членами Ордена были и Фома Аквинский, и Торквемада.
После выхода в свет книги Л.Молины Согласование между свободной волей и даром благодати (1588) начались яростные споры между сторонниками испанского иезуита и последователями Фомы Аквинского, в основном представлявшими доминиканский Орден. Страсти и взаимные обвинения достигли такой силы, что папа Климент VIII повелел прекратить дискуссию и обязал наиболее авторитетных теологов из обоих лагерей письменно изложить свои взгляды. Для окончательного решения вопроса была образована специальная конгрегация кардиналов (Congregatio de auxilhs), работа которой длилась 9 лет — со 2.01.1598 по 28.08.1607. После 77 заседаний книгу Молины решено было подвергнуть цензуре за содержащиеся в ней 20 некатолических тезисов. Двое кардиналов отказались ставить свои подписи под этим заключением. Окончательное решение должен был принять папа, но поскольку он хотел лично разобраться в сути вопроса, то с 20.03.1602 дискуссии возобновились и стали проходить в его присутствии. Они были столь ожесточенными, что многие их участники в прямом смысле лишались сил и им приходилось уступать место в зале другим представителям своей партии. Так и не успев определиться с решением, папа Климент VIII умер. В понтификат Павла V состоялось еще 85 заседаний, также не приведших ни к какому итогу. Тогда конгрегация была распущена, а лапа позволил каждой из сторон впредь свободно отстаивать свои взгляды, приказав воздерживаться от оскорблений в адрес друг друга. В целом от всех этих событий в выигрыше остались иезуиты, получившие возможность свободно проповедовать мо — линизм.
Общество иезуитов очень. довольно их уступчивостью. Оно не требует, чтобы они отрицали необходимость действенной благодати; это значило бы чересчур
притеснять их: друзей не следует тиранить; иезуиты достаточно вы га: дали. Ведь свет довольствуется словами, не многие входят в суть дела, и так, когда обе стороны принимают название довлеющая благодать, хотя и в различном смысле, всякий, кроме самых проницательных теологов, станет думать, что предмет, который оно обозначает, признается якобинцами так же, как и иезуитами, и последствия покажут, что отнюдь не эти последние останутся в дураках.Я признался своему собеседнику, что иезуиты — народ ловкий. Чтобы воспользоваться его указаниями, я прямо отправился к якобинцам; у ворот их я встретился с одним из моих близких друзей, большим янсенисгом (у меня ведь друзья из всех партий), который хотел повидаться с одним из отцов, но не тем, к кому я шел. Я, однако, упросил его сопровождать меня и вызвал одного из моих новых томистов. Тот был очень рад опять увидаться со мною.
— Ну, так как же, отец мой, — сказал я, — оказывается недостаточно того, что все люди имеют ближайшую способность, при которой они на самом деле никогда не действуют: им нужно еще иметь и довлеющую благодать, реальная помощь от которой нисколько не больше. Ведь это мнение вашей школы, не правда ли?
— Да, — ответил добродушный патер, — и я как раз сегодня утром высказывал это в Сорбонне. Я говорил об этом все мои полчаса, и, если бы не песок [74] , я заставил бы переменить эту несчастную поговорку, которая ходит уже по всему Парижу: «Он выражает свое мнение беретом, как монах в Сорбонне» [75] .
— А что вы хотели сказать вашим «полчаса» и «песок»? — спросил я. — Разве ваши мнения обрезают по какой — то мерке?
74
Песочные часы.
75
Т.е. без дальнейших рассуждений соглашается с мнением другого. — В знак согласия снимали берет.
— Да, — сказал он, — с некоторых пор.
— И вас обязывают говорить по получасу?
— Нет, меньше можно говорить, сколько угодно.
— Но не столько, сколько хочешь, — сказал я ему. — Какое прекрасное правило для невежд, какой благородный предлог для тех, кому нечего сказать хорошего! Так как же, наконец, отец мой, довлеет ли благодать, данная всем?
— Да, — сказал он.
— И тем не менее, она не производит никакого действия без благодати действенной?
— Это правда, — сказал он.
— И все люди обладают довлеющейпродолжал я, — и не все имеют действенную?
— Это верно, — сказал он.
— То есть, — сказал я ему, — все имеют достаточно благодати, и всем ее недостаточно, то есть что благодать эта довлеет, хотя ее недостаточно, то есть что она довлеющая по названию и недовлеющая на деле. Учение это, отец мой, право, очень замысловато. Разве вы, удаляясь от мира, забыли, что там означает слово довлеющий? [76] Не припомнится ли вам, что оно заключает в себе все, что необходимо для действий?
76
Слово довлеющий происходит от устаревшего глагола довлеть, т. е. быть достаточным, хватать. Во французском языке sufficant (эквивалент русского прилагательного доячеющий) также выражает смысл полной достаточности. обладания безусловной и непосредственной способностью удовлетворять какую — лнбо потребность.
Но вы, разумеется, этого не позабыли; ведь, положим, — беру сравнение наиболее для вас осязательное, — положим, что вам стали бы подавать к столу только по две унции хлеба и по стакану воды в день, остались ли бы вы довольны вашим настоятелем, если бы он сказал вам, что этого достаточно для. вашего пропитания, под тем предлогом, что вместе с еще кое — чем. чего он вам не дает, вы имеете все необходимое, чтобы насытиться? Как же позволяете вы себе говорить, что все люди имеют благодать довлеющую для действия, когда вы исповедуете, что существует другая благодать, безусловно необходимая для действия, которую не все имеют? Разве верование это так маловажно и разве вы предоставляете людям полную свободу веровать или нет в необходимость действенной благодати? Разве это безразлично — сказать, что при помощи довлеющей благодати можно успешно действовать?
— Как безразлично — воскликнул добродушный патер, — это ересь, это формальная ересь\ Необходимость действенной благодати для успешного действия — догмат веры\ отрицать ее — ересь!
— К чему же пришли мы, — воскликнул я, — и какой стороны должен я здесь держаться? Если я отрицаю довлеющую благодать, я — янсенист. Если я допускаю ее как иезуиты, так, что действенная благодать не необходима, я, по вашим словам, еретик. А если я допускаю ее как вы, так, что действенная благодать необходима, я грешу против здравого смысла, я сумасброд, по выражению иезуитов. Как же мне поступить в этой непреклонной необходимости быть или сумасбродом, или еретиком, или янсенистом? И в какое же положение попали мы, если оказывается, что одни только янсенисты не расходятся ни с истинной верой, ни с разумом и разом спасаются и от безумия, и от заблуждения?