Письма к тайной возлюбленной

— Господи! Я совсем забыла!

— О чем? — спросил Роб.

Она кусала губу, погрузившись в давнее воспоминание — настолько давнее, что она ни с кем им не делилась.

— Видишь этот кекс? — Она указала на выцветший снимок.

Он молча кивнул.

— Когда я здесь гостила, тетя Милли покупала одну коробку за другой, и, пока мамы рядом не было, она разрешала мне съесть глазурь сверху, а остальное выбросить.

Снова опустив взгляд, Линдси перевернула еще одну страницу — и на этот раз нашла качели, те самые, которые она помнила: их повесили на большом дереве сбоку от дома.

— Видишь? — сказала она Робу. — Она повесила их специально для меня, ради моего приезда. Я помню, как спросила ее, есть ли тут другие дети, потому что мне было интересно, чьи это качели. А она ответила мне, что они мои и что…

Она резко замолчала: новое воспоминание потрясло ее.

— Что?

Она скорбно сжала губы.

— Что они всегда будут тут меня ждать, когда бы я ни приехала.

— Ты можешь его взять, — предложил Роб. — Этот альбом. Насовсем.

Обрадованная и тронутая Линдси посмотрела на него:

— Серьезно?

— Это логично, — отозвался он и снова перевел взгляд на фотографии. Его глаза задержались на одной из них, где она сидела на качелях, и угол, под которым был сделан снимок, захватил белые трусики под коротеньким желтым платьем. Он с ухмылкой отметил: — Ты и тогда носила короткие юбки, Эбби? Если такие надевать, то надо следить, чтобы подол не задирался.

Она посмотрела на него с улыбкой, которая показалась ему… более озорной, чем те, что она адресовала ему раньше. Более манящей.

— А мне казалось, что тебе нравятся короткие юбки.

— Нравятся, — признался он, понижая голос и не отводя взгляда. — На больших девочках.

— А я большая девочка, — напомнила она ему невольно. Такого грудного и вызывающего голоса она от себя прежде не слышала. А потом она решила продолжить дело — продолжить заигрывание, убрать тот невидимый барьер, который их разделяет, раз и навсегда. Все так же тепло она спросила:

— Моя тебе понравилась?

Его темные глаза задержались на ней еще на одно долгое, томящее мгновение, а потом быстро опустились к полу. И для нее стало полной неожиданностью, когда он снова их поднял и медленно ответил:

— Да. — Контакт их взглядов так и не разрывался. — Даже чересчур.

Линдси чуть не задохнулась:

— Чересчур?

— Для моего спокойствия.

Глаза у него были темно-карие, и весь он был воплощением мужественности. Она совершенно забыла про альбомы.

— Что это должно значить?

— Ничего. Это ничего не значит.

Он чуть тряхнул головой и начал опускать голову, отводить взгляд… Только на этот раз она не дала ему это сделать.

Действуя на одних только инстинктах, Линдси поднесла руку к его небритой щеке — и поцеловала его. Его губы были теплыми и мягкими, но поначалу неподвижными и, наверное, немного напряженными… А потом она испытала дивное наслаждение ответа на свой поцелуй.

Он пришел в движение: открыл рот так, словно хотел захватить ее получше, и она ответила на жаркий напор, позволив первому неуверенному поцелую смениться новым, а потом еще одним… И каждый был все менее неуверенным, более решительным и страстным.

Его язык толкнулся в ее губы — и она встретила его своим, ощутив отклик в собственном лоне.

А потом его рука скользнула ей под волосы, на затылок, мягко массируя его и отправляя волны жара к ее макушке, по спине, плечам и груди. И ее поцелуй невольно стал более страстным.

Она ехала в Монтану, не думая о сексе: у нее не было желания настолько быстро найти другого мужчину. Если уж на то пошло, она была настроена совсем иначе, считая, что ей не нужен мужчина, что в жизни есть нечто большее, что там можно найти другие радости и богатства. Но сейчас… Господи! она хотела этого мужчину. Он был ей просто необходим. Она желала, чтобы он вошел в нее, желала его так, как никогда прежде не желала ни одного мужчину.

Руки Роба скользнули вниз по ее спине и легли на изгиб талии. Его пальцы шевелились и сжимались в такт поцелую. Она подалась ближе, желая большего, желая почувствовать его целиком. Ощутить его запах, его вкус.

Когда его ладонь нежно поднялась к ее груди, она судорожно втянула в себя воздух, ощутив резкий прилив страсти. Она ощутила его прикосновение всем своим существом — и эти ощущения еще усилились, когда он принялся прижимать и обхватывать ее своей большой ладонью. Она поймала себя на том, что выгибается навстречу ему, стремясь предложить себя, дать ему понять, как сильно ее к нему влечет. Он просунул палец под край ее лифчика и чуть прижал сосок. Она сладко вздохнула, ощущая, как у нее между ногами зарождается сладкий спазм. Хорошо… Как хорошо!

Наконец, они прервали поцелуй: обоим не хватило воздуха. Линдси подумала, что они переберутся на диван или даже начнут раздевать друг друга прямо здесь, на полу.

Но когда их глаза встретились, он вдруг переменился. Она увидела это. Она увидела, как на его лице страсть сменилась… решимостью установить между ними все ту же дистанцию, которую он начинал держать, как только их влечение становилось заметным. Однако на этот раз все было гораздо хуже, потому что они только что обнимались, наконец признав, чего им обоим хочется. И она ничего не портила глупой болтовней. И его рука все еще лежала на ее груди.

А потом он отстранился. Отпустил ее. Сел прямее.

— Тебе надо уходить.

От неожиданности у нее даже рот открылся, и она резко тряхнула головой.

— Что? — шепотом спросила она.

А Роб смущенно отвел глаза и стал смотреть прямо вперед, в стену, игнорируя ее смятение.

— Тебе надо уходить, Эбби. Надо уходить. Прямо сейчас!

— Но…

Она совершенно не знала, что говорить. Но ведь он должен ей что-то? Нельзя же вышвыривать ее из дома в холодную ночь!

— Просто уходи, ладно? — сказал Роб. А потом он поднялся на ноги. И отошел.

К лестнице. И ушел по ней наверх. Оставив ее одну. Даже пес, который до этой минуты мирно спал на месте, встал и ушел за ним.

Она еще минуту сидела на ковре, потрясенная, окаменевшая.

— Идиот! — пробормотала она. — Мысленно пообещав себе, что этого урока она не забудет, Линдси с трудом встала и в полном ошеломлении побрела к двери.

«Больше ты не поставишь меня в глупое положение, Роб Коултер».