Письма солдат

— Из России? Но я ничего не знаю об этой стране. Я немка.

— В России живет много немцев. Помнишь, при тебе разговаривали на русском, и ты узнала некоторые слова?

— Уже плохо помню.

— Зря. После Рождества у нас будет работать учитель русского языка. Может быть ты захочешь у него заниматься.

— Мы дружим с Россией, — добавил гестаповец. — Всегда полезно знать языки сильных развитых наций.

— Я подумаю.

— А где твой медведь?

— В комнате. Я не беру его в столовую, гер Тохольте.

— Давай зайдем за твоим талисманом, он поможет тебе. Ты же любишь своего медведя? — подмигнул Клаус Тохольте.

В кабинете директора на диване расположились двое господ в незнакомой форме. Оба сразу встали, приветствовали входящих на немецком. Затем перекинулись парой фраз на незнакомом языке и снова перешли на немецкий. Произношение коробило, так всегда говорят иностранцы, но Джулия хорошо их понимала. В приюте есть дети из Баерна и Остерайха, их речь вообще порой невозможно разобрать.

При виде девочки Иван вскочил на ноги. Похожа, очень похожа. В руках большая кукла. Уже не белая, видно, что игрушку часто стирали, местами мишка потрепался.

Сопровождающие вежливо предложили располагаться за журнальным столиком. Директор поставил заварник, чашки, электрический самовар. Иван Дмитриевич спохватился и суетливо достал из ранца коробку мармелада. Купили сегодня утром. Цена кусается, зато не по карточкам. В отличие от России у немцев нормируется распределение продовольствия.

— Здравствуй. Как тебя зовут? — отчетливо произнес на русском Никифоров.

— Меня зовут, — девочка наморщила носик и перешла на немецкий, — Повторите, пожалуйста. Не понимаю первое слово.

— Добрый день. Я поздоровался на русском. Как тебя зовут?

— Джулия Бользен.

— Расскажи о своих родителях. Подожди, — Иван Дмитриевич хлопнул себя по лбу и полез в карман.

— Мы жили в Лотрингене. Большой старинный город. Мец, — Джулия повернулась к директору. — На немецком тоже Мец?

— Все верно. Только написание другое.

— Я, папа и мама. У меня была своя комната, на улице дружила с соседскими детьми. Мы тогда все говорили по-французски. Родители при посторонних тоже всегда на французском. Только дома мы разговаривали на немецком.

— Ты узнаешь этого человека? — Иван протянул девочке карточку.

— Папа! — Джулия выронила фотографию и обмякла в кресле.

Сквозь обморок девочка почувствовала, как ее обхватили сильные мужские руки и прижали к груди. Затем в нос ударил резкий противный запах.

Гер Крюгер закрутил флакон с нашатырем и бросил ватку в корзину. Джулия зажмурилась и еще сильнее прижалась к мужчине в русской форме.

— Вот так, сомнений нет, — молвил ротмистр Вавилов. — Джулия узнала папу. Она урожденная девица Никифорова. Медведя подарил господин Алексей Никифоров, он же Рихард Бользен, перед тем как его призвали во французскую армию.

— Уникальное стечение обстоятельств. Это фантастика! — Клаус Тохольте сплел пальцы перед собой. — Очень рад за успех русских коллег. Снимаю шляпу, вы смогли совершить чудо.

— Я тоже очень рад, что Джулия нашла родных, — Крюгер украдкой смахнул слезинку. — Всегда приятно, когда за воспитанниками приезжают. Знаете, сколько у нас таких сирот? Некоторых берут в приемные семьи, у некоторых находятся родные. На моей памяти еще до войны за мальчиком приехали из Аргентины.

— Полагаю, надо оформлять документы. Как в Германии это делается? Гер Тохольте, вы как представитель тайной полиции поможете?

— К сожалению, не все так просто. Папа девочки жив, находится во враждебной Империи стране, по всей видимости. Мама погибла. Хочу ошибиться, но так даже лучше. Вы как самый близкий человек служите в армии.

— Я готов удочерить Джулию хоть сейчас.

— Подождите, — Тохольте поднял ладони. — Не знаю, как в России, а в Третьей Империи все делается по закону.

— У нас тоже, — вмешался Вавилов. — Коллега, давайте думать, как разрешить ситуацию. Я как офицер Отдельного Корпуса Жандармов Его Императорского Величества имею право требовать возвращения девицы Никифоровой родным. При ее согласии, разумеется.

— Не возражаю. Но даже через запрос по линии Иностранных дел экстрадиция не пройдет без суда и займет время. Нам все равно придется пройти через все процедуры. Давайте сделаем все правильно.

— Предлагайте, — кивнул Никифоров.

Про себя Иван Дмитриевич лихорадочно соображал, как объяснить по телеграфу полковнику Чистякову, что придется на некоторое время задержаться в Германии и съездить в Россию. Немец совершенно прав, военные не принадлежат себе. Даже отпуск дается в качестве заслуги или при особых стечениях.

— Как понимаю, гер Никифоров, вы в командировке и должны вернуться в часть? — сообразил Тохольте. — Самым правильным будет прямо сегодня инициировать дело о повторном признании девочки сиротой в виду открывшихся обстоятельств. Так как ее отец явно не может ее забрать по независящим причинам, суд признает его временно утратившим родительские права. Одновременно устанавливаем настоящую фамилию девочки, родство с русскими подданными. Только затем гер гауптман подает на удочерение. До этого Джулии придется пожить в Бреслау.

— Сколько на это уйдет времени?

— Два месяца. Около того.

— Устраивает, — Вавилов предостерегающе положил ладонь на плечо Никифорова. — Я подключаю юристов по линии Корпуса, пишу соответствующие рапорты. Думаю, очень скоро в Бреслау приедет чиновник МИД чтоб на месте решить все проблемы.

— Разумно. Давайте так и сделаем. Гер гауптман Никифоров, вы согласны?

— Хорошо.

Джулия слушала разговор взрослых затаив дыхание, как мышка. Все было похоже на волшебную сказку. Большой сильный добрый русский офицер, оказался родным дядей, братом папы. С ним верный друг из русского гестапо. Джулия всегда знала, папа живой, он вернется, заберет с собой, как только сможет, как только победит злого дракона. Он как рыцарь Зигфрид из легенды. Чудо случилось. Молитвы услышаны.

— Джулия, ты согласна? Ты поедешь со мной в Россию к нашей семье? Познакомишься с родными кузенами, бабушкой и дедушкой. Ты увидишь Санкт-Петербург, мы будем гулять по улицам, набережным, паркам. Будем жить в большом доме в пригороде.

— Да, дядя Иван. А папа к нам вернется?

Мужчины переглянулись.

— Вернется, куда он денется, — по-отечески улыбнулся жандарм. — В России ему ничего не грозит.

На улице, по пути к служебной машине Иван Дмитриевич поинтересовался у Вавилова.