Письма Высоцкого и другие репортажи

— Васечек, не дури. Она поймет, что ты под хорошей банкой, и только посмеется над твоей выходкой.

— Ну и что же, что под банкой... Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке... Может, мне смелости не хватало сказать ей об этом в Москве или позвонить оттуда. А вот здесь, с тобой, мне спокойно, я больше уверен в себе, никаких рефлексий, и ты мне посоветовал сказать ей об этом... Вот я и позвонил...

Я понял, что от этой сумасбродной идеи отговорить его не удастся. Мы зашли на Главпочтамт. Заказы на междугородные разговоры принимала очень милая телефонистка.

— Девушка, у меня к вам просьба, можно сказать, всей моей жизни. Если вы мне откажете, то сделаете меня самым несчастным человеком на земле. Вот вы такая милая, молодая, красивая. Скажите, вы счастливы?

Телефонистка кокетливо улыбалась.

— Ну, правда, скажите, вы счастливы?— не унимался Володя.— Не может быть, чтобы вы не были счастливы... У вас непременно должен быть человек, которого вы любите и который безумно любит вас. Ведь правда, я угадал?

— Правда,— чуть смущенно ответила телефонистка.

— Тогда вы не можете не понять меня и не выполнить мою просьбу.

— А какая у вас просьба?

— Мне необходимо поговорить с Парижем.

— С Парижем?

— Да, с Парижем.

— Вряд ли. Но сейчас узнаю. Быть может, как-то через Москву. А какой номер в Париже?

— Не знаю.

— Как не знаете? А кому же вы хотите звонить?

— Марине Влади.

— Марине Влади?— изумлению телефонистки не было предела.

— Да, Марине Влади.

— Ну, ладно, ребята. Я думала у вас действительно что-то серьезное...

— Девушка, милая, у меня очень серьезное... Мне необходимо поговорить с Мариной Влади!

Телефонистка продолжала улыбаться, но уже не слушала Володю, так как, судя по всему, все-таки соединилась с Москвой.

— Пятая, это Магадан. Здесь одщн чудак хочет заказать Париж, правда, не знает номера телефона.

Наступила пауза, bq время которой московская телефонистка, вероятно, что-то уточняла.

— С Мариной Влади,— назвала магаданская.

Опять пауза.

— Нет-нет,— сказала девушка и рассмеялась. Продолжая улыбаться, она объяснила нам, что это невозможно по техническим причинам.

— А почему вы так смеялись?— расстроенно спросил ее Володя.

— Москва сказала, что попытается это сделать только в том случае, если разговор заказывает Ален Делон, Бельмондо или еще кто-то из этой элегантной компании.

И я понял, что рассмешило телефонистку.

Володя был с хорошего похмелья. Это было заметно даже непосвященному в происходившее накануне. К тому же он был небрит — с утра не мог себя заставить побриться. Поэтому сравнение со знаменитыми французами действительно звучало смешно.

Мы вышли из Главпочтамта. Володя как-то быстро успокоился и стал рассказывать, какой Марина в Москве произвела фурор, снимаясь в фильме «Сюжет для небольшого рассказа» в роли Лики, и какая она красивая, и как за ней увивались и Женя Евтушенко, и Вася Аксенов и еще — какой-То режиссер с «Мосфильма», и как она всем этим знаменитостям предпочла его...

— Васечек, что значит «предпочла»?— невольно полюбопытствовал я.

— Нет, еще ничего не было. Но, кажется, будет...

На этом тема Марины была закончена. Но зато продолжалось то давно знакомое мне его состояние, когда ему непременно надо было куда-то ехать или кому-то звонить.

— Васечек, позвони Люсечке,— вдруг каким-то упавшим и озабоченным тоном попросил он.

— А что я ей скажу?

— Ну, скажи, что я у тебя и что со мной все в порядке...

Мы вернулись в мою магаданскую хибару, и я заказал Москву.

— Люсенька, привет, это я.

— Ой, Васечек, как я рада тебя слышать!

Я представил ее, улыбающуюся своей обезоруживающей улыбкой.

— Люсенька, Володя у меня, с ним все в порядке...

В ответ — молчание. А потом:

— Да какое там в порядке... Васечек, ты передай ему,— она понимала, что Володе трудно набраться храбрости и поговорить с ней; в такие минуты он всегда вел^себя как нашкодивший школяр,— передай, что его ждут послезавтра в Одессе, у него съемка...

— Хорошо, Люсенька, передам и посажу в самолет. Ты не волнуйся...

— Я, кажется, разучилась волноваться,— в голосе была усталость и отрешенная обреченность.

На следующий день я купил ему билет, проводил в аэропорт, посадил в самолет, вручил коньяк стюардессе и взял с нее слово, что давать его Володе она будет только в крайних случаях (когда начнет буянить) и маленькими дозами, так как в самолет он садился уже в полуразобранном состоянии. Хорошо еще, май в Магадане был довольно холодным, и пока мы ехали в аэропорт (это километров в шестидесяти от города), я открыл в такси все окна, и это немного привело его в чувство.

В результате этого Володиного «рейда» появилась еще одна песня — «Нагаевская бухта», или, как она названа в одном из вышедших Володиных сборников, «Я уехал в Магадан».

Ты думаешь, что мне — не по годам, я очень редко раскрываю душу, — я расскажу тебе про Магадан — слушай!

Как я видел Нагаевскую бухту

да тракты, —

улетел я туда не с бухты-

барахты.

Однажды я уехал в Магадан — я от себя бежал, как от чахотки.

Я сразу там напился вдребадан водкй!

Но я видел Нагаевскую бухту

да тракты, —

улетел я туда не с бухты-

барахты.

За мной летели слухи по следам, опережая самолет и вьюгу, — я все-таки уехал в Магадан к другу!

И я видел Нагаевскую бухту да тракты, — улетел я туда не с бухты-• барахты.

Я повода врагам своим не дал — не взрезал вены, не порвал аорту, — я взял да как уехал в Магадан,

к черту

Я увидел Нагаевскую бухту

да тракты, —

улетел я туда не с бухты-

барахты.

Я, правда, здесь оставил много дам, — писали мне: «Все ваши дамы биты!» — ну что ж — а я уехал в Магадан, — квиты!

И я видел Нагаевскую бухту

да тракты, —

улетел я туда не с бухты-

барахты.

Когда подходит дело к холодам, — пусть это далеко, да и накладно, — могу уехать к другу в Магадан — ладно!

Ты не видел Нагаевскую бухту — дурак ты! _

Улетел я туда не с бухты-барахты.

Летом 68-го я прилетел в Москву. В день приезда, под вечер, Володя приехал ко мне и подарил еще одну песню.