Письма Высоцкого и другие репортажи

А уж если я начал эти заметки стихами, то ими и аакончу:

А я себе не изменял, и мне не надо изменяться, как тем, кто мир кривых зеркал создал под льстивый шквал оваций.

Я говорю по мере сил в неубывающей печали, о чем и раньше говорил, когда о том вокруг молчали.

Геройством это не зову,

так что геройством не клеймите.

Да, я так жил и так живу.

А вы живите — как хотите.

«Поверх барьеров» 13.09.89

ЛУКАВЫЙ

ч

Из цикла «Руины»

Он жил на длинном поводке, приближенный талантом в Москве — к диктаторской руке, в Париже — к эмигрантам.

Усатой вождь его призвал в ряды иезуитов, чьим благоденствием скрывал, что не любил семитов.

Диктатор знал, что не найдет послушнее героев, чем претенденты на почет из' давешних изгоев.

Он им воздаст за их труды, умеющие лживо придать гуманные черты кровавому режиму.

...Гнет эмигрантского мирка, вражда и отчужденье, нужда и помощь свысока, и муки униженья.

А тут шикарный господин, приветливый, знакомый, пахнувший запахом рябин и брошенного дома.

Его слова надеждой жгут, как жгут слова мессии:

— И Вас, и Ваши книги ждут на родине, в России.

Не ждали... Истина горька. Зато супруга ждали жрецы недремлющей ЧеКа в их дьявольском подвале.

И дочь окажется в тюрьме... За что все это, Боже, и как в средневековой тьме жить, не меняя кожи?

Ее в Москву зазвавший бес сказал, как циник редкий:

— Когда эпоха рубит лес — летят по лесу щепки...

Как озаренье, вспыхнул гнев, не гнев — протуберанец, и, с опозданием прозрев, сказала:— Вы — мерзавец!

И безысходности петля дожмет остаток силы... ...Глухой Елабуги земля не сохранит могилы.

А тот, кто двум служил богам без тени виноватой, про оттепель напишет нам, когда умрет усатый.

1990

/

ЭХО ПЛЕНУМА

Перед чтением резолюции открытого партийного собрания писателей Москвы, посвященного, как говорилось в объявлении, политическому моменту, кто-то из присутствующих сказал, обращаясь к президиуму:

— Да как же мы можем принимать какую-либо резолюцию — посмотрите, сколько нас осталось...

В зале на семьсот мест сидело... чуть более пятидесяти человек.

— Все равно, резолюцию нам надо принять,— заявил невозмутимо председательствующий.

Раз «все равно надо», то, конечно, приняли.

А накануне тоже было собрание. Его организовал «Апрель», чтобы дать оценку состоявшемуся на днях пленуму правления российского Союза писателей. Как же разнились эти два собрания! У апрелевцев — полный зал, интересные выступления (особенно публициста Андрея Нуйкина и поэта Евгения Евтушенко). А на следующий день — вялость доклада, прочитанного секретарем парткома Ухановым, вялость, перешедшая в сонливость полупустого зала, занудство, а то и агрессивное невежество поднимавшихся на трибуну. Правда, были и приятные исключения. В их числе — выступление переводчицы и литературоведа Елены Малыхиной. Вот отрывок из сказанного ею: «Я не разделяю тех восторженных оценок доклада, которые здесь прозвучали. Уханов не счел возможным высказать возмущение экстремистскими заявлениями, сделанными на недавнем пленуме, которые оскорбляют наших товарищей только за то, что в их жилах течет не русская, а еврейская кровь. Это постыдно, это вообще несовместимо со. званием члена партии. Мне кажется, что в докладе Уханова и в других выступлениях подчеркивалась какая-то разъединяющая роль “Апреля”. Кстати, на вчерашнем собрании “Апреля” присутствовало во много раз больше людей, чем сегодня даже с самого начала. Это значит, что у нас есть серьезный, большой слой литераторов, для которых принципы “Апреля” близки».

Да, это был первый подобный доклад недавно избранного секретаря парткома. Как признался сам Уханов, не опытен он в партийной работе, да и вообще не хотел идти на этот пост, долго отказывался. Но его уговорили. И чует мое сердце, уговорили все тем же волшебным словом «надо»..Конечно, опыт, как говорят, дело наживное. И набираться такого опыта есть у кого. Например, у ленинградских коммунистов, которые провели недавно свой уже ставший знаменитым митинг. Вот если бы Уханов с товарищами из парткома составил заранее списки тех, кто должен быть на собрании, а затем заказал автобусы, чтобы посадить в них всех намеченных по спискам и привезти в Центральный дом литераторов, то, глйдишь, и зал был бы полным, и выступающие одобряли (всецело и полностью) и поддерживали бы все, что сказал партсекретарь писателей Москвы...

«Кадры решают все!» — невольно вспомнилась крылатая некогда фраза, когда транслировали упомянутый ленинградский митинг. Каким напором, каким темпераментом было пронизано буквально каждое слово Бориса Гидаспова и других выступающих. Неважно, что эти слова только сотрясали воздух популистским радикализмом. Неважно, что все их призывы были рождены мифологизированным сознанием, построенным на непоколебимой вере в руководящую роль партии. Все это неважно. А важно то, какой единодушный отклик одобрения и поддержки вызывали они в участниках митинга. Ну просто как в лучшие брежневские времена...

А в пятницу, в программе «Взгляд» мы увидели еще одного лидера. Тот же напор, тот же темперамент, та же убежденность в правоте своего дела,— убежденность, исключающая всякие сомнения. Наконец-то (вероятно, по многочисленным просьбам телезрителей) нам был представлен главный идеолог общества «Память» Васильев. Это была беседа, записанная заранее. Поэтому у журналиста, беседовавшего с лидером «Памяти», была возможность проверить достоверность некоторых сообщений, особенно темпераментно поведанных Васильевым. И выяснилось, что Керенский евреем не был и что фамилия эта его — настоящая. А еще выяснилось, что Андрей Дмитриевич Сахаров может со спокойной совестью носить звание народного депутата — Васильев ему отказал в таком праве. Отказал по той причине, что, оказывается, по утверждению лидера «Памяти», все мы благодаря изобретению академика Сахарова живем на пороховой бочке и в один прекрасный день можем взлететь на воздух. Ибо захороненные в земле водородные бомбы могут взорваться в любой момент... Представляю, что было бы с телефонами телевидения, если бы все тот же журналист не выяснил у специалистов-

атомщиков, что водородная бомба через определенное количество лет умирает сама собой и ничего другого не остаемся, как ее захоронить. Тдким образом, наши страхи были развеяны, а лидер «Памяти» еще раз посрамлен.

И все-таки впечатление он произвел. Неважно, что весь его пафос рассчитан на невежественных людей. Над Гитлером, как известно, тоже очень многие поначалу смеялись. И при всей смехотворности фигуры Васильева и шутовской обстановки его апартаментов с фотографиями последнего нашего монарха и портретами самого хозяина квартиры, выполненными в той же манере, в какой придворные живописцы изображали монарших особ, при всей этой клоунаде сам главный герой все-таки впечатляет. Хотя бы своей... карикатурностью.

Вот каких лидеров показало нам телевидение на прошлой неделе. По.напору, по темпераменту, по умению заставить себя слушать наш Уханов им, как говорят, в подметки не годится. Но дело это поправимое. Главное — поверить в себя, поверить в силу слова, поверить в то, что говоришь. Вспомнил, скажем, знаменитую фразу: «И кухарка сможет управлять государством»,— и надо сказать ее так, чтобы люди в это поверили. Правда, здесь таится определенная опасность. Поверить-то люди могут. Но потом, когда выяснится, что их обманули и что управлять государством очень трудно, для этого нужны профессионалы, а не только наловчившиеся говорить, тогда хочешь не хочешь, а придется уходить, придется подавать в отставку. Среди партийных говорунов братских соцстран сейчас это очень распространенное явление. Просто поветрие какое-то. Целыми командами уходят, то бишь целыми Политбюро, как в ГДР, или целым составом Президиума и Секретариата ЦК, как в Чехословакии. А еще очень распространено сегодня привлекать к ответственности перед своим народом бывших партийных руководителей братских соцстран. Поговаривают, что Тодора Живкова скоро будут судить. Хонеккер вот нездоров, а то, наверное, тоже сел бы на скамью подсудимых...

Но это там, у них, в братских соцстранах. У нас пока все по-другому. Помню, года три назад выступал в Доме литераторов следователь, который вел дело Трегубова. Писатели — народ дотошный, кто-то возьми да и спроси: а как, мол, Гришин, бывший первый секретарь Московского горкома партии, неужели никакого отношения не имел к делу Трегубова? Смотрю, замялся смелый следователь. Так, мол, и так, говорит, мы думали, что по партийной линии будет разбор той части дела, ще оно как-то касалось товарища Гришина.