Письма живых

Разрабатывались и строились несуразные уродливые эскортные авианосцы. На скорую руку с транспорта срезалось все лишнее, поверх палубы сооружались ангар и летная палуба. В трюмах бомбовые погреба и цистерны с бензином. Над этими корабликами потешались, их называли «стругами» или «айнбаумами», но два десятка штурмовиков и истребителей делали их грозным врагом субмарин. Самое главное — наконец-то появилась возможность держать под контролем, патрулировать акваторию на удалении от береговых аэродромов.

Транспорты на океанских трассах гибли десятками, редкий конвой прорывался сквозь ад без потерь. На восстановление тоннажа частные верфи варили сотни дешевых «военных транспортов» на один рейс. Слабый сварной корпус, дешевая паровая машина, — вот вам лошадка ценой ниже своего груза.

На войну работали бесконечные ресурсы Европы, Азии и Африки, теперь еще европейцы получили доступ к сырью из Южной Америки. Не все сразу, не так все просто, но грузопотоки мало-помалу перенаправлялись в Старый Свет.

Кирилл прищурился от бьющего в глаза солнца. Пока сидел на кнехте, тень отползла к шпилю. Подпоручик достал и развернул второе письмо. Штамп почты Санкт-Петербурга. Знакомый обратный адрес

'Здравствуй, Кирилл! Здравствуй мой рыцарь!

Спасибо за весточку. Мне важно знать, что с тобой все хорошо, ты служишь нашей стране, защищаешь Россию, Императора и твою любящую Ингу.

У нас все по-прежнему. Папа часто задерживается на работе. Завод взял большие заказы, работают в две смены. Боюсь, я мало понимаю в электричестве и точной механике, по словам папы, они осваиваю новые машины. Дорогой Кирилл, ты понимаешь. Половина русских заводов работает на армию и флот. Мы все работаем на тебя, на наших защитников, доблестных рыцарей. Не только завод папы, вся наша промышленность творит оружие, что вы побеждали, чтоб наши солдаты вернулись домой живыми и без увечий.

Рождество и новогодние праздники прошли. Как всегда, город в огнях, на площадях елки и сосны, на всех реках и прудах катки, в садах играли оркестры. Вроде бы праздник, но без тебя веселья нет. С утра каждый день по дороге на курсы беру свежие газеты. Сердце трепещет, когда вижу, что у вас за океаном опять бои…'.

От этих искренних слов рыжей синеглазой девушки из далекого заснеженного города на душе полегчало. Сердце застучало бодрей. С письмом пришла посылка. Тоже от Инги. Кирилл не знал и не гадал, что там, не хотел вскрывать при соседях по каюте. Знал только одно, это все от чистого сердца северной красавицы.

«Мой старший брат в армии. Извини, если забыла раньше написать. Сейчас Альбрехт в учебной части близ Гельсингфорса или Свеаборга. Рядовой морской пехоты. Все понимаю, знаю где дерутся и как тяжело приходится этим солдатам. Брат пишет, что служба идет легко, но устает страшно. Никогда в жизни столько не бегал и не занимался физкультурой. Он у нас крепкий, настойчивый. Бог любит верных и чистых душой.»

Кирилл отложил письмо и потянулся за сигаретами. Новость не радовала. Пусть пока не родственник, но все равно, хороший сильный человек. Родной брат любимой девушки. Что ж, раз так, значит придется еще лучше защищать штурмовики и бомбардировщики, чтоб ребята работали в полигонных условиях, клали фугасы точно в цель. Скорее всего Альбрехт весной попадет в маршевую роту, а с ней на войсковом быстроходном транспорте в Балтийскую бригаду.

«Пиши, пожалуйста, при первой возможности. Знаю, тебе тяжело, война грязная работа, но ты нужен всем нам. Кирилл, знай, тебя ждет верное, любящее сердце. Жду твои письма и жду тебя, мой дорогой солдат».

— Кирилл, тебя заждались, — аж вздрогнул от неожиданности.

У комингса трапа улыбался Сергей Тихомиров.

— Добрый день! Что случилось?

— В столовой же собираемся, Поручик Оболенский устраивает концерт. Гитара и аккомпанемент Сережи Оболенского, хор все желающие.

— Совсем забыл, — подпоручик демонстративно хлопнул себя по лбу.

В каюту Кирилл вернулся только вечером. Первым делом, не обращая ни на кого внимания поставил на стол посылку и аккуратно распорол бебутом швы. В фанерном ящике сверху две тонкие рубашки, подштанники мягкого полотна, под ними дюжина пачек папирос «Герольд», зажигалка «Zippo», плитки твердого горького шоколада. Здесь же жестянка молотого кофе.

— Из дома прислали? — не удержался Сергей Тихомиров.

— Не совсем. Барышня.

— Завидую, господин Никифоров. Нет, на полном серьезе. Барышня знает, что мужчине нужно на службе. Цени, держи, не вздумай потерять по дури, подпоручик.

— Спасибо, подпоручик. Угощайтесь, друзья, — Кирилл бросил соседям по пачке папирос.

— Благодарствую, — Ворожейкин поймал подарок налету. — Первый сорт, не все могут себе позволить.

Тихомиров поднес пачку к носу и глубоко вдохнул.

— Запах дома. Наш русский табак. Спасибо!

У Кирилла до сих пор не шли из головы мысли о сестренке. Он пытался себе представить, как она выглядит, как держась за руку дяди Вани поднимается на крыльцо дома на Михайловской, как прижимает к груди своего белого медведя.

Подпоручик решительно встал, одернул китель, застегнул все пуговицы, бросил придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале. Нечего сидеть и предаваться самобичеванию. Под лежачий камень вода не течет, а труд освобождает.

Штабс-капитан Сафонов делил каюту с командиром второй эскадрильи. Вечером Борис Феоктистович в виде пляжном читал, лежа на койке. Однако стоило Никифорову попросить о разговоре тет-а-тет, моментально натянул штаны и китель.

— Вот такая история, Борис, — Кирилл закончил свое повествование.

Разговаривали в ангаре у иллюминатора.

— Отпуск или командировка, — закончил за летчика комэск. — Интересную задачу ты поставил. Надо думать.

— Понимаю, звучит фантастично.

— Ерунда, и не такое бывает. Надо тебя выручать, — Сафонов тряхнул головой. — Нечего думать, пошли к полковнику.

— Может сначала рапорт составить?

— Написать не вопрос. Константин Александрович, вроде на борту. Молись, чтоб я не ошибся.

По глазам комэска видно, его уже посетила нужная мысль. Хлопнув Кирилла по плечу, Борис первым поспешил к трапу. В надстройке, перед каютой командира авиаотряда, Сафонов придержал соратника за плечо.

— Все будет хорошо. Не дрейфь и ничему не удивляйся. Я тут вспомнил про один интересный список.

В ответ на стук из-за двери послышались шаги.

— Ваше высокоблагородие, разрешите, — обратился комэск к полковнику, как только тот открыл дверь.

— Проходите. Излагайте. Борис Феоктистович, давай без этих прусских манер с титулованиями.

— Константин Александрович, надо молодцу помочь. На север в снега хочет.

Полковник Черепов изумленно приподнял бровь. Коротким приглашающим жестом показал на стулья. В отличие от обер-офицеров авиаотряда, командир обитал в просторной двухкомнатной каюте, по меркам флота — роскошь.