Письмо никому

— Мда… Насчет последнего — враки, а все остальное — это я.

— Но ты… Э-э-э…

— Человек, как и вы, если ты об этом спрашиваешь.

— Да. Леших не бывает.

Егор кивнул: в общем случае это многое упрощало, не переворачивало с ног на голову. Леших действительно не существовало. Но с иной стороны, как теперь обернуть все к вящей пользе?

— И что, вы говорите, селяне?.. Хотят меня убить? — тем временем спросил житель Мертвой Деревни.

— Ну не то, чтобы тебя… Может, есть смысл тебе предстать перед ними, многие вопросы снимутся.

— Но появятся иные. Скажем, отчего бы мне не расплатиться за то, что я из ловушек стянул… Или свалят на меня что-то, что я не делал, скажем то, что у кого-то корова три года назад сдохла. Нет, не пойду… Уйду в леса — и так я тут засиделся.

— А вы-то отчего на меня пошли? Вы же не местные?..

— Нам деньги нужны были, чтоб уехать отсюда.

— И куда уехать?

— Сначала до ближайшего банкомата…

— Не понял ни словечка. Может, все же расскажите, в чем, собственно говоря, дело.

И Егор стал рассказывать — не то, чтобы подробно, не то, чтобы правду, но общую канву сохранил. Дескать, плыли на дырявой лодке, попали в дурацкую деревню, где банкомата нет, мобильник не работает и всякое такое. Отдельно упомянул, что денег и надо не так уж и много.

Рассказ Егора привел.

— Так бывает — живет человек, никого не трогает, а потом выясняется, что цена твоей жизни — два автобусных билета.

Сидящий задумался и кивнул:

— Я, пожалуй, помогу вам. Не оттого, что я вас боюсь или нечто наподобие. Я так поступаю, потому что все люди братья и всякое такое… Только вы местным не говорите, что меня здесь видели. Вообще, никому и ничего не говорите.

Затем, подумав еще немного, продолжил:

— А давайте со мной. Пешком через тайгу. Дней через пять выйдем к железке. По ней к городу недалеко, километров двадцать…

— Нам побыстрей надо.

Он поднялся на ноги:

— И, действительно, зачем мне салаги за спиной в тайге. Давайте за мной.

Пошли улицами Мертвой Деревни. Казалось странным, что она не заросла вдрызг, что лес не ворвался на поляну, не сгноил домишки в своей тени, что избы не истлели сами по себе, что их в прах не источили какие-то короеды, шашель или что в этих краях водится.

Только трава росла здесь буйно, была не по пояс, а чуть пониже.

— А что это? — спросил Антон, оглядываясь по сторонам.

— Деревня староверов… — ответил местный с ленью так, словно объяснял нечто совершенно понятное. — Наверняка они бежали сюда от цивилизации, от новых веяний религии.

— И что, они все умерли?..

— До единого. Я читал их дневники или, верней, летописи. Вы вот умеете читать на древнеславянском?

— Нет.

— А я научился. Интересное занятие — вроде как головоломку разгадываешь. И летоисчисление у них интересное — от сотворения мира. Так вот, эпидемия выкосила их за два неполных месяца.

— Эпидемия? Это, вероятно, опасно, заразно?..

— Уже нет. Судя по всему, это был грипп, вроде испанки. В те времена от него умирали тысячами, а наш нынешний иммунитет над таким гриппом просто посмеется. Уже не узнать, кто затащил его сюда, но у староверов совершенно не было антител к этой инфекции, и им осталось только умереть.

— Печальная история — кивнул Егор.

— Где-то так… Еще странно как они умирали. Все закончилось тем, что последний похоронил предпоследнего, выкопал могилу себе. Но умер в доме, не дойдя до кладбища. Он до сих пор лежит в одной избушке.

— А отчего его не похоронил?

— Оттого, что не люблю покойников. Да и это он сто лет назад был покойником, а теперь это достопримечательность.

Свернули к одной избушке — к ее крыльцу была вытоптана тропинка. Очевидно, именно здесь и обитал человек, считающий себя хозяином тайги.

— Проходите. Только разувайтесь.

В избушке было не по-холостяцки чисто. На полу лежали половички сплетенные из грубой ткани. Когда их плели, вероятно, на престоле сидел Александр III, если не царь с индексом поскромней.

На стене висело ружье — точная копия того самого, который был в руках у местного Зверобоя. Под ним, у стены, стоял сундук с замком…

— Так и не нашел ключ… — будто извинился Петр.

Из-под сундука достал длинную пластину, ввел ее между крышкой и сундуком. Крышка ушла вверх.

— …Но гвозди уже сгнили.

В сундуке лежали замотанные в ткань два пистоля времен Очакова и покоренья Крыма. Достал нечто наподобие кисета. Из него высыпал на ладонь полдюжины…

— Что это? Пули?.. — спросил Егор.

— Ага. Этого должно хватить.

— Они из?..

— Из серебра. Вероятно, оборотней здесь все же опасались. Продадите селянам, да и уезжайте отсюда. Я тоже пойду.

***

А в городе, название которого для нас никакого значения не имеет, на стоянке автовокзала курили шоферы. Разговаривали о чем-то своем: о ценах на масло, горючее, о шинах. Наконец, о ремонте, на который бы не мешало стать, да денег нет.

Появился начальник вокзала — с ним какой-то мужчина. Шоферы свои разговоры свернули, перешли на полушепот. Начальника вокзала они не любили: во-первых, он не был шофером и, стало быть, не являлся своим. Во— вторых, думали водители, они работают, крутят баранку, копаются в масле, рискуют своей жизнью, а затем отстегивают свои кровные, чтоб этот шакал мог в теплоте и чистоте просиживать свои штаны.

Начальник не стал подавать руку шоферам. Те тоже не стали протягивать руки для приветствий.

Еще больше не понравился шоферам второй человек. Хватало одного взгляда, чтобы понять: чужак и, скорей всего, мент.

И, действительно, заговорил начальник вокзала:

— Мужики, тут такое дело. Надо помочь человеку из органов.

Человек из органов кивнул и продолжил:

— Мы ищем особо опасного преступника, можно сказать, рецидивиста. Есть такое предположение, что он обретается где-то в ваших краях.

Он подал распечатку-ориентировку с фотороботом Егора. Точно такой же висел в зале ожидания автовокзала, разве что уже засиженный мухами и запыленный.

Листок пошел по кругу. Водители смотрели, качали головами.

Ориентировки были не впервой. Вокруг постоянно что-то происходило. Бежали из колоний заключенные. Порой, прихватив автомат, уходили в тайгу солдаты-срочники. Их ловили или в первые несколько дней, или не ловили вовсе.

Но это была нетипичная ориентировка, нетипичный человек занимался поиском.