Плачь обо мне, небо
Шрифт:
— Не так давно вроде самого Григория Ефимыча крестили, а уж сын у него родился, — вспоминая дни минувшие, поделился мыслью гость. Со стороны его собеседника это вызвало лишь вежливую улыбку: с Васильчиковым Сергей близких знакомств не водил, почему и не составил отцу компанию сегодня. И в силу возраста вспомнить о том, как его крестили, не мог. Впрочем, князь Остроженский явно не ждал ответа: почти тут же продолжил свои будто бы пространные размышления.
— А ведь не приключись той беды, глядишь, и вашего с Ириной первенца уже вскоре крестили бы, — заключение сопровождалось вздохом сожаления и быстрым взглядом искоса: достигло ли сетование своего адресата? Судя по тому, как нахмурился молодой граф — бесспорно.
— К чему прошлое
Такой ответ не устраивал князя Остроженского: он уже был наслышал о том, сколь обдуманно принимает решения сын Василия Николаевича, но всё же надеялся подтолкнуть того к импульсивному действию.
— А ежели государь не соизволит отменить своего приказа? Замнется дело, да и останется фамилия Голицыных в опале. Не впервой Его Величеству отдавать все в руки Долгорукова: сам-то царь слишком мягок для дознания.
Сергей хотел было что-то сказать на это, но внимание — его и его гостя — было отвлечено шумом, с которым по полу, подскакивая, раскатились в разные стороны цветные карандаши, до сего момента лежащие на столе. Десятилетняя девочка, бросившаяся их поднимать, выглядела столь серьезно, будто решалась судьба всей Империи. Пухлая ручка подпирала подбородок, а высокий лоб был нахмурен. Вкупе с чуть тонкими губами, чьи уголки опускались вниз, это придавало недетской строгости юному лицу, и если бы не малый рост да тонкие косички, она казалась бы старше своего возраста. Ее присутствия князь Остроженский и не заметил: виновница внезапного происшествия сидела тихо, как мышка, у самого окна, скрытая высоким раскидистым цветком, чьи лозы оплели декоративную перегородку.
— Кузина моя, Сонечка, — граф Перовский представил девочку, что тут же склонилась в очаровательном книксене. Неправильное лицо её едва осветила улыбка, но отчего-то менее хмурым оно не стало.
— Прелестное дитя, — не сдержал своего “умиления” Борис Петрович, после чего вернул свое внимание хозяину поместья. — Сергей Васильевич, я бы хотел иметь с Вами конфиденциальную беседу, — намекая на вновь увлекшуюся рисунком девочку, перешел к причине своего визита князь. Молодой граф, пусть и не совсем понимающий, что именно могло понадобиться старому другу его отца, поднялся с диванчика, жестом приглашая гостя покинуть гостиную, дабы проследовать в кабинет главы семьи.
Сонечка проводила их внимательным взглядом исподлобья, и никто не знал, как отразится на ней этот нечаянно подслушанный невинный разговор.
***
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 19.
В доме витали ароматы ладана и мирры, а Катерина, облаченная в простое черное платье плотной ткани, что-то вышивала, сидя у окна: в отличие от сестер она мало интереса проявляла к подобным занятиям, предпочитая им верховую езду или же танцы. Лицо её выглядело осунувшимся, под глазами залегли тени, природный румянец побледнел. Даже волосы её — главная гордость — не имели привычного украшения, будучи лишь собранными в некрепкий пучок. Дмитрий, замерший на пороге, ощутил неясную потребность окликнуть невесту, чтобы увидеть её сияющие глаза, смотрящие лишь на него. Но отчего-то он сильно сомневался, что его визит будет встречен с привычным радушием.
— Кати? — тихо, словно опасаясь нарушить что-то хрупкое, затерявшееся в этой тишине, позвал её граф. Звук растворившегося в воздухе имени всё же долетел до княжны, и, к удивлению гостя, взгляд её потеплел, на миг обретая присущую ей восторженность. Откладывая в сторону старательно расшиваемую ткань, Катерина незамедлительно вспорхнула с кресла, в каком-то отчаянном порыве бросаясь к жениху.
— Я… рада, что ты приехал, — прильнув к Дмитрию и не поднимая головы, почти шепотом созналась княжна.
И, наверное, все то горе, что скопилось в ней за минувшие дни, наконец, нашло свой выход рядом с единственным оставшимся рядом близким человеком. По зеленому сукну военного мундира
расползлись темные пятна, а широкие мужские ладони легли на подрагивающие женские плечи, покрытые теплой шалью. Молодой граф готов был хоть ежечасно лично справляться о самочувствии невесты, если бы то не выглядело подозрительно в глазах Императора, и если бы сама Кати не попросила его некоторое время не навещать её. Какие мысли владели ей в тот момент — Дмитрию было неведомо, но он привык не вступать в ссоры с нареченной.— Расскажи мне, что тебя тревожит.
Тишина, властвовавшая над гостиной, изорвалась в клочья, заполнившись тихими голосами, один из которых перемежался редкими всхлипами и иногда превращался в шепот, а другой лишь твердил что-то успокаивающее. Внутри у Дмитрия бушевали мысли, среди которых главенствовала та, что укоряла его в невнимательности к невесте: он должен был знать, что она сходит с ума от переживаний за папеньку. Знать о том, каким ударом для нее станет новость о его казни, пусть и сам граф узнал об этом лишь сейчас: государь не раскрывал перед ним никаких подробностей дела о покушении на Наследника престола. Даже при том, что Дмитрий являлся доверенным лицом Его Величества, осведомлен он был отнюдь не обо всем, что происходило в дворцовых стенах. А в последние дни центром его размышлений стала судьба Кати, которую он отчаянно желал защитить. Только в этом рвении он совершенно забыл о её собственных волнениях, и теперь корил себя за это.
— Хочешь, сейчас же будет заложена карета в Карабиху?
Уже не плачущая — только всё так же изредка задыхающаяся на длинных фразах — княжна замолкла на полуслове, внимательно вглядываясь в абсолютно серьезные глаза жениха, держащего её руки в своих ладонях. Предложение слетело с уст графа еще до того, как он успел обдумать возможность его осуществления: если Император приказал неустанно следить за Кати, вряд ли ей дозволялось свободное перемещение по России. Но если рядом с ней будет главный её страж, воспротивится ли тому государь, или его удастся умолить? В силу того, что испросить его дозволения они уже явно не успеют, кому-то предстоит покаяние по возвращении в Петербург.
— Ты же на службе, — даже сейчас вместо того, чтобы думать о себе, Катерина беспокоилась за положение жениха, который в поручениях государственной важности был как в шелках.
— Это не то, что должно сейчас тебя волновать, Кати, — запахивая на её груди края шали, Дмитрий улыбнулся. — Собирайся, а я пока переговорю с кучером.
Карета, в которой он прибыл сюда, ожидала у парадной, и следовало уведомить Федора об изменении конечной точки их путешествия: сегодня лошадям придется отдыхать в конюшне имения Голицыных.
Благодарно коснувшись губами чуть грубоватой щеки жениха, Катерина слабо улыбнулась: ей нужна эта пара дней в родном поместье, попрощаться со стенами, помолиться у деревянного креста. И приготовиться к окончательному отъезду в Петербург, потому что до той поры, пока она не разузнает у дядюшки все о папенькиной жизни, она не сможет спокойно покинуть Россию.
***
Не все подвластно Императору Всероссийскому.
Об этом Николай вспоминал в который раз, старательно делая вид, что слушает монотонный голос медика, словно нарочито растягивающего фразы. Ничего нового о своем состоянии цесаревич не услышал бы, а потому не было надобности вникать в чужую речь: и без того ясно — на воды бы ему. Но не до того сейчас, да и если кому и необходимо покинуть Петербург, так это Марии Александровне, что вновь всю ночь провела у постели сына без сна. Государыня провалилась в беспокойную дрему лишь под утро, тот час же проснувшись, как Николай потянулся к графину на прикроватном столике. Право, он не при смерти, чтобы хлопотать вокруг него столь сильно. Когда-то, в его бытность маленьким мальчиком, еще не ведающем о своем предназначении, Мария Александровна так же проводила часы и дни у постели слегшего с лихорадкой Николеньки, опасаясь потерять его, как когда-то свою дочь.