Пламенное сердце

– Идиот! – пробормотал я. – Ну и идиот!

С вершины, на которую вознес меня триумф в Техасе, я рухнул на землю. Отчаяние окутало меня, его темные щупальца неумолимо забирались под кожу. После того что я сделал вчера, я был подвержен перепадам настроения. Что ж… вполне предсказуемо. В первой половине дня у меня был подъем… а сейчас меня пытался одолеть спад, выискивая подобные досадные события и преувеличивая их. А потом – на редкость вовремя! – я услышал ее голос: «Почему ты загрустил? Ты не идиот. Ты – мой умница и красавец. Ты придумаешь, как решить проблему».

Голос тети Татьяны прозвучал так отчетливо, словно она находилась в комнате. Я спрятал лицо в ладонях.

– Уйди, тетя Татьяна. Мне к моему списку только галлюцинаций не хватало.

«С каких пор я сделалась проблемой?»

– С тех пор, как ты умерла, а мне стало мерещиться, что я тебя слышу.

«Ты говоришь, что не можешь меня слышать, золотце?»

– Да! То есть нет! Иллюзия какая-то. Ты просто у меня в голове. – Очередной секрет от Сидни заключался в том, что я в самые мрачные моменты своей жизни вел воображаемые разговоры с покойной тетей. Меня, в принципе, мало чем испугаешь, но ведь определенные действия и можно назвать проявлением безумия! Несомненно, но беседы с призраком – натуральное сумасшествие. – Я не хочу с тобой общаться!

«Почему? Разве я не опекала тебя? Разве я о тебе не заботилась?»

– Заботилась, – ответил я, скрипнув зубами. – Но теперь ты мертва, а мне надо разгрести…

И вдруг меня осенило. Я вскинул голову, вскочил и кинулся к комоду с зеркалом, откуда мне сверкали запонки, подарок тети Татьяны. Сидни заявила, что я получу целое состояние, если продам их, – но мне не нужно было идти на кардинальные меры. Формально говоря, я мог отнести их в ломбард, а затем выкупить. Трепеща от вдохновения, я схватил запонки, развернулся – и замер как вкопанный. Какой-то внутренний голос – мудрость, наверное, – заставил меня пересмотреть логистику. Немного поразмыслив, я положил запонки на место и отыскал среди груды вещей щипчики. Повозившись, я извлек один из рубинов и посмотрел его на свет. Нет необходимости рисковать остальным. Этого вполне достаточно. Теперь я точно выживу! В моем сознании послышался смех тети Татьяны.

«Ну что, Адриан? Я всегда даю тебе дельные советы!»

– Ты не настоящая, – пробурчал я, направляясь к двери. – Ты – часть того хаоса, который дух устроил у меня в мозгах. Отдача после того, что я делал с Оливией.

«Если я не настоящая, зачем ты отвечаешь мне вслух?»

Я знал, что так будет продолжаться и я не выйду целым и невредимым из отношений с духом. Но я не ожидал, что он будет устраивать подобные аттракционы или порождать длительные беседы с покойной тетей. Надо прекратить немедленно эту кутерьму. Не хватало еще, чтобы тетя Татьяна заговорила со мной, когда я буду торговаться с оценщиком в ломбарде. И, конечно, я не хотел, чтобы она проявилась в присутствии Сидни. Я проверил, который час, и понял, что до приезда Сидни еще есть время. Я успею уладить финансовые вопросы и избавлюсь от тетушки.

Сегодня я не пил. Я подумал и решил, что лучше приложиться к бутылке пораньше. Мне же надо взять себя в руки! Наши соглашения оговаривали лишь сам факт алкоголя, но не его крепость. Поэтому я быстро отыскал старую бутылку с «Бакарди 151» – самое крепкое пойло из всего, что у меня имелось. Кстати, у меня даже не возникло ощущения, что я жульничаю, хотя я налил себе изрядно. Вскоре после этого я вышел из дома. И меня снова озарило. Спиртное меня еще не разобрало, но я благоразумно пошел пешком, а не поехал на машине. У меня было меньше пятнадцати минут, и когда я добрался до ломбарда, мимо которого проезжал десятки раз, ром уже успел вскружить мне в голову. Впрочем, оценка владельца ломбарда быстро отшибла радостное настроение.

– Двести, – сказал он.

– Вранье! – возмутился я, забирая рубин. – Он стоит минимум вдвое больше!

Тут мне пришло в голову, что, даже если бы мне и не пришлось пить ром, у меня достаточно духа, чтобы попробовать получить цену повыше. Но я тут же пожалел об этом. Даже у меня есть некие моральные нормы. Морои не просто так запрещали использовать принуждение.

Владелец ломбарда пожал плечами.

– Пиши объявление. Продавай его через Интернет. Хочешь быстро получить наличные? Тогда двести.

Я чуть было не ушел, только отчаяние заставило меня остаться. Двести долларов легче будет возвращать. Да и правда, неужели мне не хватит двух сотен, чтобы протянуть оставшиеся две недели?

– Вы его не продадите? – спросил я.

– Нет, если ты будешь выплачивать проценты или выкупишь его. – По его взгляду ясно было, что большинство посетителей так и не возвращаются сюда, чтобы выкупить свой заклад. В худшие времена я принялся бы жалеть себя за тяжелую свою жизнь. Но сейчас я лишь невольно подумал, что это, наверное, очень угнетает – смотреть, как отчаявшиеся отбросы общества приносят сюда дорогие их сердцу вещи.

– Я его выкуплю, – заявил я. – Я вернусь через две недели, так что присмотрите пока за ним.

– Как скажешь, – отозвался оценщик.

Я отдал ему рубин и заполнил какую-то бумагу, а он мне протянул наличные. И я вышел, ощущая, что с моих плеч свалилась тяжесть. Я уладил проблему. Я снова контролирую свою жизнь. Мысль о том, что рубин тети Татьяны теперь в руках оценщика, заставила меня притормозить – я почти ожидал, что сейчас она примется возражать. Но ром заставлял ее помалкивать, и я снова сказал себе, что ничего страшного не произошло.

Я не стал пытаться повторить эксперимент с крем-брюле, но по дороге домой купил булочки с шоколадом, так что к моменту прихода Сидни у меня будет, чем ее угостить. Мы можем поесть при свечах и обсудить события последних дней. Аппетитные булочки обошлись мне всего в семь долларов, так что никто не смог бы усомниться в моей финансовой ответственности.

Телефон зазвонил, когда я был уже почти у самой двери, и, к моему удивлению, на экране высветилось имя Ровены.

– Привет, прекрасный принц! Мы тут сегодня собрались компанией проведать «Спичечный коробок». Заведение для взрослых, так что можешь приводить свою вымышленную девушку.

– Сегодня я приведу ее к себе домой, для некоторого совершенно не вымышленного занятия, – заявил я. – Я не видел ее почти два дня.

– Ой-ой-ой! И как ты только выжил? Ну, если передумаешь, то ты знаешь, где мы.

Энергия бурлила во мне, и я принялся стремительно рисовать. Через некоторое время энтузиазм угас, и я решил посвятить остаток дня генеральной уборке. Меня преследовало стремление самоутвердиться в собственных глазах, а не только в глазах Сидни. Я не хотел чувствовать, что меня несет по жизни, словно щепку по водному потоку. Я хотел управлять своей жизнью и отвечать за нее. Я хотел быть достойной парой Сидни и взялся за уборку с таким рвением, какого давно… да на самом деле, никогда не испытывал, если учесть, как я ненавижу убирать. Но сегодня я воодушевился. Я был неудержим. Я даже дошел до того, что выдраил кафельный «фартук» за раковиной зубной щеткой. Меня переполняло возбуждение, и прежнее мрачное настроение исчезло… ну, по крайней мере, до тех пор, когда я не взялся вытирать пыль с комода и увидел запонки с недостающим рубином. Рука с тряпкой дрогнула, а я уставился на зияющую дыру в платиновой основе. Мне вдруг показалось, будто это дыра у меня в душе.

– Нет, – сказал я Прыгуну – он сидел на кровати, явно одуревший от моих исступленных трудов. – Он не пропал. Я верну его.

Я готов был поклясться, что до меня донесся знакомый смех тети Татьяны, и я отправился к бару, намереваясь выпить еще. Конечно, в таком случае я бы нарушил наш с Сидни договор, но обстоятельства были чрезвычайные. Я имел право на некоторые послабления, а еще я упорно боролся с последствиями духа. Ведь, правда же?

Нет. Что на меня нашло? Я сдержу слово, данное Сидни. Я не потеряю контроля над собой. Я не могу. Я пообещал ей, что буду сильным, и я не сдамся. На самом деле, чтобы доказать это себе, я ухватился за внезапно возникшую и сомнительно благородную идею: решил спустить мою коллекцию спиртного в канализацию. Одна часть меня скривилась при виде такого святотатства, а другая возгордилась. С искушением будет покончено!