Пламя и крест. Том 1

– Vestigia terrent [Следы устрашают (лат.)], – запротестовал инквизитор с улыбкой, которая даже не была наигранной, ибо он думал уже не о настоящем моменте, а о том, что произойдёт через несколько дней или недель, когда императорские войска втопчут бунт в землю.

Но, о да, это была чистая правда. Бедняки поняли, что если богатому вспороть брюхо, он тоже кричит от боли, а из живота у них вываливаются кишки, а не мешки с золотом. Убедились, что рыцари умеют на коленях молить о жизни, а у благородной дворянки между ног то же самое, что и у обычной крестьянки. И чем бы ни закончилось это восстание, они будут об этом помнить. Конечно, если вообще останется кому помнить. А Арнольд Ловефелл был уверен, что родственники перебитого рыцарства постараются, чтобы этих выживших было не слишком много.

– Она. – Он указал подбородком на девочку, которая, казалось, не слушала и не слышала их разговора. Её глаза мёртво смотрели куда-то в пустоту. – Что-нибудь говорила?

Черноволосый молча покачал головой.

– Её зовут Анна-Матильда, – объяснил он парню. – Могу я к ней подойти? – Спросил он мягким тоном.

Подросток кивком разрешил, после едва заметных колебаний, и отошёл в сторону. Инквизитор глубоко наклонившись приблизился к ребёнку. Медленно и осторожно, словно к перепуганному псу, который, испугавшись резкого движения, может прытко ускользнуть. Он сел рядом с девочкой и взял её за руку. У неё были сломанные грязные ногти и засохшая кровь на коже. Она никак не отреагировала на прикосновение Ловефелла. Инквизитор оторвал край рубашки парня, достал флягу и вылил немного воды на материю. Начал мыть руки девочки, медленно и осторожно, словно промывая от грязи гноящуюся рану.

– У прекрасной дамы должна быть красивые ручки, – произнёс он мягко. – Белые и с чистыми ногтями. Иначе как она могла бы играть с герцогиней Изабеллой? – Он вытащил из-за пазухи куклу в кремовом бальном платье. – Видишь, дитя? Это герцогиня Изабелла, которая больше всего на свете любит танцевать на императорских балах. И её можно трогать только чистыми пальцами. Хочешь поиграть с герцогиней Изабеллой?

Анна-Матильда обратила на него взгляд, и Ловефелл увидел, какие красивые и умные у неё глаза. «Как у серны», – подумал он. Она протянула руку и обхватила пальцами фигурку. Поставила её себе на другую руку и покрутила, глядя, как кружится платье. Игрушка была действительно прекрасна, сделана на заказ лучшим в этом искусстве ремесленником, который продавал свои изделия княжеским и королевским дворам. Анна-Матильда подняла куклу и со всей силы ударила её головой об бревно. В руке у девочки остался только корпус. Она подала его инквизитору.

– Уже поиграла, – сказала она и застыла так же неподвижно как и раньше. Инквизитор вынул куклу из пальцев ребёнка и, в общем, рад был одному: дочь Витлебена, видимо, была в состоянии реагировать на происходящие события и понимала, что ей говорят. Это значительно облегчало дело.

– Меня прислали друзья твоих родителей, – сказал он. – Я должен забрать тебя отсюда, Анна. В место, где ты всегда будешь в безопасности. А этот мальчик защищал тебя сегодня от плохих людей и поможет нам сбежать.

– Они вас убьют, – сказала она звонко и чётко. – Но сначала насадят вас на вертел и будут печь на костре. Как кур! – Она рассмеялась беззаботным детским смехом, который в контексте этих слов и в этой обстановке прозвучал зловеще, как смех демона.

А потом замолчала, съёжилась под штабелем дров и моментально уснула.

– Она... она что, сошла с ума, господин? – Инквизитор впервые услышал в голосе парня неуверенность.

– Не думаю, – ответил он, хотя не имел уверенности, что для всех не было бы лучше, если бы так и случилось.

Пока, однако, приходилось заняться ещё одной проблемой. Щенок без необходимости зарезал одного из крестьян, и теперь нужно было что-то делать с телом, ибо существовала вероятность, что убитый был родственником или другом кого-нибудь из мужчин, спящих у костра. И, может быть, этот друг или родич заинтересуется, почему у жертвы проколото горло.

– Неподалёку есть ручей, – сказал черноволосый, будто угадывая мысли инквизитора. – Брошу труп в кусты.

– Так и сделай, – согласился Ловефелл. – Я присмотрю за малышкой.

Парень оттащил тело в сторону, но прежде, чем двинуться дальше, остановился и стащил с мертвеца сапоги.

– Хорошая кожа, хорошие подмётки, – пояснил он, внимательно их разглядев. – Как на меня шиты.

Он ещё и тщательно обыскал одежду убитого, нашёл чётки из золота и драгоценных камней и кулон с золотым крестом.

– Если имперцы найдут у тебя драгоценности, с живого кожу сдерут, – предупредил его инквизитор.

– Вы правы, господин, но они могут вам пригодиться, чтобы подкупить этих. – Парень бросил драгоценности на колени инквизитора.

– Может, и так, – согласился с ним Ловефелл, пряча ценности за пазуху.

Он посмотрел на небо и увидел, что луна всё больше клонится к западу. До рассвета осталось недолго. Он подошёл к девочке и осторожно перевернул её, всё время чувствуя на себе взгляд парня. Ребёнок только засопел сквозь сон. Инквизитор на правой щеке Анны Матильды выписал «Pater», на левой «Filius», на шее «Spiritus Sanctus» и сосредоточенно произнёс короткую молитву. Девочка даже не шевельнулась. Если бы её телом овладел демон, он не смог бы выдержать этого ритуала, проводимого опытным в своей профессии Слугой Божьим, чьё прикосновение и молитва имели огромную силу. Демон должен был бы явить своё присутствие. Заговорить, вызвать у девочки конвульсии, заставить её бежать... Между тем, Анна-Матильда спала крепким, непробудным сном истощённого ребёнка. Ловефелл снял с плеч плащ и тщательно её укутал.

– Давай тоже немного отдохнём, – обратился он к парню. Он заметил, что черноволосый, повернувшись боком, смотрел в темноту, а на его лице появился страх. – Кто-то идёт? – Шёпотом спросил он. – Эй, я к тебе обращаюсь! – Не видя реакции, он дёрнул юношу за плечо.

Тот вздрогнул, словно вырванный из летаргии.

– Нет, господин, никого, – быстро сказал он.

Инквизитор был точно уверен, что к ним никто не приближается. Не слышал шагов или звуков разговора. Но парня что-то напугало.

– Рассказывай! – Приказал он твёрдо.

Но когда увидел его ожесточённое лицо, уже знал, что ни просьбами, ни угрозами ничего от него не добьётся. Он тихо выругался себе под нос и отпустил плечо черноволосого. Сел между стволами, прислонился к ним поудобнее, стараясь, однако, занять позицию, позволяющую в любой момент вскочить на ноги. Одним из элементов его обучения было умение спать с открытыми глазами, одновременно замечая все происходящие рядом события. Этот сон не был настолько освежающим, как обычный, но приносил некоторое расслабление и прибавлял сил. Впрочем, постороннему наблюдателю могло показаться, что инквизитор вообще не спит, а только внимательно смотрит в одну точку.

Он очнулся, когда над холмами уже поблёскивал первый ряд розовых облаков. Но не приход рассвета вырвал его из сна, а стон сидящего в нескольких шагах от него парня. Черноволосый стоял на коленях на земле, а кровь брызгала из его носа и рта. Инквизитор в первый момент подумал, что кто-то ранил его в спину, но почти сразу понял, что парень застыл в болезненном трансе. Его широко раскрытые глаза были полны страха и боли, и, казалось, смотрели в пространство, на самом деле ничего не видя. Он сжал кулаки так сильно, что кровь текла из израненных ладоней. Ловефелл по опыту знал, что, вырывая черноволосого из транса, может ему только навредить, возможно, даже убить. Поэтому он сел рядом, не обращая внимания, что пачкает кафтан кровью, и начал нежно говорить с ним, одновременно освобождая успокаивающую силу исцеляющей тело и душу молитвы. По мере того, как он говорил, мальчик, казалось, успокаивался. Он по-прежнему был погружён в боль, но инквизитор чувствовал, как отступает парализующий его страх. И, наконец, безжизненное тело упало ему в руки.