Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
Теперь он смотрел на скрытую в тени девочку и спрашивал себя, по каким причинам она так важна для Монастыря. Она казалась обычным смертельно перепуганным маленьким ребёнком. Перепуганным настолько, что сидела неподвижно и оцепенело, словно превращённая в статую, на лице которой вырезаны лишь боль, страх и отчаяние. Её личико было перепачкано, но слезы прочертили в саже светлые дорожки. Ещё недавно золотые волосы теперь напоминали снопик извалянного в пыли льна, а когда-то кремовое платье выглядело словно лохмотья нищенки. Ловефелл не чувствовал в этом ребёнке силы, которая могла бы заинтересовать монахов Амшиласа и которую они могли надеяться использовать. Но он уже слишком много лет работал на Инквизиториум, чтобы не знать, что иногда даже огромная сила может быть
Один из пьяных крестьян развязал шнур, который поддерживал его штаны, и стоял, расставив ноги, и мочился прямо в огонь и на обгорелое тело барона. Попытался попасть струёй мочи в искажённое лицо рыцаря, а когда ему это не удалось, выругался, невнятно, но замысловато. Потом повернулся в сторону кучи дров, и его мутный взгляд упал на скорчившегося в тени ребёнка.
– А, благородная сука, – зарычал он и пошатнулся.
Инквизитор понимал, что этот момент скоро настанет, что в конце концов кто-то из этой толпы заинтересуется единственной оставшейся в живых из Витлебенов. Крестьян было семеро, но он прекрасно понимал, что эти полубессознательные с перепоя оборванцы не представляют для него проблемы. У него на боку был меч, за голенищем сапога длинный корд, а в кармане плаща мешочек с шерскеном. Проблема заключалась в другом. Во-первых, эта семёрка была не единственной в округе. Поодаль горели другие костры, а между ними всё ещё бродили мятежники. Одни искали возможности выпить, другие осматривались, не удастся ли что-нибудь украсть, третьи просто проверяли, не найдутся ли где-нибудь случайно их приятели или родственники. Во-вторых, Ловефелл только потому сидел с крестьянами, чтобы использовать их на следующий день в своих целях и заставить помочь ему в выполнении миссии. У него уже был план как заставить этих людей отвести его в достаточно безопасное место, откуда уже будет близко до расположения императорских войск. В конце концов, ему ведь хватило счастья на то, что один из этих головорезов умел читать и узнал печать и подпись Хакенкройца. В связи с этим, они относились к Ловефеллу, может, и без особого уважения, но и без враждебности, скорее с чем-то вроде заинтересованности. А если бы инквизитор их убил, пришлось бы искать следующих, которые дали бы себя так же легко убедить. Конечно, спасение Анны-Матильды было приоритетом, но он надеялся, что справится с этим при помощи искусства дипломатии, а не искусства боя. Ибо пробиваться через ряды мятежных крестьян с оружием в руках с ребёнком, переброшенным через седло, не казалось ему эффективным способом выполнения миссии
Черноволосый парень с копьём в руках поднялся на ноги.
– Пошёл вон, – сказал он.
Ловефелла поразило, как спокоен был его голос. Он, казалось, принадлежит не малолетнему щенку, а взрослому, уверенному в себе мужчине. В голосе этом не было ни страха, ни гнева. Так может говорить хозяин, обращающийся к своенравному псу, которого он пока только предупреждает, но без колебаний жестоко накажет в случае неповиновения.
– Ты кого послал? – Завёлся крестьянин и сжал руки в кулаки.
Инквизитор по одному движению мышц черноволосого понял, что произойдёт дальше. Парень ловко перечеркнул ударом его лицо, после чего тупой конец копья со всей силы врезался в промежность противника. Бунтовщик со стоном втянул воздух в лёгкие и рухнул на колени, скуля от боли. И тогда черноволосый сделал то, чего Ловефелл не ожидал. Он вонзил лезвие прямо в горло врагу так, что острие копья вышло из затылка. Мужчина упал на землю, и вокруг его головы растеклась лужа крови.
– Что там? Драка, что ли? – Инквизитор заметил, что рыжебородый безносый повстанец, тот самый, который сумел прочитать письма Хакенкройца, пытается разглядеть, что происходит. К счастью, его слепил свет костра и дым, который ветер как раз нёс прямо ему в лицо.
– Да с кем тут
драться? – Спокойно ответил черноволосый. – Налакался и спит себе.– Ну, хорошо. – Рыжебородый сел на пень и присосался к бурдюку, больше не обращая на них внимания.
Ловефелл поднялся и подошёл к мальчику. Тот обратил на него холодный оценивающий взгляд.
– И вы хотите отведать того же, благородный господин? – спросил он. Он говорил правильно, без характерного для мозельских крестьян акцента.
– Cave me domino ab amico [Сохрани меня, Господи, от друзей (лат)], – сказал инквизитор, указывая движением головы на мёртвого бунтовщика.
– Fide, sed qui, vide [Доверяй, но смотри кому (лат.)], – парировал черноволосый. Ловефелл осторожно присел рядом с ним.
– Браво, браво, как приятно слышать столь изящную латынь в подобном месте. Можешь мне сказать, что ты собираешься делать с этим ребёнком?
Парень молчал, но не потому, что не хотел отвечать. Инквизитор был уверен, что его планы не простирались дальше защиты девочки здесь и сейчас и не заходили дальше, чем до рассвета.
– Что ты им скажешь, как проснутся? – Снова движением головы он указал на труп. – Что он упал на собственное копье? Наверное, даже они не настолько глупы, чтобы поверить во что-то подобное.
– Чего вы хотите, господин?
Инквизитор решил открыть карты. По опыту он знал, что такие действия приносили ожидаемую пользу в удивительно большом количестве случаев.
– Я друг её семьи. Я послан, чтобы отвезти её в безопасное место. И я собираюсь это сделать, с твоей помощью или без неё. Если с твоей помощью, то ты получишь щедрое вознаграждение. Ну, и спасёшь свою голову, а это, наверное, тоже что-нибудь для тебя значит?
– Спасу голову, – он даже не спросил, просто повторил его слова.
– Ты же знаешь, как это закончится. – Арнольд Ловефелл понизил голос. – Самые удачливые из вас будут просто повешены. Остальные будут молить о быстрой смерти.
Черноволосый кивнул, словно соглашаясь с этими предсказаниями будущего. Но инквизитор по-прежнему не мог ничего прочесть на его бесстрастном лице.
– Почему я должен вам верить?
– А у тебя есть другой выход?
– Спросите лучше, есть ли у вас другой выход, кроме как убедить меня, – ответил парень. – Вы не убьёте меня так быстро, чтобы я не успел крикнуть.
– А этот шум, конечно, поможет тебе спасти девочку? – Усмехнулся Ловефелл. Черноволосый снова кивнул.
– Вы, определённо, правы.
Он молчал довольно долго, спокойно сидел на пятках, с копьём, опёртым на бёдра. Инквизитор, однако, был уверен, что этот покой лишь кажущийся, а парень в любой момент готов к отражению атаки.
«Его, должно быть, где-то обучали», – подумал он, – «его учили сражаться. Неужели он был рыцарским сыном?» – Ловефелл слышал о том, что иногда мятежники не убивали господских детей, а позволяли им вступить в свои ряды. Может, это казалось им забавным, а может быть, в некоторых из них просыпалось минутное милосердие к поверженному врагу? Инквизитор, как бы он ни был далёк от признания людей существами, являющими собой венец природы, по опыту знал, что иногда сострадание и милосердие прорастают даже на пропитанной кровью земле.
– Что вы собираетесь делать? – Спросил наконец черноволосый.
– Я поеду с ней в сторону Шенгена, на север. Туда, где собираются императорские войска. Этих я попробую убедить, чтобы они нас сопровождали, что я знаю купца, который хорошо заплатит за маленькую девочку. Пообещаю им долю от этой торговли, а потом... У тебя здесь есть какой-нибудь знакомец или родственник? – Спросил он, не завершив предыдущего предложения.
– Как по мне, можно их всех убить. – Парень пожал плечами. – Если вы справитесь с пятью крестьянами.
– Значит, именно так и поступим, – решил инквизитор. – А ты, если дорожишь своей шкурой, не пытайся меня предать.
На черноволосого его слова, казалось, не произвели никакого впечатления. Он только в очередной раз покивал головой.
– Лезвие одинаково легко входит в горло как простолюдину, так и благородному, – сказал он, а затем в первый раз улыбнулся. – Меня тут только этому и научили, – добавил он. – И, наверное, я хорошо запомню эту науку. Exempla trahunt [Примеры увлекают (лат.)]. – Он посмотрел на дымящееся над пламенем тело барона.