Пламя над бездной (другой перевод)

«Но на такой риск ты и подписывался». Вслух Равна этого не сказала. Наверное, за нее это вымолвила Зеленожка: прошелестели ветки, и Синепанцирь снова дернулся. Мгновение Зеленожка безмолвствовала, затем что-то странное сделала с осями тележки, отлепилась от присоски и полетела, описывая плавную дугу. Колеса вращались в пустоте, пока она не перевернулась кроной вверх, заплетя опущенные ветки с ветвями Синепанциря. Они почти пять минут шелестели. Синепанцирь медленно развернул крону, расслабил веточки и погладил ими подругу.

Наконец он произнес:

– Ну что ж, хорошо… Один квест. Но запомни! Никогда больше!

Часть вторая

Глава 17

Весна, мокрая, холодная, наступала мучительно медленно. Дождь лил уже восемь дней без передышки. Йоханна мечтала о перемене погоды – любой перемене – даже возврате к зимнему мраку.

Она шлепала по раскисшему, превратившемуся в непролазную грязь мху. Была середина дня; оставалось еще часа три тусклого солнечного света. Шрамозадый утверждал, что, кабы не облачность, сегодня показалось бы прямое солнце. Иногда Йоханна начинала сомневаться, что увидит солнце снова.

Главный двор замка располагался на склоне холма. Склон покрывали горы грязи и почерневшего снега, кое-где расчищенного и сваленного к стенам деревянных построек. Летом отсюда открывался чудесный вид. Зимой полярное сияние подсвечивало снежные поля зеленью и синевой, сверкало на льду замерзшей гавани, резко очерчивало силуэты холмов на фоне небосклона. Теперь за пределами городских стен все терялось в тумане и мороси. Облака нависали над головой грязным прохудившимся потолком. Она знала, что на каменных стенах замковой куртины полагается дежурить стражникам, но в эту собачью погоду они, наверное, прячутся за смотровыми щелями. Не видно было ни единой стаи, ни единого зверя. Если сравнивать со Страумом, мир Когтей покажется безжизненным – но, во всяком случае, тут лучше, чем в Высокой Лаборатории. Высокая Лаборатория располагалась на безвоздушной глыбе и крутилась вокруг красного карлика. Мир Когтей был живой и подвижный; выпадали дни, когда он выглядел теплым и радушным, как Страум в дни каникул. Йоханна понимала, что планета эта действительно приятнее для жизни, чем большая часть миров человечества – уж точно приятнее Нюйоры и, скорее всего, не хуже Старой Земли.

Йоханна добралась наконец до своего обиталища, замерла на миг под нависавшими стенами и оглядела замковое подворье. Да, немного похоже на средневековую Нюйору, вот только в историях века принцесс и словом не упоминалась необоримая сила природы. Куда ни глянь, лил дождь. Даже холодный дождь может оказаться смертельной угрозой в отсутствие приличных технологий. Как, впрочем, и ветер. Море тут не для послеполуденных прогулок под парусом. Йоханна представила бушующие валы прибоя, которые сейчас бичует дождь… как они неустанно набегают на берег, снова и снова. Леса вокруг города тоже были опасны. Гуляй, сколько вздумается, но, если заблудишься, нет ни радиомаячков, ни обустроенных складов провизии. Потерявшись здесь, можно запросто погибнуть. Сказки Нюйоры обретали для девочки новый смысл: не требовалось чрезмерное воображение, чтобы изобрести элементалей, духов ветра, дождя и моря. Дотехнические переживания: если даже врагов у тебя нет, мир вокруг сам по себе смертоносен.

А врагов у нее хватало. Йоханна открыла дверку и протиснулась внутрь.

У огня расселась стая Когтей. Поднявшись, она помогла Йоханне сбросить куртку. Йоханна перестала пугаться острозубых пастей. Эта стая ходила у нее в повседневных помощницах; легко можно представить, что не челюсти, а руки ловко стягивают промасленную куртку за рукава и развешивают у огня.

Йоханна стянула сапоги и штаны, взяла у стаи домашнюю одежду, которую ей «подали».

– Обед. Сейчас, – сказала она стае.

– Хорошо.

Йоханна опустилась на подушку рядом с печной ямой. Когти оказались примитивнее людей Нюйоры. Мир их не был затерянной колонией, им даже по легендам не получалось ориентироваться. Дезинфекции еще предстояло войти в обиход. До Древорезчицы Когти просто выпускали из пациентов-жертв кровь… Йоханна понимала, что по меркам Когтей ее нынешнее жилье роскошно. Тщательно отполированное дерево встречалось далеко не в каждом доме. Узоры на колоннах и стенах – плод многочасовой работы.

Йоханна положила подбородок на сложенные ладони и уставилась в огонь. Она едва сознавала присутствие стаи, снующей вокруг пламени и разогревающей горшочки с едой. Эта стая почти не говорила на самношке и в проекте изучения данника, затеянном Древорезчицей, явно не участвовала. Много недель назад Шрамозадый попросил разрешения поселиться здесь – действительно, разве стоит искать лучшую учительницу? Йоханну передернуло при этом воспоминании. Она знала, что Шрамозадый – лишь один из элементов стаи, что сам убийца папы тоже мертв. Йоханна это понимала, но каждый раз при виде «Странника» ей представлялся жирный, довольный собой убийца ее отца, прячущийся за спинами трех особей поменьше. Йоханна смотрела в огонь, вспоминая, какую трепку задала Страннику в ответ на это предложение. Она совсем потеряла над собой контроль, но выходка того стоила. Ей больше никто не предлагал разделить кров с «друзьями». Большую часть вечеров девочка проводила в одиночестве. А по ночам… Ей мерещились папа с мамой, совсем близко: может, как раз снаружи, ждут, пока она их заметит. Она видела их гибель, но что-то внутри ее отказывалось с этим мириться.

Запахи стряпни развеяли привычный сон с открытыми глазами. Сегодня мясо с бобами и что-то вроде репчатого лука. Сюрприз. Пахнет вкусно; будь пища хоть немного разнообразней, Йоханне бы понравилось. Но свежих фруктов она не видела уже шестьдесят дней. Зимние блюда здесь были, мягко говоря, однообразны – солонина и овощи. Джефри бы на ее месте закатил скандал. Уже месяцы миновали с той поры, как шпионы Древорезчицы принесли весть с севера: Джефри погиб во время той атаки. Йоханна с этим свыклась – пришлось. В каком-то смысле одиночество всё… упрощало.

Стая поставила перед ней тарелку с мясом и бобами, положила рядом что-то вроде ножа. Ладно. Йоханна неловко подцепила изогнутую рукоятку, приспособленную не для пальцев, а для челюстей, и принялась за еду.

Она почти закончила трапезу, когда в дверь вежливо поскреблись. Прислуживавшая девочке стая булькнула в ответ. Гость отозвался и добавил на неплохом самношке (голосом, до жути похожим на ее собственный):

– Привет, меня зовут Грамотей. Я поговорить с тобой немножко, хорошо?

Стая-прислужница одним элементом обернулась к Йоханне, пока остальные наблюдали за дверью. Грамотей был тот, о ком она думала как о Напыщенном Клоуне. Он вместе со Странником захватил девочку в плен, но оказался так глуп, что она его почти не опасалась.

– Ладно, – сказала Йоханна, уставясь на дверь. Ее прислужница (а может, стражница) схватила челюстями арбалеты, и все пять элементов утекли по лесенке на чердак; внизу места хватало только для одной стаи.

Вместе с гостем в комнату ворвались холод и сырость. Йоханна села по другую сторону от очага, Грамотей принялся стягивать дождевики. Элементы стаи отряхивались шумно, почти как собаки, – удивительное зрелище, и лучше в это время было отойти подальше.

Наконец Грамотей неторопливо расположился вокруг печной ямы. Под дождевиками у него были куртки с обычными пристежками, плечи и ляжки оставались голыми. Грамотей, кстати, еще и подбивал куртки над плечами, чтобы казаться плотнее. Одним элементом он принюхался к тарелке, остальными головами озирался туда-сюда, не глядя, однако, прямо на девочку.

Йоханна опустила на стаю нацеленный взгляд. Ей все еще доставлял неудобства разговор со многими мордами; обычно она выбирала ближайшего элемента и обращалась к нему.