План "Б"
Шрифт:
— Синяя энергия позволяет решать самые сложные задачи. Но только собственные. Если твоя цель не истинна, если она навязана внешним миром, синий цвет не будет ее реализовывать, и не даст осуществить задуманное.
— Что значит: не даст? А мы его приказом по партии к ногтю. Где у нас сила воля обитает? — хмыкнула Тата.
— Не превращай себя в поле боя. Твоя задача научиться жить в мире. Тогда ты сможешь подняться по этой лестнице сначала к себе настоящей. Потом к себе всемогущей.
— Здорово!
— У нас осталась фиолетовая ступенька. Поднимись
— Ой, бабушка, а здесь я ничего вообще не чувствую. Только макушка немного зудит.
— Потому что здесь обитает связь с Космосом и энергоинформационным полем Земли. С Дальним Никуда, как назвали колдуньи в старину эту загадочную область. Энергия фиолетового цвета дарит мудрость, широту взглядов, духовность. Но эту энергию так просто не ощутишь. Слишком уж она высокого порядка.
Тата с любопытством огляделась. С высоты фиолетовой ступеньки мир должен был лечь к ее ногам. Однако, ничего подобного не произошло. Взгляд упирался в туман.
— Ты здесь на экскурсии, — пояснила бабушка, — и видишь лишь то, что соответствует твоим возможностям.
— Жаль.
— Всему свое время.
— И ладно. Что дальше?
— Сейчас мы отправимся в Высшую Канцелярию — инстанцию, ведающую чудесами и кудесниками.
Туман сменился бесконечным коридором.
— В Высшую Канцелярию может обратиться за помощью любой чародей, без различия ранга и сословия. Если, конечно, повод заслуживает внимания. В противном случае, можно и схлопотать.
Одна из дверей неожиданно распахнулась, явив женоподобного типа бухгалтерского вида с толстой книгой в руках.
— Ты, что ль новенькая? — рявкнул он. — Распишись.
Тата с удивлением воззрилась на бабушку. Надо? Та кивнула поспешно.
Едва росчерк занял нужное место, тип, довольно хрюкнув, исчез. Из-за двери донеслось:
— Поздравляю. Зачислены в штат.
Тата недоуменно пожала плечами.
— И здесь писанина.
— Ничего не поделаешь. Бюрократия есть везде. Теперь приготовься. Тебя ждет сюрприз…
То, что Тата увидела, очень походило на сентиментальный пейзаж со старинных открыток. На фоне лазоревого неба в зефирных белых облаках, на ядрено-зеленой лужайке, рядом с прянично нарядным домиком у истошно-голубого озерка пасли стадо отборных толстушек-телочек симпатичные пастушка и пастушок, похожие на фарфоровые статуэтки из семейного серванта.
— Это что еще за пастораль?
— Твоя душа, — ответила бабушка.
— Что?
У Таты от обиды перехватило дыхание. Какая банальщина.
— Не огорчайся. Почти у всех твоих ровесников похожая ситуация. Тех, во всяком случае, кому выпали благополучные детство и юность. Однако так будет до поры до времени. Жизнь преподнесет тебе уроки, расплатиться за которые придется своими иллюзиями.
— Иллюзии — это коровки?
— Да. Большинство придется принести в жертву. Видишь камень у реки? Это алтарь жизненной правды. Там ты собственноручно перережешь каждому животному горло. Умоешься кровью, спалишь кости и развеешь прах по ветру.
— Нет, нет, — с трудом выговорила Тата. — Нет!
— Не
захочешь мараться в крови — превратишься в цепного пса и будешь стеречь-охранять своих телушек днем и ночью. Одна, в озлоблении и непреходящей обиде на человечество, не пожелавшее быть идеальным.— Почему одна?
— Люди — разные, у каждого своя пастораль в душе и каждый норовит чужую на свой лад перекроить. Коровки таких трансформаций не выдерживают и мрут. Те же, кто коровок ставит выше отношений, выше дружбы и любви живут в вакууме, в изоляции, никого к себе не подпуская.
— И что?
— Ничего. Люди разные и разные пути выбирают. Но от жизни нет лекарств. Толстушки белобокие и пятнистые со временем все равно сдохнут. Когда траву истопчут, загадят лужок, озерцо перемутят, тогда от голода отдадут Богу души.
— Все поголовно?
— Это уж как кому повезет.
— Значит, сохранить душу ясной, как на это картинке, у меня не получится?
— Нет.
— Коровки такие милые. Жаль их убивать.
— Сначала жалко, потом привыкнешь. Забудешь со временем, как кого и звали. Но ты не переживай. Свято место пусто не бывает. Взамен прежних иллюзий возникнут новые. И все вернется на круги своя.
— А твоя душа какая? — спросила Тата и увидела…картину торжественную и печальную. Равнинная, высушенная тяжким зноем, долина резко переходила в невысокие, но крутые горы. Провалы пропадали в тоске глубин, вершины терялись в одиночестве выси. В тенистом уголке у подножия склона расположились, заботливо огороженные от знойного ветра и колючих наносных песков, аккуратные цветник и огород.
Что означают красивые, ухоженные немногие цветы Тата догадалась без труда. Так бабушка охраняла своих любимых: дочку и внучку. А вот что символизировали овощи, растущие на огороде, было не понятно.
— Сама, как думаешь?
Тата собралась сказать «не знаю» и вдруг догадалась. Это были люди из ближнего круга, те на которых бабушка тоже тратила свои душевные силы. Папа был топинамбуром. Земляной грушей. Полезной, но необязательной. Вадим — морковкой. Другие овощи Тата не опознала. Рос в одном из квадратиков укроп, как сорная трава, раскидисто и дико, в другом — упругим красным боком отсвечивал помидор, рядом — фиолетовый баклажан.
— Что там?
За оградкой, у склона другой горы разместился маленький погост. С десяток могилок, украшенных фотографиями. Тата подошла ближе. Дедушка. Тетя Ира — бабушкина сестра. Светлана — мамина сестра.
— Что ж ты, бабуля, не спасла их? — спросила Тата.
— Над жизнью и смертью людскими властен только Бог. Наше колдовство против Его решений бессильно.
Бабушкины родители. Мужчина с усами и сероглазая милая женщина. Тетушки, дядюшки. Надписи кое-где стерлись, а лица видны отчетливо. Улыбки, блеск в глазах, молодость. Бабушка хотела помнить всех красивыми. И помнила.
— Довольно, девочка. Пойдем.
Тата обвела равнину прощальным взглядом — неужели и у нее в шестьдесят лет так будет — и зябко передернув плечами, согласно кивнула: пойдем.